4
Однако, меня ждали сюрпризы.
Когда «Спецморстрой» привез новые блоки и установил их на основания на морском дне перед левой буной, Кияшко подписал акты со стороны эксплуатации и технадзора. Я тоже подписал акты. И даже обрадовался, что хотя бы эти работы продвигаются быстро и с необходимым качеством. Но тут я сглазил.
Когда блоки привезли и установили на другие буны, меня в Сочи не было. До этого я несколько дней прождал, чтобы посмотреть установку блоков, но Штанько задерживал, и я улетел в Москву. Когда я вернулся через несколько дней, блоки были уже установлены, причем не только на второй буне, как я ожидал, принимая во внимание сроки изготовления блоков, но на всех сразу.
Заехав в санаторий, я вышел на верхнюю площадку лестницы, которую мы сохранили при взрыве корпуса «Приморский». С площадки был виден весь пляж санатория, все буны, вся стройка внизу. Фотография пляжа того времени сохранилась. Вот она.
На фотографии видны буны, частично подсыпанный пляж, волноотбойная стена, набережная и часть фундамента корпуса. Видны и блоки, установленные в воде, как продолжение бун. Блоки еще не закрыты бетонной плитой, и даже с большого расстояния видно то, что я увидел тогда: блоки были неровные, верхняя часть почти всех блоков была повреждена.
– Я не понял, что это с блоками? Что они такие неровные?- спросил я Каминского, который стоял рядом со мной.
– Не знаю, – сказал Петрович, с отсутствующим видом, глядя в морскую даль.
– Пошли, посмотрим.
Мы спустились по лестнице на пляж. Ко мне по набережной быстрым шагом шел Кияшко.
– Валерий Павлович, – крикнул он издали.- У нас тут с блоками проблема.
Кияшко подбежал ко мне, и мы поздоровались.
– Блоки привезли старые, – заговорил он. – Не знаю, принимать их?
– Григорий Иванович,- сказал Петрович, – не п…зди! Старые, новые… Нормальные блоки, еще сто лет простоят. Расп…здился тут…
Я вышел на буну и пошел вдоль нее к блокам. Из воды торчали куски бетона верхней части блоков, и морские волны перекатывались через них. Бетон был старый, покрытый наростом грязи, водорослей и ракушек. Частично верхняя поверхность блоков была в трещинах, куски бетона были отколоты. Из бетона торчала ржавая арматура.
– Ну, и кто что думает? – спросил я.- Могут ли быть использованы такие блоки?
– Нормальные блоки, – сказал Петрович.- Установим сверху арматуру, зальем бетоном, ни х..я с ними не будет еще сто лет. Это я говорю, как строитель!
– Ну, я не знаю,- затянул Кияшко. – Платим как за новые. И как они стоять будут?
– А где Белявский? – спросил я.
– Я ему сейчас позвоню,- сказал Кияшко, набирая номер Белявского.- Он где-то здесь… Подойди на буны. Валерий Павлович приехал. Мы тут блоки смотрим.
– А вы акты подписали? – спросил я Кияшко.
– Я завизировал, – сказал Петрович. То, что он поставил свою подпись на актах, мне уже было понятно и до его слов.
– Я акты не подписал,- заговорил быстро Кияшко. – Вас ждал. А в журнале выполнения работ записал, что блоки старые. Проектировщики подписали, сказали, что нормально, так пойдет. Представитель заказчика тоже подписал…
Пришел Белявский.
– Нормальные блоки,- сказал он.- Старые, но они лучше новых. Бетон выстоялся. Их теперь динамитом не возьмешь. Плитой накроем, заармируем как положено, бетон получше возьмем.
– А деньги какие вы за них возьмете? – спросил я.
– Ну, – улыбнулся Белявский.- Какие положено, какие в сметах
– То есть блоки, если оставлять, лечить надо? А это денег стоит. На покрытие плитой тоже дополнительные деньги нужно, – спросил я. –А за старые возьмете, как за новые… Откуда эти блоки?
