К читателям,

Жизнь продолжает удивлять, обгонять и преподносить неожиданности.

В предыдущей части я разместил ссылку на видео взрыва корпуса «Приморский», предупредив читателей, что взрыв пойдет под музыку, и только в одном месте читатели услышат обрывок матерного восклицания Виктора Петровича Каминского. «Так голос Петровича сохранился для истории», – написал я. Не сохранился.

Не учел, что видео было размещено на Youtube, и когда по ссылке стали заходить сотни людей, это привлекло внимание тех, кто контролирует контент. Результат не заставил себя ждать: голос Петровича исчез вместе с музыкой, а после окончания видео на экран начала выплывать реклама. Вот так! Новая цифровая реальность, здравствуй!

  И еще одна неожиданность. Я думал, что сделаю подарок для читателей, введя в мой рассказ, не в эту часть, которую вы прочитаете сегодня, а в следующую, Романа Абрамовича. Еще пару дней назад никто даже не упоминал фамилию Абрамовича в связке с апартотелем на месте резиденции Президента, и я был уверен, что буду первым.

Так нет! Пару дней назад “Коммерсант» сообщил, что Роман Абрамович зарегистрировал компанию в Геленджике «УК „Юг Эстейт“», которая будет заниматься управлением объектов недвижимости, а также о том, что Абрамович «активно интересовался созданием в Геленджике люксового гостиничного актива с виноградником»…

Конечно, я не планировал сообщить именно эту новость. О сегодняшних планах Абрамовича я знаю мало, но кое-что из его жизненого опыта знаю, и одну историю из его недавнего прошлого, которая связана с бывшими дачами Президента РФ, его ближайшего окружения и первым апартотелем, построенном на месте этих дач, я и хотел рассказать.

Сегодня же я продолжу главную тему первых глав, а именно о функционировании современной системы в России, и в этот раз я добавлю три ее стуктурных элемента: «авторитетный бизнес» или «русскую мафию”, полицию и суды, хотя о судах подробнее речь пойдет в следующей главе.

Из этой системы народам России неизбежно придется выбираться. Другого варианта нет…

Итак,

                                             1

      В круге первом: сочинская строительная мафия

После взрыва корпуса «Приморский» ситуация и отношение к нам резко изменились. Мы фактически выполнили демонтаж старого корпуса, несмотря на то, что дорога на пляж еще не была построена. Несколько недель назад многим казалось, что шансов выполнить план и отработать аванс у нас не было, теперь же оказалось, что мы операжали график работ, и уже никто не сомневался, что «Москонверспром» останется на объекте, закроет аванс, построит дорогу к пляжу…

Более того, взрыв был настолько четко направлен в сторону моря и выполнен настолько квалифицировано, что никаких повреждений не было не только на Госдаче №4, на которой жил тогда Медведев, но и в гостинице «Родина» Дерипаски. Не были разрушены стекла даже на оставшей части самого «Приморского» – на лестнице в центральной части здания, которую мы на первом этапе стройки оставили для удобства работы строителей.

В городе взыв тоже никого не напугал и не побеспокоил. Многие вообще ничего не слышали.

Однако, надо было не отдыхать, а ускоряться, уходить вперед, выполняя все работы, к которым мы могли приступить. Гарантий, что мы не напоремся на проблемы в ходе строительства, не было, и поэтому время терять было нельзя.

Одной из работ, которую мы могли делать сразу же после взрыва, была работа по удлинению бун и подсыпка пляжа для его расширения, которые были включены в проект и сметы.

Для удлинения бун в море необходимо было установить к каждой буне по три основания, погружая их в морское дно, а затем по блоку на каждое основание. Основание представляет собой многотонное бетонное корыто. Такая корытообразная форма основания позволяет удерживать его и установленный в него блок в самый сильный шторм, когда волны гоняют по дну слои гальки и камней. Затем, по периметру буны устанавливается опалубка, поверхность блоков, имеющая u-образную форму, связывается  арматурой и заливается бетоном. Эта бетонная плита, накрывает, стягивает и закрепляет блоки и всю конструкцию буны сверху,  делая поверхность буны ровной.

