К читателям,
В прошлой части этой серии я обещал читателям написать об опыте Романа Абрамовича в строительстве апартотелей из резиденций Президента РФ. Извиняюсь, но в этой главе до этого я не дошел. Будет в следующей. Извините за задержку.
А пока…
1
В круге третьем (возвращение): менты и их «отростки»
Когда Родин и Батьков в очередной раз вернулись из Сочи, то мне рассказали, что Штанько от сочинских ментов и налоговиков отбился, и дело закрыто. Штанько, сказали они, заплатил сочинским ментам и налоговикам три миллиона рублей, и они от него отстали. Сыграли свою роль и чиновники Управделами Президента, которые объяснили ментам, что Кремль претензий к Штанько не имел, а конфликт был между московским генподрядчиком и сочинским плавотрядом. Поэтому ментам следует скандал загасить, держаться подальше и удовлетвориться малым.
– Что будем делать? – спросили меня Родин и Батьков. – Можно по линии Департамента собственной безопасности МВД наехать на сочинских ментов. Тогда Штанько и Белявского могут додавить. И сочинским ментам тоже вклеют.
Через ДСБ действительно додавить ситуацию можно было, хотя стопроцентной гарантии, что ДСБ доведет дело до конца и московские менты не «удовлетворятся малым», не было. Штанько могли ошкурить еще раз и на этом остановиться. Однако, шанс додавить Штанько был. Выход на ДСБ МВД у меня был не только через Родина, но и более прямой, в том числе на тогдашнее руководство ДСБ.
В 1994-95 годах МВД, в том числе ДСБ, сырали на моей стороне в конфликте филиала американской корпорации «Йорк Интернэшнл» с первыми тремя руководителями ФСО. Тогда при выполнении работ на Большом Кремлевском Дворце пропало несколько миллионов долларов, и руководители ФСО по дурости решили, что американская корпорация может это прикрыть. Я тогда уперся, и конфликт был очень жестким. Мне удалось сделать так, что и ФСБ, и МВД играли на моей стороне, и мне удалось продержаться, пока «Йорк Корпорейшн» через спецслужбы США не отыскал, куда эти дураки дели деньги. Деньги оказались спрятаны в Испании, и трем главным руководителям ФСО не осталось ничего, как отстать от меня и дать мне работать в Кремле спокойно несколько лет. (Тот, кто хочет прочитать эту историю, может пройти по этой ссылке и прочитать несколько эпизодов в серии «Конец эпохи «кошельков» и Березовского», которую я опубликовал на своем сайте в 2012 году – https://valerymorozov.com/news/767 ).
Однако, вернемся к истории объектов в Сочи и Геленджике…
Многие так бы и сделали, как предлагали мне Родин и Батьков: задействовали бы ДСБ и наехали на сочинских ментов, а заодно и опять на Штанько. Более того, если не надавить, то такие, как Штанько, могут расценять это как слабость, а то, что сами выкрутились, как свою силу. И опять возникнет риск конфликта со Штанько.
Но я хотел продолжать работать на объектах Управления делами Президента, а там наезжать на заказчика и его субподрядчиков было возможно, только если ты имел очень вескую причину или крышу как минимум на уровне Чауса или заместителя управляющего делами Президента. В противном случае, даже если заказчик позволит довести объект до конца, нового контракта ты не получишь. У Чауса смотрящим был Лещевский, а дела во ФГУП «ДСР» контролировал Ольшевский, и оба они были связаны со Штанько. А иметь крышу даже в лице Чауса или Малюшина я не хотел. К этому времени я уже пятнадцать лет работал на объектах ФСО, УДП РФ, Правительства и обходился без крыш, хотя попадал в серьезные конфликты уже трижды.
Был еще один важный момент. Каждый должен заниматься своим делом. Строитель должен строить объекты, а не давить криминал и связанных с ним чиновников, или государственных заказчиков и связанные с ними криминальные структуры. Если, даже имея возможности, увлечься этим, то ничего хорошего не выйдет. Из строителя ты быстро превратишься в разборщика, а затем в решальщика, то есть в свою противоположность. Диалектику еще никто не отменил.