Белявский замялся.
Позже я выяснил, что на территории плавотряда скопилось большое количество старых блоков. Их свозили туда со всего побережья, когда в советские времена ремонтировали буны и меняли блоки. Тогда устанавливали новые, а старые свозили на пляж в промзону на территорию плавотряда. Теперь, в нынешней России, при ремонте бун Штанько снимал старые, увозил их на базу, а оттуда привозил тоже старые и устанавливал их. При новом строительстве старые, снятые при ремонте бун на другом объекте, опять шли в дело. Так и жили за счет советского старья, которое «приносило» миллионы. Практически, нано-технология!
– А на «Бочаров ручей» президенту вы тоже старые блоки поставили? – спросил я Белявского. Тот начал переступать ногами и что-то мычать в ответ. – А старые блоки кому впендюрили? Вы бы хоть сказали людям, что президентские блоки теперь у них стоять будут. Раритет, все-таки. И денег побольше можно взять… Ладно. Пока вопрос подвесим. Переговорю Ольшевским и Лещевсским, тогда и посмотрим.
Все расслабленно вздохнули и направились с буны на берег.
Мы не успели подойти к лестнице, как Петрович радостно доложил:
– Штанько приглашает перекусить на берегу. Все едем туда, там все и обсудим.
«На берегу» у Петровича означало место на городской речке недалеко от парка «Ривьера». Там на берегу один за другим были расположены рестораны. Столики стояли над водой, прижимаясь к бетонному парапету.
Когда мы туда подъехали, нас за одним из столов ждали Штанько и Ксандопуло. Мы сели за стол. Штанько предложил выпить и закусить. Я сказал, что выпью бокал пива и этим ограничусь. Это испортило настроение, особенно Петровичу. Отказ выпить и закусить «по полной» показал им, что я не хочу договариваться и идти у них на поводу. Но и сдавать свои позиции они не хотели, имея поддержку чиновников из Управделами президента.
Застолье портить разборкой я не хотел. И до конца раскрывать свои планы тоже. Поэтому я ограничился заявлением, что сейчас ничего решать не буду. Решать будем после разговора с Управделами и специалистами.
– Лещевский и Ольшевский не возражают. Наоборот, они дали команду пописать акты,- уверяли меня.- Палыч, не волнуйся, все будет нормально.
Но я отказался обсуждать ситуацию до разговора в УДП РФ.
– Вот, переговори. Я сейчас наберу Ольшевского прямо здесь,- говорил, протягивая мне телефон, Ксандопуло.
– Зачем мне здесь разговаривать, второпях? Приеду в Москву, спокойно обсудим, – сказал я.
Когда я прилетел в Москву, то встретился с Лещевским, Смирновым и Ольшевским. Они убеждали меня принять блоки и подписать акты. Смотрели они на меня настороженно.
В «Москонверспроме» мы тоже обсудили ситуацию и решили провести независимую экспертизу, и провести ее неожиданно для заказчика и «Спецморстроя», а уж после этого действовать и обозначать свою позицию.
Вокруг успешных компаний в России всегда крутятся непонятные люди. То они предлагают какие-то технологии, то оборудование, то просто «познакомить». Таким «крутящимся» вокруг меня долгие годы был Александр Батьков. В знакомых у него был были бывшие фсбэшники, менты, польские ксёндзы, Папа Римский, производителя красок… Услышав, что мы подыскиваем компанию, которая имеет лицензию на проведение технической экспертизы бетонных изделий и морских объектов и не связана с Управделами президента, он прибежал ко мне.
– Я знаю такую компанию, – сказал он. – Там у меня работает друг, бывший оперативник МВД. Сделают все, как надо. И под контролем.