Работа могла быть выполнена только специализированным подрядчиком, который имел не только лицензию и опыт работ, но и необходимую технику, в том числе плавкран, баржу, экскаватор, который мог работать с баржи на море, а также водолазов. Выбора практически не было. На всем побережье вплоть до Новороссийска после развала СССР и приватизации осталась только одна такая организация – «Спецморстрой».

Это была старый советский плавотряд , имевший в сочинском районе Адлер огромную территорию вдоль моря, со складскими и производственными помещениями, где производили всё необходимое для укрепления бун и берега, в том числе бетонные основания для блоков     и сами блоки. Были у него и своя морская техника, включая баржи, спецкраны и эскаваторы.

В результате приватизации «Спецморстрой» оказался в собственности бывших руководителей советского предприятия, а потом, после смерти конкурентов при невыясненных обстоятельствах, в руках одного из них – Бориса Николаевича Штанько. В Адлере его считали «авторитетным препринимателем» и местным сочинским «мафиози».

При этом, Штанько и «Спецморстрой» были мне рекомендованы в Москве Лещевским, Ольшевским и Смирновым.

– «Спецморстрой» и Штанько проверены, они не подводят. Все сделают быстро и в лучшем виде, – сказал мне Ольшевский. – Мы с ними на нескольких объектах работали и работаем сейчас. Они сейчас делают буны на «Бочаровом ручье» у президента…

Я позвонил Каминскому и спросил его мнение. Каминский прекрасно знал Штанько и обещал, что решит все проблемы со Штанько. Я ему поверил, потому что знал, что ни один «мафиози» против ФСО не попрет, и дал команду пригласить Штанько на переговоры.

Я встретился со Штанько и Белявским, генеральным директором «Спецморстроя», на их территории», и мы договорились по объёмам, срокам и стоимости работ. Штанько и Белявский хотели значительно увеличить стоимость и утверждали, что водолазам надо проверить все дно, что работать экскаватором будет трудно, поэтому придется углубление в гальке на дне моря делать опять же водолазами. Это стоило на порядок дороже, в разы дороже по трудозатратам, и в сметах к контрактам «Москонверспрома» с ФГУП «ДСР» эти работы были учтены по расценкам работы экскаватора, поэтому я не согласился с ними.

– Я договорюсь с Ольшевским об увеличении сметы, – сказал Штанько с важным видом.

– Ну, когда договоритесь, тогда можем обсудить другой вариант, а пока надо работать по тем сметам, которые есть, – сказал я. Каминский молчал.

Через несколько дней я и Белявский подписали контракт, и я улетел в Москву на совещание.

Когда я вернулся в Сочи, в аэропорту меня встретил Каминский, и по дороге Петрович рассказал мне, что Штанько уже приступил к установке на морском дне бетонных оснований для блоков бун, и я решил ехать сразу на стройку.

Когда мы вышли на пляж, на море было тихо. Небольшие волны, поблескивая на солнце, мерно накатывались на берег, шурша галькой пляжа. Плавкран «Спецморстроя» стоял у левой буны, ближайшей к госдаче Медведева. Все три основания были уже опущены на морское дно. Плавкран должен был отойти от берега и уйти за очередным основанием на базу плавотряда Штанько в Адлере.

У соседней буны работал экскаватор, установленный на барже. Экскаватор выгребал гальку, делая на дне моря своеобразный ров, который являлся продолжением буны. В это углубление и должны быть установлены основания для блоков.

На буне стояли представитель проектного института и Кияшко, главный инженер санатория «Сочи.

— Валерий Павлович, все идет нормально, — сказал Кияшко. – Работают по проекту.

— Я вижу. Работает кран и экскаватор.

— Да,- согласился Кияшко.- У нас по проекту должен работать экскаватор.

— Хорошо. Не забудьте отметить в документах.

— Естественно, — засуетился Кияшко.

Григорий Иванович Кияшко был не только главным инженером санатория «Сочи» УДП РФ и представителем эксплуатации на стройке, но и руководителем группы технического надзора «Москонверспрома». У нас он получал полновесную зарплату по официальному трудовому договору. Я это согласовал с директором санатория Новиковым.

