Сейчас в СМИ есть две версии истории задержания начальника департамента Счетной Палаты РФ Александра Михайлика. Он был задержан 25 сентября в Москве при получении взятки в размере 3 миллионов рублей от члена Совета Федерации РФ Александра Коровникова.
Версия 1 (версия ГУЭБ и ПК): Несколько месяцев назад полицейские задержали группу мошенников. В ходе следствия выяснилось, что один из задержанных, директор ООО «Лаардис» Ребров, имеет контакт с еще одной группой мошенников, в которую входит бывший член экспертного совета Счетной Палаты. Фамилия у этого «бывшего» оказалась многообещающая – Закусило. Ребров, «по совету друзей», предложил Закусило организовать за взятку проверку Счетной Палатой ФГУП «Спорт-инжиниринг». Закусило закусил и потребовал взятку в размере 12,5 млн. рублей. Часть этих денег он оставлял себе, часть отдавал посреднику, сенатору от Новгородской области Коровникову, часть предназначалась для директора департамента Счетной Палаты Михайлика, который непосредственно курировал спорт, науку, образование и СМИ.
Деньги МВД пошли от Реброва к Михайлику, под контролем оперативников. Сначала был задержан Закусило, который согласился участвовать в оперативном эксперименте. Потом был задержан сенатор Коровников, бывший полковник спецслужб, который тоже сразу согласился участвовать в оперативном эксперименте. Потом, при передаче денег Коровниковым, был задержан и Михайлик.
Жена Михайлика, также сотрудница Счетной палаты, которая жила вместе с мужем, но официально была с ним в разводе, а все их имущество было записано именно на нее, узнав о задержании мужа, покончила жизнь самоубийством. В квартире она была одна, так как сын, тоже инспектор Счетной палаты, но уже по вопросам приватизации госсобственности, вместе с адвокатом в это время поехал встретиться с отцом и узнать о происходящем, а охранник и помощница по хозяйству отсутствовали. Тело было обнаружено водителем, который открыл дверь квартиры своим ключом.
Подробно об этой версии, в том числе о ее несостоятельности, читайте в https://valerymorozov.com/news/1894
Версия 2 (версия адвокатов и СМИ, которые презентуют эту версию):
Спецслужбы попытались провести спецоперацию, целью которой было руководство Счетной Палаты, прежде всего аудитор Сергей Агапцов, курировавший тот же «золотой» комплекс: спорт (Олимпиаду, чемпионат мира по футболу), науку (Сколково, РАН, Роснано), СМИ, образование.
С этой целью, оперативники планировали завербовать и использовать для оперативного эксперимента прямого подчиненного Агапцова, начальника департамента Михайлика. Для этого, через Реброва они вышли на Закусило, потом на Коровникова, а через него на Михайлика.
Коровников, по мнению адвокатов, воспользовался тем, что Михайлик просил у того 3 миллиона рублей в долг. Этих денег, якобы, Михайцлику не хватало для покупки новой квартиры, которую просила жена. Коровников во время оперативного эксперимента и передачи денег, сумел представить в разговоре, что это деньги за проверку «Спорт-инжиниринг». Задержав Михайлика, полицейские попытались уговорить его участвовать в спецоперации против Агапцова и передать тому взятку под контролем оперативников.
Однако, здесь операция пошла «под откос»: Михайлик отказался «занести» Агапцову, а жена Михайлика покончила с собой. Более того, один из оперативников, под запись, рассказал адвокатам об операции. Адвокаты дали информацию в СМИ. Наиболее подробное изложение версии можно найти в «Известиях» http://izvestia.ru/news/558285 .
В этой версии тоже есть существенные нестыковки. И она вызывает вопросы, от ответов на которые зависит слишком многое, в том числе, и ее достоверность.
Первая группа вопросов.
Почему из всех сотрудников Счетной Палаты были выбраны именно Михайлик и Агапцов?