Реперная точка 6: В этом проблема российского бизнеса: защищая свое дело, ты превращаешься в отросток правоохранительных органов или бандита, или в «кошелек» коррумпированного чиновника. Отростком правоохранительных органов, при существующем уровне их коррумпированности, тоже долго быть нельзя. Так или иначе, но ты встраиваешься в их систему, и система поглощает тебя.
Мне нужно было в очередной раз выбирать: заниматься разборками и давить, или останавливаться и заниматься своим делом, строить, пытаясь пройти по лезвию.
– Нет,- сказал я. – Это уже не наше дело. Мы Штанько и Белявскому дали по рукам. Нам дальше работать надо, а не разборками в МВД заниматься. Информацию скиньте в ДСБ, но просить ничего не надо. Пусть решают сами.
2
В круге пятом: суды и судьбы пирамиды
В исковом заявлении, которое «Москонверспром» подал в Арбитражный суд, мы представили заключение экспертов, признавших блоки, установленные «Спецморстроем» для удлинения бун на пляже санатория «Сочи» УДП РФ, старыми, поверхность поврежденной, а их бетон не соответствующим стандартам качества. В иске мы также потребовали расторжения контракта и демонтажа блоков за счет «Спецморстроя». Суд назначил судебную экспертизу, которая подтвердила выводы приглашенных нами экспертов.
О результатах судебной экспертизы я сообщил в письме Лщевскому и Смирнову. В письме я также информировал их о расторжении контракта со «Спецморстроем».
Получив мое письмо, Лещевский созвал совещание, на которое вызвал из Сочи Штанько и Белявского. В совещании участвовали со стороны УДП РФ Лещевский, Смирнов, Ольшевский и сметчицы Цыбизова и Аверьянова, а со стороны «Москонверспрома» участвовали я, моя жена Ирина, которая тогда была коммерческим директором «Москонверспрома», и Лидия Павловна Глухова, начальник юридического отдела. Иногда, при обсуждении актов, мы вызывали на совещание Васильеву, которая в «Москонверспроме» отвечала за связь со сметчицами УДП РФ. Весь тот день она просидела в сметном отделе УДП РФ, где готовили акты выполненных работ, которые надо было подписать мне и Белявскому. Сметчица ГУКС приносила варианты в кабинет Лещевского, где проходило совещание, а затем уходила готовить новые в соответствии с тем, как менялись позиции сторон.
Штанько уже отошел от шока, в котором пребывал на прошлом совещании. Он уже не показывал мне, что готов при моем малейшем намеке пасть на колени. Он сидел больной, сумрачный, красный, смотрел на стол и пытался огрызаться.
Штанько хотел получить деньги и за блоки, и за работы, которые не выполнял, включая обследование морского дна у санатория «Сочи» и работу водолазов при выемке грунта для установки оснований бун.
Я настаивал на разрыве контракта со «Спецморстроем», демонтаже блоков за счет «Спецморстроя», выставление штрафных санкций за срыв контракта. Оплату невыполненных работ я вообще не хотел обсуждать.
Заказчики, — Лещевский от УДП РФ, как государственный заказчик, и Смирнов с Ольшевским от ФГУП «ДСР», как технические заказчики, — пытались найти «компромисс», который состоял в том, что «Москонверспром» и «Спецморстрой» должны были подписать мировое соглашение и прекратить судебное разбирательство по нашему иску. Было ясно, что, имея на руках заключения двух экспертиз, судья вынесет решение в нашу пользу.
Тогда, в 2007 году, Арбитражный суд еще не был полностью подконтролен Управделами президента, хотя попытки подчинить суд кремлевскими чиновниками уже делались. Активно начались эти попытки еще в 2004 году, когда я, впервые в истории кремлевских хозяйственных структур, пошел с иском в суд на Государственный Кремлевский Дворец, и суд вынес решение в пользу «Москонвеспрома». Это был не только первый иск в истории Кремля, но и первое поражение в суде кремлевской структуры. Мне это тогда сошло с рук, потому что я получил «разрешение» на подачу иска в Арбитражный суд к ГКД у Чауса, начальника ГУКС УДП РФ, который за это потребовал от меня, чтобы я забрал из Прокуратуры свое заявление на генерального директора ГКД Шаболтая и завершил работы по «Особой зоне Президента» в Кремле, несмотря на то, что Шаболтай работы не оплачивал. (Иск и решение суда можно прочитать здесь https://valerymorozov.com/documents ).