Идея взять Кияшко по совместительству на технадзор пришла мне в голову, когда я с ним только познакомился. Он суетился, показывая мне в своем кабинете документы: планы санатория, старые чертежи существующих объектов. Сотрудники УДП РФ, которые работали в Сочи или приезжали из Москвы, которым вмешательство в строительные дела руководства санатория совершенно было не нужно, Кияшко игнорировали. А я, когда приехал в санаторий, то сразу пошел к Кияшко. И это дало ему надежду, что на стройке его будут слушать.

Кияшко был заинтересован в решении проблем санатория, а я был заинтересован в том, чтобы эти проблемы знать и понимать, с чем мы можем здесь столкнуться. Понятно, что Кияшко хотел подкормиться за счет стройки и искал возможности подработать. Мне было важно, чтобы он был на нашей стороне, а не только заказчика, а уж тем более не местных фирм, которые нам придется брать на подряд. Поэтому я предложил ему взять на себя функции технического надзора, а затем встретился с Новиковым и согласовал заключение с Кияшко официального договора.

                                               2

   В круге втором: средний состав службы заказчика

Меня окликнули, я обернулся: по пляжу к нам шел генеральный директор «Спецморстроя» Белявский.

– Завтра начнем устанавливать блоки на первую буну, – сказал он, поздоровавшись.- И в ближайшие дни начнем устанавливать основания к другим бунам.

– Я бы хотел посмотреть, как установлены основания на первой буне, — сказал я Белявскому. Мы договорились, что Белявский на следующий день привезет акваланг, и я спущусь в море вместе с аквалангистом «Спецморстроя», чтобы осмотреть буну.

Когда я уходил со стройки, Кияшко пошел со мной рядом. Каминский задержался, разговаривая о чем-то с Белявским.

– Валерий Павлович, мне сказал Белявский, что в Москве ГУКС согласовал сметы по работе не экскаватором, а водолазами, – сказал Кияшко. – Это действительно так?

– Вроде бы, – сказал я. – Знаю, что Штанько звонил в ГУКС и просил об этом, и там обещали переделать сметы. Однако, деньги дополнительные никто не выделял… Григорий Иванович, вы, надеюсь, не собираетесь подписывать документы, что «Спецморстрой» работал водолазами, если они работали экскаватором? – скпросил я.

– Конечно,- энергично заверил меня Кияшко, забегая вперед и заглядывая мне в лицо.

На следующее утро Белявский и водолаз «Спецморстроя» ждали меня на берегу с аквалангами. Водолаз, молодой веселый парень, типичный сочинец, и я надели акваланги и ласты и зашли в море у левой буны.

Вода была предельно мутной, хотя море несколько дней было относительно спокойным. Разглядеть хоть что-то можно было на расстоянии не дальше тридцати сантиметров. Водолаз держал меня за руку, чтобы я не потерял ориентировку и не уплыл от буны в море.

Мы проплыли вдоль буны, почти касаясь ее телами, и я увидел желтое тело нового основания, проплыл вдоль него, ощупывая шершавый бетон руками, затем увидел край и начало корпуса другого основания. Основания были новыми. Они наполовину своей высоты были погружены в гальку дна.

Так мы проплыли вдоль всей буны, обогнули ее и вернулись на берег.

— Ну, что, Валерий Павлович? Посмотрели, проверили?- улыбаясь, спросил Белявский. Он был молод и радостно предан Штанько. Наверное, надеялся принять от него дела и бизнес, когда годы и «коньячок под шашлычок» сделают своей дело.

— Да. Основания новые, установлены нормально,- сказал я, успокаивая его. Мне было ясно, что никакие обследования и никакие другие работы водолазами не проводились, и проводить их не было никакого смысла. Дно на пляже бывшего санатория ЦК КПСС было идеально чистым, а в мутной воде водолазам видно ничего не было, и в таких условиях работать водолазами никакого смысла не было. Тем более платить за это миллионы рублей. Но пока я решил промолчать, и оставить Штанько и Белявского со товарищи в умиротворенном состоянии.