Агапцов – один из немногих аудиторов старого состава, кто остался аудитором Счетной Палаты после смены руководства СП и прихода команды Голиковой, то есть Кремль Агапцов устраивал. Переназначиться он мог только, пройдя согласования, в том числе и в спецслужбах, Администрации Президента и Управлении делами Президента. Если в Кремле и на Лубянке его хотели «утопить» или «слить», то зачем нужно было его переназначать? Легче было «уйти его» со Степашиным, а потом, получив доступ ко всем архивам и бывшим сотрудникам, собрать на него недостающий компромат, а потом решать, что с ним делать.
При Голиковой направление деятельности Агапцова сменилось. Он больше не занимается ни Олимпиадой, ни Сколково, ни РАН, ни СМИ, ни другими программами, которыми он занимался многие годы вместе с Михайликом, который, по некоторым сведениям, тоже должен был остаться в СП.
Более того, они во время «пересменки» ничего не решали и действий не предпринимали. В течение пары месяцев они были «хромые утки СП». Те, кто хотел их убрать из Сочи или стройплощадок стадионов для чемпионата мира по футболу, могли считать, что дело сделано. Зачем надо было именно в этот момент «заваривать кашу»?
Решение о спецоперации в отношении аудитора (ранг министра России) и начальника департамента, генерала, который проверял самые денежные, престижные для Кремля и болезненные программы, могли принять только руководители спецслужб, по согласованию с Кремлем. Тогда зачем эту операцию надо было проводить в «пересменку», выходить на руководство спецслужб, страны, согласовывать и объяснять причины и цели операции, когда Агапцов и Михайлик уже ушли с объектов?
Вторая группа вопросов
Счетная Палата, в которой работал Михайлик, и, например, ГК «Олимпстрой», который проверял Михайлик, как и другие подобные корпорации и структуры, курирует ФСБ. В них достаточно прикрепленных офицеров и разветвленная сеть агентов, чтобы иметь всю необходимую информацию, в том числе, кто, как и кого проверяет, покрывает, прикрывает, а также о том, кто, через кого и сколько ворует.
В «Олимпстрое» такая система была создана изначально. Надо сказать, что в 2009 — 2010 гг. в моем конфликте с коррупционными группами «Олимпстроя» служба безопасности корпорации долгое время занимала позицию, которая давала мне возможность работать и бороться. Конфликт был открытый, и это заставляло СБ почти открыто следить за ситуацией, что, в свою очередь, ограничивало возможность коррупционного давления на меня, исключая некоторое время криминальный беспредел. Однажды я спросил, почему имея такой огромный пласт информации, доказательств преступной деятельности, коррупции в «Олимпстрое», спецслужбы и прокуратура практически бездействуют? Ответ был такой: «Есть политическое решение никого не трогать до конца Олимпиады. Пройдет Олимпиада, и всех пересажают».
Другими словами, в этих структурах все есть на всех, но нет политического решения реализовать информацию. Однако, по Михайлику такое решение было принято. Тогда почему против него не была использована уже собранная агентами и офицерами ФСБ информация? Зачем нужно было начинать издалека: от какого-то мелкого агента Реброва, через какого-то Закусило, вербовать сенатора Коровникова и так далее? Это все равно, что отправиться от дома Михайлика на Садово-Кудринской до Тишинки через Домодедово! Зачем нужна эта «загогулина», которая создает угрозу всей операции, потому что нельзя исключить, что кто-то не сработает, кто-то провалится, кто-то откажется, а кто-то и покончит с собой?
Тем не менее, оперативники пошли длинным путем. Почему?
Третья группа вопросов
Рассказ адвоката, в том числе об имеющемся интервью оперативника, даже учитывая естественное желание адвоката представить Михайлика почти невинной жертвой спецоперации, при подробном анализе также вызывает больше вопросов, чем дает ответов.
Какую квартиру хотел Михайлик купить в качестве «подарка» своей жене, если они проживали на Садово-Кудринской, где за 3 млн. рублей, которые Михайлик, якобы, просил у Коровникова взаймы, и за которые его взяли оперативники, не купишь и 10 квадратных метров жилплощади?