Это поражение в суде вызвало шок в Кремле, который вылился в решение о тихом «реформировании» судебных органов. «Реформа» свелась к тому, что Управление делами Президента взяло на себя обеспечение квартирами, дачами, лечением и другими благами председателей и заместителей председателей арбитражных судов. Это означало, что назначения на новую должность судей высших категорий арбитражных судов, а также при получении ими новых квартир или дач должны были визироваться управляющим делами Президента РФ. А то вдруг судьи что-то натворили с собственностью Президента… Это поставило судей под контроль кремлевских чиновников.
Более того, к концу 2000-х среди судей не осталось никого с советского времени, то есть не осталось тех, у кого были старые принципы, презрение к новому режиму и коммунистические убеждения… Теперь даже лучшие из судей стали лишь назначенцами кремлевских чиновников.
Реперная точка 7: В России создана система, где чиновники в Кремле могут в рабочем порядке отбирать, выдвигать и влиять на подбор судей и их решения. Эта функция чиновников закреплена порядком и правилами функционирования системы. Таким образом, власть чиновников распространяется на ту часть политической системы, которая обязана, по всем международным и политическим нормам, быть независимой. Коррупция чиновников передается судебной системе в автоматическом режиме.
Но во время моего конфликта со Штанько и УДП РФ летом 2007 года чиновники уровня Лещевского, не задействуя своих начальников в лице Кожина, не могли решить дело в интересах своего подрядчика, а поражение «Спецморстроя» в суде могло привести не только к финансовым и репутационным потерям «Спецморстроя» и Штанько, но и к проблемам для Лещевского и Ольшевского.
Кроме этого, я понимал, что они защищали Штанько не только потому, что тот платил откаты. Их связывало еще что-то. Во всяком случае, Лещевского.
3
В круге шестом: югославы и Счетная Палата РФ
Югославские фирмы работали в Сочи еще при Советской власти. Тот же туристический комплекс «Дагомыс», который теперь принадлежит УДП РФ, был построен югославами. После развала СССР и распада Югославии, югославские компании не распались вместе со своей страной. Они перерегистрировались и начали работать в России, используя свои связи с бывшими советскими, партийными и государственными чиновниками, устанавливая связи с новыми поколениями чиновников, предоставляя услуги не только по проектированию и строительству, но и по созданию коррупционных схем, в том числе по обналичке крупных сумм денег и выводу денег за рубеж, используя югославские каналы.
Это создало тесную связь между «югославскими» компаниями, коррумпированными чиновниками и криминальным миром. В Сочи открыто говорили, что югославские компании там работали «под мафией». Следовательно, у Лещевского и Штанько были общие «друзья», которые в сложившейся в санатории «Сочи» ситуации могли встать на защиту Штанько, и «попросить» Лещевского урегулировать вопрос в пользу Штанько.
Более того, по информации, которую я получил от источников в МВД, Лещевский сам был связан с криминалом, причем криминалом чеченским. В начале 90-х годов Лещевский проходил в архивах МВД как контакт чеченских террористов, а также кланов, участвовавших в боевых действиях против российских войск. В записных книжках террористов из клана, например, Малсаговых (или Малцаговых, братья Али, Арби, Тимур), и клана Айгишева Шамиля, убитых или захваченных российскими спецслужбами, были контактные телефоны и адреса Лещевского. Таким образом, информация о связях Лещевского с чеченскими боевиками попала в архив МВД, который составляли, в основном, фиксируя информацию, найденную в записных книжках убитых или захваченных боевиков и террористов.
Тогда, в 2007 году, я особого значения этой информации не придавал, но в 2010 и 2011 годах я вернулся к этой информации и посмотрел на нее с другой точки зрения. В те годы я сумел добиться возбуждения уголовного дела в отношении Лещевского. На допрос и очную ставку в Следственный комитет он пришел с адвокатом Арсамирзаевым, чеченцем. Проверяя тогда информацию по связям Арсамирзаева и Лещевского я обнаружил интересный факт: объекты, которые контролировали родственники Арсамирзаева, строили или реконструировали югославские компании, подконтрольные Лещевскому.