Понимая сочинскую специфику, менталитет местного населения, я с самого начала стройки предполагал, что придется все жестко контролировать мне самому. Поэтому, после подписания контракта со «Спецморстроем» я направил письмо-уведомление гендиректорам ФГУП «ДСР» УДП РФ Смирнову и «Спецморстроя» Белявскому о том, что от «Москонверспрома» право подписи на документах, в том числе актах выполненных работ, имеет только гендиректор, то есть я сам. Никакие другие сотрудники подписывать официальные документы не имели права. Я был уверен, что на это письмо никто внимания не обратил. И мне было интересно, как «Спецморстрой» и заказчик попытаются провести принятие актов на невыполненные работы в обход меня. Теперь и Кияшко должен стать для них препятствием…

Конечно, с Кияшко они могли бы договориться, и легко, если бы не два фактора. Во-первых, Кияшко уже знал о моей позиции. Он, наверняка, доложил о ситуации своему директору — Новикову. Тот тоже попытается использовать ситуацию в своих интересах, запретит Кияшке подписывать акты и доложит о ситуации своему начальству в Москве, то есть в структуру Управления делами Президента, которая занимается санаториями и домами отдыха. Там, в Москве, свои интриги и расклады, и не исключено, что информация уйдет и в Контрольно-ревизионное управление УДП РФ, а следовательно в ФСО и ФСБ, а возможно и в ГУКС к Чаусу. Это поставит Чауса в неудобное положение, если информация о возможных приписках Штанько выйдет из узкого круга сотрудников ГУКСа и «ДСР». Это грозило ему неприятностями. Любой шум для него будет лишним. Следовательно, в случае конфликта между мной и Штанько, откровенно давить на меня не сможет ни Лещевский, ни Смирнов, ни Ольшевский. Их начальник Чаус будет заинтересован в замалчивании конфликта.

Вторым фактором была связь Кияшко с ФСО через его сына, который служил в охране. Об этом мне сказал Каминский. Было понятно, что информация от Кияшко уходит потоком в ФСО. Следовательно, давить на Кияшко будут с осторожностью и Штанько, и те в «ДСР» и ГУКС, кто станет ему помогать.

Однако, меня ждали и сюрпризы.

Когда «Спецморстрой» привез новые блоки и установил их на основания на морском дне перед левой буной, Кияшко подписал акты со стороны эксплуатации и технадзора. Я тоже подписал акты. И даже обрадовался, что хотя бы эти работы продвигаются быстро и с необходимым качеством. Но тут я сглазил.

Когда привезли следующие блоки и установили на другие буны, меня в Сочи не было. До этого я несколько дней прождал, чтобы посмотреть установку блоков, но Штанько задерживал, и я улетел в Москву. Когда я вернулся через несколько дней, блоки были уже установлены, причем не только на второй буне, как я ожидал, принимая во внимание сроки изготовления блоков, но на всех семи бунах сразу.

Заехав в санаторий, я вышел на верхнюю площадку лестницы, которую мы сохранили при взрыве корпуса «Приморский». С площадки был виден весь пляж санатория, все буны, вся стройка внизу. Я увидел блоки, установленные в воде, как продолжение бун. Блоки еще не были закрыты бетонной плитой, и я увидел, что блоки неровные, верхняя часть почти всех блоков была повреждена.

– Я не понял, что это с блоками? Что они такие неровные?- спросил я Каминского, который стоял рядом со мной.

– Не знаю, — сказал Петрович, с отсутствующим видом, глядя в морскую даль.

– Пошли, посмотрим.

Мы спустились по лестнице на пляж. Ко мне по набережной быстрым шагом шел Кияшко.

– Валерий Павлович, — крикнул он издали.- У нас тут с блоками проблема.

Кияшко подбежал ко мне, и мы поздоровались.

– Блоки привезли старые, — заговорил он. – Не знаю, принимать их?

– Григорий Иванович,- сказал Петрович, — не п…зди! Старые, новые… Нормальные блоки, еще сто лет простоят. Расп…здился тут…

Я вышел на буну и пошел вдоль нее к блокам. Из воды торчали куски бетона верхней части блоков, и морские волны перекатывались через них. Бетон был старый, покрытый наростом грязи, водорослей и ракушек. Частично верхняя поверхность блоков была в трещинах, куски бетона были отколоты. Из бетона торчала ржавая арматура.