Почему друг Коровников передавал другу Михайлику деньги не в квартире, а «около дома», где-то в кафе или ресторане? Почему Михайлик не пригласил Коровникова домой, если просил у него взаймы по просьбе жены? Почему надо было «выходить из дома на полчаса»?
Это что за бред рассказывает «оперативник»: «Коровников отсчитал от 5 млн 2 млн, оставив их у себя, а 3 млн отдал Михайлику…»? Они что, сидели в ресторане или кафе, при людях, и «отсчитывали» 2 миллиона рублей? Или они, два друга, один — полковник, другой — генерал, оба из спецслужб, один – российский сенатор, а другой — директор департамента министерства (по рангу), стояли, как шпана, в подворотне и «отсчитывали» 2 миллиона? Как это могло выглядеть в реальности? И все это происходило рядом с домом Михайлика, где все это можно было сделать спокойно, за стаканом виски или бокалом коньяка?
Почему основной, ключевой свидетель, Коровников, от показаний которого все зависит, в том числе легенда, что Михайлик «просил деньги в займы», сразу же предстает в рассказе оперативника ненадежным свидетелем: «Бухарик конченый, — характеризует Коровникова человек на записи. — Все плевались от того, как быстро он сдался». «Оперативник» сразу же начинает сдавать и Коровникова, и своих коллег. Создается впечатление, что «оперативник» не только пытается подтвердить легенду защиты, но и активно давит на свидетеля, пытаясь его очернить, поставить под сомнение его будущие показания или подготовить его отказ от тех показаний, которые тот уже дал.
Об оперативниках ГУЭБиПК
Оперативники ГУЭБиПК – отдельная история. То, что они могут давать ложные показания, я могу подтвердить лично. В ходе «кремлевского» уголовного дела в отношении Управления делами Президента они не только, при таком же оперативном эксперименте, в такой же ситуации, дали уйти с деньгами, а потом тихо «ошкурили» заместителя Главного управления капитального строительства УДП РФ Лещевского, но и давали абсолютно нелепые показания.
При наличии письменного (!) приказа о проведении оперативного эксперимента, подписанного заместителем начальника ДЭБ МВД, подтверждения, после проверки генпрокуратурой и ДСБ МВД, факта проведения операции, установления следователями СК РФ факта уничтожения видео и аудиозаписей, которые были сделаны мною и оперативниками технического отдела ДЭБ МВД (ныне ГУЭБиПК) во время передачи мною денег Лещевскому, руководитель спецоперации, известный по списку Магнитского подполковник Дроганов, например, на очной ставке утверждал, что вообще не было никакого эксперимента, а он сам находился рядом с местом проведения эксперимента (это было установлено по месту нахождения в тот момент его мобильного телефона) по оперативной надобности, о которой рассказать не может (защищен законом об оперативной деятельности).
Я представил документ, подтверждающий факт передачи мною денег в ОРБ 7, при свидетелях, лично Дроганову, для проведения оперативного эксперимента, то есть для передачи денег Лещевскому. Естественно, Дроганов, хоть и отрицал факт оперативного эксперимента, представить документы о том, куда тогда делись деньги, не мог. Объяснение он дал совсем в духе «я придурок, что с меня взять», заявив, что «позже Морозов пришел в здание ОРБ 7, взял деньги и ушел, а взять с него расписку я забыл».
И что, в ходе всех аттестаций 2011-2012 годов Дроганов был уволен? Ничего подобного! Он продолжал все это время «служить» под крылом нынешнего начальника ГУЭБиПК Дениса Сугробова, который и сам сыграл центральную роль в «кремлевском деле».
Не Дроганов ли наговорил под запись адвокату историю задержания Михайлика?
Четвертая группа вопросов
Почему пропавшего Михайлика, который «вышел на полчаса» и не вернулся, жена и сын искали всю ночь по больницам?