На следующий день он привел ко мне своего друга. Бывшего оперативника звали Родин, и он мне понравился, хотя Родин уже посидел в тюрьме. История была заурядная. Несколько лет назад знакомый бизнесмен попросил Родина наехать на другого бизнесмена, который задолжал крупную сумму за выполненные работы. У того, на которого наехал Родин, оказалась фсбэшная крыша. Родина «приняли» и посадили. Ничего нового и интересного, но меня это даже устраивало. Родин был «ученый», и я решил, что глупостями он заниматься не станет.
Компания, которую рекомендовали Батьков и Родин, согласилась заключить договор на проведение экспертизы и немедленно направить экспертов в Сочи. С Батьковым и Родиным (он в компании не работал, просто знал директора) мы также заключили договоры. С Батьковым на оказание консультативных услуг, то есть он должен был сопровождать экспертов и информировать меня о всех событиях. Родин должен был исключить давление на экспертов со стороны Штанько, а также через знакомых в МВД выйти на сочинское ГУВД и установить с ними рабочие отношения. Связь с сочинскими ментами была не лишней. Было неизвестно, что придумают Штанько, Ксандопуло и Каминский.
Родин отвечал за то, чтобы эксперты ни при каких обстоятельствах не соглашались ни на получение взяток, ни на то, чтобы закрыть глаза на реальное состояние блоков.
Мы обсудили, как действовать в этой ситуации. Родин связался с отделом ГУВД Сочи, который занимался экономическими преступлениями и договорился о поддержке с их стороны.
Приезд группы экспертов вызвал состояние шока у Петровича, Белявского, Штанько и Ксандопуло. Более того, когда Белявский предложил эксперту деньги, а он отказался и доложил об этом Родину, а тот жестко «поговорил» с Белявским, тот с объекта исчез. Исчезла и техника и люди «Спецморстроя».
В Сочи срочно прилетели Смирнов и Ольшевский. Они прилетели днем, но позвонили мне только поздно вечером и пригласили приехать в туристический комплекс Управления делами президента «Дагомыс», где они поселились. Я предложил им встретиться утром на нашем объекте, но они настаивали, чтобы я подъехал в тот же вечер.
Поднявшись к Ольшевскому в номер, я застал там не только Смирнова, но и Штанько. На столе стояла бутылка вина и бутылка коньяка. Ольшевский на подоконнике разделывал свежекопченую форель.
– Сегодня сами поймали,- сказал он.- По дороге из аэропорта заехали в рыбное хозяйство, поймали сами, нам подкоптили немного. Вкуснота!
Значит, они в аэропорту их встретили Штанько и Ксандополо, они заехали в горы, в рыбхоз, посидели в ресторане там и все обсудили, решил я. Ничего удивительного в этом не было.
Мы присели за стол. Смирнов пить вино отказался, у него и так после обеденной выпивки голова болела. Ольшевский и я выпили вина. Штанько налил себе коньяку. Рыба была очень свежая и вкусная.
– Палыч,- начал Ольшевский, когда все немного закусили. – Ты чего за блоки переживаешь? И водолазные работы дал команду не пропускать Борису Николаевичу. Блоки закроют плитой, залечат, и все будет нормально. А деньги на водолазные работы тебе добавят. Все равно пересчет объекта будем делать. Деньги прибавим, не переживай.
– Ну, пока у меня в сметах и контракте этих денег нет,- сказал я. – Нет их в контракте со «Спецморстроем». Кроме того, необходимости в водолазах там нет. Пляж чистый. Дно чистое. Там сорок лет санаторий ЦК КПСС был. Какие там на дне проблемы могут быть? Что там со дна торчать может? Я сам в «Приморском» прожил месяц в 89-м году, когда учился в аспирантуре Академии ЦК. Каждый день вдоль пляжа по два километра проплывал, и ни разу ни на что не натыкался. Если бы там кто-нибудь наткнулся, купаясь, при Сталине бы расстреляли, а при Брежневе уволили или посадили бы. Даже при Горбачеве и то бы повыгоняли всех с работы.