– Ну, и кто что думает? – спросил я.- Могут ли быть использованы такие блоки?

– Нормальные блоки, — сказал Петрович.- Установим сверху арматуру, зальем бетоном, ни х..я с ними не будет еще сто лет. Это я говорю, как строитель!

– Ну, я не знаю,- затянул Кияшко. – Платим как за новые. И как они стоять будут?

– А где Белявский? – спросил я.

– Я ему сейчас позвоню,- сказал Кияшко, набирая номер Белявского.- Он где-то здесь… Подойди на буны. Валерий Павлович приехал. Мы тут блоки смотрим.

– А вы акты подписали? — спросил я Кияшко.

– Я завизировал, — сказал Петрович. То, что он поставил свою подпись на актах, мне уже было понятно и до его слов.

– Я акты не подписал,- заговорил быстро Кияшко. – Вас ждал. А в журнале выполнения работ записал, что блоки старые. Проектировщики подписали, сказали, что нормально, так пойдет. Представитель заказчика Ксандоруло тоже подписал…

Пришел Белявский.

– Нормальные блоки,- сказал он.- Старые, но они лучше новых. Бетон выстоялся. Их теперь динамитом не возьмешь. Плитой накроем, заармируем как положено, бетон получше возьмем.

– А деньги какие вы за них возьмете? – спросил я.

– Ну, — улыбнулся Белявский.- Какие положено, какие в сметах

– То есть блоки, если оставлять, лечить надо? А это денег стоит. На покрытие плитой с улучшенным бетоном тоже дополнительные деньги нужно, – сказал я. –А за старые возьмете, как за новые… Откуда эти блоки?

Белявский замялся.

Позже я выяснил, что на территории плавотряда скопилось большое количество старых блоков. Их свозили туда со всего побережья, когда в советские времена ремонтировали буны и меняли блоки. Тогда устанавливали новые, а старые свозили на пляж в промзону на территорию плавотряда. Теперь, в нынешней России, при ремонте бун Штанько снимал старые, увозил их на базу, а оттуда привозил тоже старые и устанавливал их. При новом строительстве старые, снятые при ремонте бун на другом объекте, опять шли в дело. Так и жили за счет советского старья, которое «приносило» миллионы. Получился сочинский вариант российских «нано-технологи» и супер-ракет.

– А на «Бочаров ручей» президенту вы тоже старые блоки поставили? – спросил я Белявского. Тот побледнел, начал переступать ногами и что-то мычать в ответ. – А старые блоки кому впендюрили? Вы бы хоть сказали людям, что президентские блоки теперь у них стоять будут. Раритет, все-таки. И денег побольше можно взять… Может быть, сюда поставили… Ладно. Пока вопрос подвесим. Переговорю Ольшевским и Лещевским, тогда и посмотрим.

Все расслабленно вздохнули и направились с буны на берег. Я обратил внимание, что, когда я заговорил о «Бочаровом ручье», что на резиденции президента могли быть при ремонте бун тоже установлены старые бетонные блоки, Петрович вдруг округлил глаза и посмотрел на меня радостно, как на гения. Я понял, что до него дошло, и он теперь найдет, как использовать эту информацию…

На фото: В.П.Каминский (Петрович)

                                                       3

                    В круге третьем: менты и понты

Когда я прилетел в Москву, то встретился с Лещевским, Смирновым и Ольшевским. Они убеждали меня принять блоки и подписать акты. Смотрели они на меня настороженно. Ответа тогда я им никакого не дал. Сказал, что мне надо обсудить вопрос в компании.

В «Москонверспроме» мы обсудили ситуацию и решили провести независимую экспертизу, и провести ее неожиданно для заказчика и «Спецморстроя», а уж после этого действовать и обозначать свою позицию.

Вокруг успешных компаний в России всегда крутятся непонятные люди. То они предлагают какие-то технологии, то оборудование, то просто «познакомить». Таким «крутящимся» вокруг меня долгие годы был Александр Батьков. В знакомых у него был были бывшие фсбэшники, менты, польские ксёндзы, Папа Римский… Услышав от кого-то, что мы подыскиваем надежную компанию, которая имеет лицензию на проведение технической экспертизы бетонных изделий и морских объектов и не связана с Управделами президента, он прибежал ко мне.