Когда же в сентябре 2013 года был арестован Александр Михайлик, начальник Департамента Счетной Палаты, курировавший объекты УДП РФ в Сочи, а также все олимпийский объекты (см. https://valerymorozov.com/news/1894 , https://valerymorozov.com/news/1899 , https://valerymorozov.com/news/1902 ), его стали защищать тоже чеченские адвокаты Мами Сатуев и Мурад Мусаев, и дело стало представляться в новом свете.
Я обратил внимание на странные совпадения, которые добавили спектра (никакого отношения к «Спектру» Флеминга и романам о Бонде — ВМ) в историю УДП РФ 2000-х годов: ответственных сотрудников Управления делами Президента и Счетной палаты РФ, которые контролировали финансовые потоки по одним и тем же программам, в частности, по объектам УДП РФ на Черноморском побережье, а затем Олимпиады в Сочи, защищала одна и та же группа адвокатов: адвокаты чеченцы, которые вышли из одного «гнезда» – адвокатской конторы «Добровинский и партнеры», а также из одного «племени»: они сами или их родители были выходцами из МВД.
4
«Ты, блядь, в разум войди!»
Но тогда, летом и осенью 2007 года, все это было в будущем. Тогда Лещевский пытался добиться компромисса, но Штанько уже отбился от сочинских ментов и посчитал, что отбился от нас. Он видел и чувствовал поддержку Лещевского и Ольшевского, а также сметчиц УДП РФ, которые в те года летом отдыхали в приватизированном Штанько доме отдыха в Адлере, Сочи. Он имел информацию, в том числе внутреннюю, о настроениях в УДП, об отношении чиновников ко мне, и он начал занимать более жесткую позицию, отказываясь идти даже на компромисс, который предлагал Лещевский.
– Какая разница, выполняли мы работы водолазами или нет? Это экономия подрядчика, — заявил он.- Деньги есть? Есть! Заплатите, а как мы реально выполнили работы, это наше дело. Если вы принимаете работы, если вы продолжаете их, то надо платить!
Лидия Павловна Глухова, начальник юридического отдела «Москонверспрома», до выхода на пенсию была следователем по особо важным делам Прокуратуры, помощником Прокурора Московской области. Ее последнее дело, которое она расследовала, было убийство чеченского миллиардера Бажаева и основателя «Совершенно Секретно» Артема Боровика, которые погибли в авиакатастрофе. Глухова представляла гремучую смесь: преданная коммунистка, истово верующая православная и следователь прокуратуры. Она сидела за столом для совещаний в кабинете Лещевского, в основном молчала, иногда делая замечания, которые давали юридическую оценку ситуации и отдельным позициям.
– А чем закончится суд, мы еще посмотрим, — сказал Штанько.
– Посмотрите,- согласился я,- но суд в Москве, а не в Сочи.
– Если материалы, представленные нами в суд, а также заключение судебной экспертизы направить в московскую прокуратуру, то по этим документам можно будет возбудить уголовное дело,- сказала Глухова, словно давая справку. – Оснований для возбуждения уголовного дела достаточно.
– Ёп твою мать! Ты что, ни х…я не понимаешь?! – не выдержав, заорал Лещевский на Штанько.- Борис Николаевич, ты, блядь, в разум войди! Тебе дело грозит! А ты тут об экономии подрядчика… Надо компромисс находить! Палыч к компромиссу готов,- указал на меня, пытаясь успокоиться, Лещевский.
Я пожал плечами. Компромисс находить нужно было. Один раз, в 2005 году, я уже написал заявление в прокуратуру. Об этом помнили и Кожин, и Шаболтай, и Чаус, и Лещевский. И я понимал, что второе письмо в прокуратуру мне не простят, а они понимали, что я могу такое письмо написать. Лещевский понимал, что Кожин будет взбешен, если в его хозяйство опять придет прокурор или следователь.