– Тебе-то что? Деньги будут, надо освоить,- сказал Ольшевский. Он был «смотрящим» по «ДСР», как Лещевский по ГУКСу, и Смирнов, хоть и был директором, но играл второстепенную роль. Чаус в ГУКСе тоже играл вторую роль. Разница между ним и Смирновым была в том, что Смирнов это понимал, а Чаус нет.
– А зачем мне лишние деньги? – спросил я.- Чтобы заплатить Штанько?
Я специально назвал Штанько по фамилии в его присутствии, давая понять Ольшевскиму и Смирнову, как я к нему и к его «играм» отношусь.
– Себе-то вы деньги за блоки и водолазов закрыли!- зло сказал Штанько. – Сами-то деньги получили, а нам заплатить не хотите!
– Ничего я не закрыл. Никаких актов с блоками и водолазами не пописал. И денег лишних не получал,- сказал я.
– Рассказываете! Мне Вадим Михайлович все сказал, что все подписано и получено, – сказал Штанько.
– Кто тебе сказал?! Я тебе ничего не говорил,- зло сказал Ольшевский, презрительно глядя на Штанько. Тот молчал.- Ты говори, да не заговаривайся!
Некоторое время все молчали.
– Значит так. Я ничего не подписывал и подписывать не собираюсь. Денег лишних «Москонверспром» не получал и получать не собирается, – сказал я, подводя итог беседе.
Ужин закончили, скомкали. Я уехал, первым выйдя из номера Ольшевского, оставив их разбираться со Штанько.
Штанько, своей болтовней, высветил вопрос, который является для российского бизнеса одним из основных. Ты можешь сколько угодно хотеть оставаться независимым, считать себя честным предпринимателем, но как только ты получишь лишние деньги, ты попал. Это могут быть деньги по завышенным ценам за выполненные работы, или за не выполненные работы, – все это значения не имеет. Важен факт. После этого ты оказываешься в руках Лещевских, Ольшевских и Штанько.
Именно так создана государственно-криминальная система в России. Так она захватывает, подчиняет себе бизнес. Так бизнес становится частью коррупционной системы. Сети расставлены, и если ты в них попал, то твоими хозяевами становятся чиновник (например, Лещевский) и криминал (например, Штанько). Дернуться ты уже не можешь, потому что один звонок ментам или ФСБ, или налоговикам, и перед тобой только два пути: идти в тюрьму или пожизненно работать на ментов+фсбэшников+налоговиков, чиновников и криминал, кормя их, пока они не решат отнять у тебя все.
Это капкан. Но, как и все неодушевленное, как любой механизм, капкан может быть использован в разных целях и разными людьми. Иногда капканом можешь пользоваться и ты сам.
(Продолжение следует)
5
Я понимал, что Ольшевский действительно сказал Штанько, что «Москонверспром» закрыл актами с УДП РФ работы, которые не закрывает «Спецморстрою». Он был уверен, что так и есть. Акты были подготовлены его сметчиками и нашей сметчицей Васильевой, которая была, по просьбе Лещевского и Ольшевского, специально выделена на связь со сметчиками УДП РФ. Она приезжала в здание УДП РФ на Старой площади и там получала подготовленные акты. Васильева не была посвящена в мои планы и, видимо, приняла акты, уверенная, что акты будет мною подписаны. Эта уверенность была расценена Ольшевским как подтверждение, что вопрос решен. Он и сообщил об этом Штанько.
Теперь Ольшевский и Смирнов отдерут Штанько, как шкета, за лишнюю болтовню, а потом будут думать, что делать со мною. Что-то придумают. Но инициативу им давать было нельзя.
На следующий день мы собрались в сочинском офисе «Москонверспрома», чтобы обдумать ситуацию. Каминского с нами не было. Эксперты свою работу сделали и собирались улетать в Москву с образцами бетона. Окончательное заключение они могли дать только после лабораторных исследований, но в предварительном порядке сказали, что подтвердят, что бетон старый, и что есть большая вероятность того, что и по качеству он не соответствует стандартам.