— Я знаю такую компанию, — сказал он. – Там у меня работает друг, бывший оперативник МВД. Сделают все, как надо. И под контролем.

На следующий день он привел ко мне своего друга. Бывшего оперативника звали Родин, и он мне понравился, хотя Родин уже отсидел в тюрьме. История была заурядная. Несколько лет назад знакомый бизнесмен попросил Родина наехать на другого бизнесмена, который задолжал крупную сумму за выполненные работы. У того, на которого наехал Родин, оказалась фсбэшная крыша. Родина «приняли» и посадили. Ничего нового и интересного, но меня это даже устраивало. Родин был «ученый», и я решил, что глупостями он заниматься не станет.

Компания, которую рекомендовали Батьков и Родин, согласилась заключить договор на проведение экспертизы и немедленно направить экспертов в Сочи. С Батьковым и Родиным (он в компании не работал, просто знал директора) мы также заключили договоры: с Батьковым на оказание консультативных услуг, то есть он должен был сопровождать экспертов и информировать меня о всех событиях, а Родин должен был исключить давление на экспертов со стороны Штанько, а также через знакомых в МВД выйти на сочинское ГУВД и установить с ними рабочие отношения. Связь с сочинскими ментами была не лишней. Было неизвестно, что придумает Штанько и кого он задействует…

Родин отвечал за то, чтобы эксперты ни при каких обстоятельствах не соглашались ни на получение взяток, ни на то, чтобы закрыть глаза на реальное состояние блоков. Родин связался с отделом ГУВД Сочи, который занимался экономическими преступлениями и договорился о поддержке с их стороны.

Приезд группы экспертов вызвал состояние шока у Петровича, Белявского, Штанько и в Москве, в ГУКС. Более того, когда Белявский предложил эксперту деньги, тот отказался и доложил об этом Родину. В свою очередь, Родин жестко «поговорил» с Белявским, и тот с объекта исчез. Исчезла и техника, и люди «Спецморстроя».

                                              4

  В круге четвертом: пирамида и капкан ФГУП «ДСР»

В Сочи срочно прилетели Смирнов и Ольшевский. Они прилетели днем, но позвонили мне только поздно вечером и пригласили приехать в туристический комплекс Управления делами президента «Дагомыс», где они поселились. Я предложил им встретиться утром на нашем объекте, но они настаивали, чтобы я подъехал в тот же вечер.

Поднявшись к Ольшевскому в номер, я застал там не только Смирнова, но и Штанько. На столе стояла бутылка вина и бутылка коньяка. Ольшевский на подоконнике разделывал свежекопченую форель.

– Сегодня сами поймали,- сказал он.- По дороге из аэропорта заехали в рыбное хозяйство, поймали сами, нам подкоптили немного. Вкуснота!

Значит, в аэропорту их встретили Штанько и Ксандополо, они заехали в горы, в рыбхоз, посидели в ресторане там и все обсудили, решил я.

Мы присели за стол. Смирнов пить вино отказался, у него и так после обеденной выпивки голова болела. Ольшевский и я выпили вина. Штанько налил себе коньяку. Рыба была очень свежая и вкусная.

– Палыч,- начал Ольшевский, когда все немного закусили. – Ты чего за блоки переживаешь? И водолазные работы дал команду не пропускать Борису Николаевичу. Блоки закроют плитой, залечат, и все будет нормально. А деньги на водолазные работы тебе добавят. Все равно пересчет объекта будем делать. Деньги прибавим, не переживай.

– Ну, пока у меня в сметах и контракте этих денег нет,- сказал я. – Нет их в контракте со «Спецморстроем». Кроме того, необходимости в водолазах там нет. Пляж чистый. Дно чистое. Там сорок лет санаторий ЦК КПСС был. Какие там на дне проблемы могут быть? Что там со дна торчать может? Я сам в «Приморском» прожил месяц в 89-м году, когда учился в аспирантуре Академии ЦК. Каждый день вдоль пляжа по два километра проплывал, и ни разу ни на что не натыкался. Если бы там кто-нибудь наткнулся, купаясь, при Сталине бы расстреляли, а при Брежневе уволили или посадили бы. Даже при Горбачеве и то бы повыгоняли всех с работы.