В итоге, решение было принято. «Спецморстрой» лишался контракта и уходил с объекта. Блоки ему оплачивали, но «Москонверспром» лечил эти блоки, делал проектное решение, которое позволяло построить буны с необходимым качеством: сбивал верхнюю поврежденную часть, выполнял дополнительное армирование и заливку бетоном повышенной прочности и так далее. Все эти работы нам оплачивались.
Меня это устраивало, прежде всего, потому, что и в моих письмах в «Спецморстрой», в УДП РФ, ФГУП «ДСР», в судебном иске, протоколе совещания у Лещевского и мировом соглашении, которое мы подписали с Белявским, позиция «Москонверспрома» была обозначена четко. Как и позиция УДП РФ. Никаких претензий ко мне не могло быть. Втянуть меня в дела, за которыми мог бы последовать шантаж и подчинение Лещевскому, не удалось.
От Штанько я также избавлялся. К этому времени в Сочи мы уже открыли свое подразделение – СМУ «Москонверспром-ЮГ», которое не только производило бетон в Сочи, но и набрало квалифицированные бригады арматурщиков и бетонщиков. В санаторий уже прибыл Гаврилыч и взял руководство стройки на себя.
Когда «компромисс» был достигнут, Лещевский вышел из кабинета. Сметчицы УДП РФ, Глухова и Васильева тоже направились в сметный отдел готовить текст мирного соглашения и протокол совещания. Остальные остались в кабинете, ожидая возвращения Лещевского и документы. Молчали. Мне не хотелось сидеть со Штанько и Белявским в одном кабинете и молчать, разглядывая стены, и я тоже вышел в коридор.
По длинному пустому коридору из туалета возвращался Лещевский. Он расслабился впервые за вечер и еле шел, его фигура как-то расплылась и скособочилась. Он поравнялся со мной.
— Палыч, ты видишь, с какими мудаками приходится работать!- сказал он, вздохнув.
Я пожал плечами. В создании системы, где приходится работать «с мудаками», активно участвовал именно он.
— Мне тоже,- сказал я.
Лещевский кивнул.
— Ты Каминского уволь. Твой Петрович все акты подписал, — сказал Лещевский. – Если бы он не подписал, Штанько бы ничего не мог потребовать. Каминского уволь.
— Каминский ничего подписывать не имеет права. Я уже говорил об этом не раз, — сказал я. – С Каминским я разберусь.
Лещевский одиноко пошел по коридору в свой кабинет, а я подумал, почему это он вдруг стал так активно советовать мне немедленно уволить Каминского…
Через два года, в 2009 году, Лещевский, в том же длинном и пустом коридоре, встретится с Лидией Павловной Глуховой. Он уже будет знать о моем заявлении в ДЭБ МВД, о проведенной в отношении его спецоперации, об оперативном эксперименте, когда я, под запись и в присутствии оперативников, передавал ему деньги, которые он с меня требовал. Он уже будет знать, что его должны были задержать с деньгами на выходе из ресторана «Сливовица» на Ильинке, и не задержали, потому что решили ошкурить. И он будет знать, во сколько ему обошлось закрытие дела, потому что эти деньги он уже заплатит. И он уже будет знать, что перед оперативным экспериментом, вместе со мною, в комнате, где собрались оперативники ДЭБ МВД и следователи СК МВД, чтобы обсудить детали операции, присутствовала Глухова. Он наивно считал, что именно она, бывший следователь и прокурор, сыграла главную роль в том, что я в мае 2009 года пошел на открытый конфликт с УДП РФ.
Лещевский сначала прошел мимо Глуховой. Но потом остановился, обернулся и посмотрел ей в след. Лидия Павловна его взгляд, полный ненависти, почувствовала и тоже остановилась, и повернулась к Лещевскому. Так они стояли, смотря друг на друга. Стояли долго, одни в длинном коридоре. А потом Лидия Павловна Лещевского перекрестила…
– Я взяла и перекрестила его,- рассказывала она, смеясь, когда вернулась в офис.- Он испугался, так… со страхом на меня посмотрел, и убежал. Так быстро-быстро побежал по коридору в свой кабинет.
И Лидия Павловна гордо и радостно замолчала, смотря на нас, будто она совершила религиозный подвиг…
(Продолжение следует)