Это выглядит странно. Во-первых, ответственные сотрудники Счетной Палаты пользуются большей защитой, чем простые государственные служащие. В отделах, в том числе и отделе Михайлика, работают прикрепленные сотрудники ФСБ. Сам Михайлик генерал, а его жена и сын – семья военного. Несколько месяцев назад на сына, который работает в той же Счетной палате инспектором по приватизации госсобственности, было совершено вооруженное нападение, следствие по которому до сих пор не закончено. В этой ситуации жена и сын должны были не только по больницам искать мужа, но и срочно подключить своих кураторов из ФСБ. Но именно ФСБ курировало операцию против Михайлика. Ни о какой самостоятельности ГУЭБиПК в этом деле не может быть и речи. Тем более, что и сам ГУЭБиПК курируется ФСБ и имеет прикрепленного сотрудника, через которого проходят все решения.
Пропадает начальник отдела Счетной Палаты, который проверял и знает всю подноготную самых главных программ Кремля, а, по словам адвокатов, его жена и сын, как мелкие, никому не нужные чиновники, всю ночь названивают в больницы. Это не реально, потому что не правильно. Они должны были сообщить ФСБ, и значит, ФСБ в ту ночь контролировало ситуацию в семье.
Почему тогда Михайлики узнали о задержании отца от сотрудников ГУЭБиПК? Почему сын с адвокатом уехал к отцу, оставив мать в невменяемом состоянии одну в квартире? Почему, в такой ситуации, он и адвокат не позвали посидеть с ней помощницу, охранника, водителя, которые работали у них, или просто кого-нибудь из друзей?
Все, конечно, в такой ситуации могло случиться. Женщина была доведена до крайности. Но ее самоубийство тоже выглядит странным. Супруги Михайлики знали друг друга с детского сада, были очень привязаны друг к другу. Они развелись, записали всю собственность на супругу. Значит, они понимали, что Михайлик может все потерять. Значит, обсуждали возможные варианты, в том числе и варианты своих действий в случае его задержания.
Жили они вместе, оба были религиозны, даже крайне религиозны, что в нынешней России не редкость для чиновника, грешащего на каждом шагу. Погрешил, денежку снял, пошел в церковь, помолился, свечку поставил, покаялся батюшке, и легче стало на душе. Михайлики ездили по храмам и монастырям. Ежегодно приезжали в Новый Афон (тут тоже интересная привязка к Абхазии: каждый год ездить в Абхазию надо иметь причину). Но самоубийство для православного – смертный грех, то есть преступление не просто против человека, а против Бога! Как могла жена Михайлика, при одном лишь известии о задержании мужа, ничего не зная, не дожидаясь информации, за что и почему, о его здоровье, покончить с собой? Объяснить это стрессом и проведенной в поисках мужа ночью трудно, а учитывая ее религиозность, нельзя.
Пятая группа вопросов
Я уже обращал внимание на странное совпадение: ответственных сотрудников Управления делами Президента и Счетной палаты, которые контролируют финансовые потоки по одним и тем же программам, в частности, по Олимпиаде в Сочи, защищает одна и та же группа адвокатов — адвокаты чеченцы, которые вышли из одного «гнезда» — известной своими связями с преступным миром адвокатской конторой «Добровинский и партнеры».
Почему высшие чиновники, которых курирует ФСБ, когда попадают в разработку ГУЭБиПК (ранее ДЭБ) МВД, первым делом обращаются именно к этим адвокатам?
Более того, адвокат Лещевского Арсамирзаев, один из адвокатов Михайлика Мами Сатуев, а также Алауди Мусаев, отец Мурада Мусаева, другого адвоката Михайлика, — все бывшие оперативники МВД.
Почему в этой истории, куда ни ткни, везде найдешь оперативников МВД и ФСБ?
Совпадение ли это?
Что стоит в реальности за этими спецоперациями? С этим постараемся разобраться в следующем материале.