– Тебе-то что? Деньги будут, надо освоить,- сказал Ольшевский. Он был «смотрящим» по «ДСР», как Лещевский по ГУКСу, и Смирнов, хоть и был директором, но играл второстепенную роль.  Чаус в ГУКСе тоже играл вторую роль. Разница между ним и Смирновым была в том, что Смирнов это понимал, а Чаус нет.

— А зачем мне лишние деньги? – спросил я.- Чтобы заплатить Штанько?

Я специально назвал Штанько по фамилии в его присутствии, давая понять Ольшевскиму и Смирнову, как я к нему и к его «играм» отношусь.

— Себе-то вы деньги за блоки и водолазов закрыли!- зло сказал Штанько. – Сами-то деньги получили, а нам заплатить не хотите!

— Ничего я не закрыл. Никаких актов с блоками и водолазами не подписал. И денег лишних не получал,- сказал я.

— Рассказываете! Мне Вадим Михайлович все сказал, что все подписано и получено, — сказал Штанько.

– Кто тебе сказал?! Я тебе ничего не говорил,- зло сказал Ольшевский, презрительно глядя на Штанько. Тот молчал.- Ты говори, да не заговаривайся!

Некоторое время все молчали.

– Значит так. Я ничего не подписывал и подписывать не собираюсь. Денег лишних «Москонверспром» не получал и получать не собирается, — сказал я, подводя итог беседе.

Ужин закончили, скомкали. Я уехал, первым выйдя из номера Ольшевского, оставив их разбираться со Штанько.

Штанько, своей болтовней, высветил вопрос, который является для российского бизнеса одним из основных. Ты можешь сколько угодно хотеть оставаться независимым, считать себя честным предпринимателем, но как только ты получишь лишние деньги, ты попал. Это могут быть деньги по завышенным ценам за выполненные работы, или за не выполненные работы, — все это значения не имеет. Важен факт. После этого ты оказываешься в руках Лещевских, Ольшевских и Штанько. Ты становишься «кружком» в пирамиде.

Реперная точка 5: Именно так создана государственно-криминальная система в России. Так она захватывает, подчиняет себе бизнес. Так бизнес становится частью коррупционной системы. Сети расставлены, и если ты в них попал, то твоими хозяевами становятся чиновник (например, Лещевский) и криминал (например, Штанько). Дернуться ты уже не можешь, потому что один звонок ментам или ФСБ, или налоговикам, и перед тобой только два пути: идти в тюрьму или пожизненно работать на чиновников+ментов+фсбэшников+налоговиков+криминал, кормя их, пока они не решат отнять у тебя все.

                                          5

                          Капкан в действии

Это был капкан. Но, как и все неодушевленное, как любой механизм, как и любая система, капкан может быть использован в разных целях и разными людьми. Иногда капканом можешь пользоваться и ты сам.

Я понимал, что Ольшевский действительно сказал Штанько, что «Москонверспром» закрыл актами с УДП РФ работы, которые не закрывает «Спецморстрою». Он был уверен, что так и есть. Акты были подготовлены его сметчиками и нашей сметчицей Васильевой, которая была, по просьбе Лещевского и Ольшевского, специально выделена на связь со сметчиками УДП РФ. Она приезжала в здание УДП РФ на Старой площади и там получала подготовленные акты. Васильева не была посвящена в мои планы и, видимо, приняла акты, уверенная, что акты будут мною подписаны. Эта уверенность была расценена Ольшевским как подтверждение, что вопрос решен. Он и сообщил об этом Штанько.

Теперь Ольшевский и Смирнов отдерут Штанько, как шкета, за лишнюю болтовню, а потом будут думать, что делать со мною. Что-то придумают. Но инициативу им давать было нельзя.

На следующий день мы собрались в сочинском офисе «Москонверспрома», чтобы обдумать ситуацию. Каминского с нами не было. Я понимал, что Каминского надо отодвинуть, как минимум, и срочно подбирал надежного руководителя стройки. Такого начальника стройки я нашел. Им был Бородин Виктор Гаврилович, полковник, военный строитель. Он работал на строительстве здания Академии Генерального штаба «Пентагон» в Москве.