Эксперты уехали в аэропорт. В кабинете остались только Батьков и Родин.
– Надо бы в Москве с эксперта взять заявление о том, что Белявский ему взятку предлагал. На всякий случай, – сказал я.
– Сделаем. Мы вчера с местными ментами встречались. Посидели в ресторанчике, выпили, поели, на море посмотрели, поговорили. Они готовы в ситуацию вмешаться, – сказал Родин.
– Как? На объекте им делать нечего. И никто их сюда не пустит. Кремль так по рукам даст, что у половины здешнего ГУВД не только руки отсохнут.
– Это понятно. Они хотят на Штанько наехать. Он тут в авторитете, но начал грязнить на кремлевском объекте и подставил себя. Менты сейчас под этот предлог могут на него наехать. Ясно, что он все эти годы всю прибыль обналичивал на взятки и себе в карман. Тут все так делают. Но на него наехать боялись, а тут предлог: накосячил на кремлевском объекте. Вот они и хотят ему шкуру содрать немного. Нам это тоже поможет.
– Мы в этом деле участвовать не должны,- сказал я.- Если менты почувствовали свой интерес, то пусть. Задавить Штанько – такого интереса у нас нет. Это не наш вопрос, платит он налоги или нет. Пусть процесс идет сам собой. Будем это учитывать, и только. Получайте информацию, но не влезайте, ничего не советуйте, держитесь теперь в стороне.
– Понятно. Сейчас на ментов давить нечего. Если мент кровь почувствовал, то тут надо в стороне держаться, – сказал Батьков.- Но мы будем по вечерам встречаться, за бокалом вина, снимать информацию и держать руку на пульсе.
– Приятно, что со Штанько и Белявского прыть собьют,- сказал Родин. – Белявский вчера передо мной крутого играть пытался. Начал рассказывать, как Штанько расправился со своим партнером. «Под мостом нашли»,- говорит. И смотрит на меня многозначительно. Типа крутой. Я хотел ему промеж ушей двинуть, но сдержался. Объект кремлевский, а у меня к Кремлю уважение осталось. С советских времен. Хотя уважения осталось немного.
На следующий день мне сообщили, что менты и налоговики начали обыск в офисе «Спецморстроя» и плавотряда. Я улетел в Москву.
Через несколько дней Лещевский созвал совещание. Штанько тоже прилетел. Он был бардового цвета. На меня он смотрел со страхом и, разговаривая, кланялся, уверенный, что я «заказал» его. У Лещевского, Ольшевского и Смирнова был вид растерянный. Они попытались убедить меня «помириться» со Штанько.
– А я и не ссорился,- сказал я.- Просто я не хочу ни получать, ни платить лишние деньги. Пусть Борис Николаевич снимает свои блоки и увозит к себе, а новые привозит.
– Я не могу,- заикаясь, сказал Штанько.
– Ну, по суду придется,- сказал я.- Мы уже подали иск в суд. Я письмо вам всем направил о расторжении контракта со «Спецморстроем».
– Как в суд?- удивленно и растерянно спросил Ольшевский. – Зачем? Ну, неужели мы тут не можем договориться?
– Давайте договариваться, – сказал я.- Но суд пусть идет своим чередом.
На том и остановились. Штанько улетел в Сочи. Через несколько дней и я полетел в Сочи. Со мной в Сочи летел новый директор стройки – Виктор Гаврилович Бородин, только что назначенный на должность.
– Все понятно,- сказал Бородин, выслушав мой рассказ о событиях на стройке в санатории «Сочи».- Меры возьмем, жесткий контроль. Шала-бала не дадим. Вы…бываться не дадим. Как говорится, задача поставлена и понятна. Будем выполнять!
И я понял, что Гаврилыч к полету в Сочи готов.