Эксперты свою работу сделали и собирались улетать в Москву с образцами бетона. Окончательное заключение они могли дать только после лабораторных исследований, но в предварительном порядке сказали, что подтвердят, что бетон старый, и что есть большая вероятность того, что и по качеству он не соответствует стандартам.

Эксперты уехали в аэропорт. В кабинете остались только Батьков и Родин.

– Надо бы в Москве с эксперта взять заявление о том, что Белявский ему взятку предлагал. На всякий случай, — сказал я.

– Сделаем. Мы вчера с местными ментами встречались. Посидели в ресторанчике, выпили, поели, на море посмотрели, поговорили. Они готовы в ситуацию вмешаться, — сказал Родин.

– Как? На объекте им делать нечего. И никто их сюда не пустит. Кремль так по рукам даст, что у половины здешнего ГУВД не только руки отсохнут.

– Это понятно. Они хотят на Штанько наехать. Он тут в авторитете, но начал грязнить на кремлевском объекте и подставил себя. Менты сейчас под этот предлог могут на него наехать. Ясно, что он все эти годы всю прибыль обналичивал на взятки и себе в карман. Тут все так делают. Но на него наехать боялись, а тут предлог: накосячил на кремлевском объекте. Вот они и хотят ему шкуру содрать, немного.

— Мы в этом деле участвовать не должны,- сказал я.- Задавить Штанько – такого интереса у нас нет. Пусть процесс идет сам собой. Будем это учитывать, и только. Получайте информацию, но не влезайте, ничего не советуйте, держитесь теперь в стороне.

– Понятно. Сейчас на ментов давить нечего. Если мент кровь почувствовал, то тут надо в стороне держаться, — сказал Батьков.- Но мы будем по вечерам встречаться, за бокалом вина, снимать информацию и держать руку на пульсе.

– Приятно, что со Штанько и Белявского прыть собьют,- сказал Родин. – Белявский вчера передо мной крутого играть пытался. Начал рассказывать, как Штанько расправился со своим партнером. «Его тело в Сочи под мостом нашли»,- говорит. И смотрит на меня многозначительно. Типа крутой. Я сказал ему так, что он обделался. Хотел ему промеж ушей двинуть, но сдержался. Объект кремлевский, а у меня к Кремлю уважение осталось. С советских времен. Хотя уважения осталось немного.

На следующий день мне сообщили, что менты и налоговики начали обыск в офисе «Спецморстроя» и плавотряда. Я улетел в Москву.

Через несколько дней Лещевский созвал совещание у себя в кабинете на Старой площади. Штанько тоже прилетел. Он был бардового цвета. На меня он смотрел со страхом и, разговаривая, кланялся, уверенный, что я «заказал» его. У Лещевского, Ольшевского и Смирнова был вид растерянный. Они попытались убедить меня «помириться» со Штанько.

– А я и не ссорился,- сказал я.- Просто я не хочу ни получать, ни платить лишние деньги. Пусть Борис Николаевич снимает свои блоки и увозит к себе, а новые привозит.

– Я не могу,- заикаясь, сказал Штанько.

– Ну, по суду придется,- сказал я.- Мы уже подали иск в суд. Я письмо вам всем направил о расторжении контракта со «Спецморстроем».

– Как в суд?- удивленно и растерянно спросил Ольшевский. – Зачем? Ну, неужели мы тут не можем договориться?

– Давайте договариваться, — сказал я.- Но суд пусть идет своим чередом.

На том и остановились. Штанько улетел в Сочи. Через несколько дней и я полетел в Сочи. Со мной в Сочи летел новый директор стройки – Виктор Гаврилович Бородин, только что назначенный на должность.

– Все понятно,- сказал Бородин, выслушав мой рассказ о событиях на стройке в санатории «Сочи».- Меры возьмем, жесткий контроль. Шала-бала не дадим. Вы…бываться не дадим.  Как говорится, задача поставлена и понятна. Будем выполнять!

И я понял, что Гаврилыч к полету в Сочи готов.

   (Продолжение следует)