2
К читателям!
Вчера посмотрел открытие Олимпиады. Местами было красочно и интересно. Местами нудно и невыразительно. Поразило в изложении Константина Эрнста истории России то, что в каждой прошлой эпохе было что-то яркое, свое, чем можно гордиться: музыка, достижения в экономике, культуре, характер времени. Но с окончанием советского времени, с развалом СССР, российская история просто перестала существовать. Улетел красный шар, и история остановилась!
Все, что может показать Россия миру из своих достижений, – в прошлом. Мы эксплуатируем достижения прошлых эпох, как эксплуатируют сегодняшние чиновники и «олигархи» российские недра, заводы и инфраструктуру, построенные при социализме. Нынешняя Россия не нашла, что может показать миру, чем может гордиться!
23 года существует Россия. Это больший срок, чем понадобился коммунистам, чтобы в разбитой и уничтоженной гражданской войной России провести коллективизацию, индустриализацию, превратить Россию в сверхдержаву, способную выстоять в войне с фашистской Германией.
Комментатор британского телевидения это заметил и сказал: «Основное достижение путинской России в том, что нефть поднялась в цене». Вот так!
И все-таки Россия нынешняя существует и не только качает нефть и газ, вывозит руду и металлы. Еще мы построили олимпийские объекты. Вот об этом я и продолжаю свой рассказ…
В Сочи я вернулся через несколько дней после разговора с Ольшевским. В аэропорту меня встретил Каминский, и мы поехали из аэропорта в
центр Сочи, к «Бочарову ручью», где я арендовал квартиру. Арендовал я квартиру именно у Каминского. Сам он жил в коттедже у въезда в резиденцию «Бочаров ручей». Не доезжая трехсот метров до его коттеджа, на улице Инжирной, в бывшем доме КГБ у него была однокомнатная квартира, которая пустовала. Ее он мне и сдал в аренду.
По дороге Петрович рассказал мне, что Штанько уже приступил к установке на морском дне бетонных оснований для блоков бун, и я решил ехать сразу на стройку, тем более, что санатория «Сочи» расположен по дороге на Инжирную.
По проекту, мы должны были удлинить буны и подсыпать пляж, расширив его. Для удлинения бун в море «Спецморстрой» должен был установить к каждой буне по три основания, погружая их в морское дно, а затем по блоку на каждое основание. Основание представляет собой многотонное бетонное корыто. Такая корытообразная форма основания позволяет удерживать его и установленный в него блок в самый сильный шторм, когда волны гоняют по дну слои гальки и камней. Затем, по периметру буны устанавливается опалубка, поверхность блоков, имеющая u-образную форму, связывается арматурой и заливается бетоном. Эта бетонная плита, накрывает, стягивает и закрепляет блоки и всю конструкцию буны сверху, делая поверхность буны ровной.
Когда мы вышли на пляж, на море было тихо. Небольшие волны, поблескивая на солнце, мерно накатывались на берег, шурша галькой пляжа. Плавкран «Спецморстроя» стоял у левой буны, ближайшей к госдаче №4. Все три основания были уже опущены на морское дно. Плавкран должен был отойти от берега и уйти за очередным основанием на базу плавотряда Штанько в Адлере.
У соседней буны работал экскаватор, установленный на барже. Экскаватор выгребал гальку, делая на дне моря своеобразный ров, который являлся продолжением буны. В это углубление и должны быть установлены основания для блоков.
Именно работа экскаватора по морскому дну и была указана в сметах к контрактам «Москонверспрома» с УДП РФ и «Спецморстроем». Однако, в актах выполненных работ, которые уже представил «Спецморстрой» в УДП РФ, было указано, что работы проводились вручную водолазами. А это не только разные трудозатраты и продолжительность работ, но и разные деньги, разная стоимость. И разница – в разы! Деньги на оплату водолазных работ выделены не были, тем не менее, сметчики и руководство ГУКС Управления делами и ФГУП «ДСР» это «выполнение», по словам Ольшевского, согласовало.
На буне стояли представитель проектного института и Кияшко, главный инженер санатория «Сочи», который отвечал за технический контроль. Они увидели нас и подошли. Мы поздоровались.
– Валерий Павлович, все идет нормально, – сказал Кияшко. – Работают по проекту.
– Я вижу. Работает кран и экскаватор.
– Да,- согласился Кияшко.- У нас по проекту должен работать экскаватор.
– Хорошо. Не забудьте отметить в документах.
– Естественно, – засуетился Кияшко.
Григорий Иванович Кияшко был не только главным инженером санатория «Сочи» УДП РФ и представителем эксплуатации на стройке, но и руководителем группы технического надзора «Москонверспрома». У нас он получал полновесную зарплату по официальному трудовому договору. Я это согласовал с директором санатория Новиковым.
Идея взять Кияшко по совместительству на технадзор пришла мне в голову, когда я с ним только познакомился. Он суетился, показывая мне в своем кабинете документы: планы санатория, старые чертежи существующих объектов. Сотрудники ГУКС его игнорировали, как и Новикова. ГУКСу вмешательство в строительные дела руководства санатория совершенно было не нужно. Игнорировали их проектировщики и югославы, которые здесь появлялись с Лещевским до нас несколько раз. Петрович тоже относился к Кияшко пренебрежительно. А я, когда приехал в санаторий, то сразу пошел к Кияшко. И это дало ему надежду, что на стройке его будут слушать.
Он быстро и немного сумбурно рассказывал мне о проблемах, о недостатках проекта, о сложностях, на которые никто пока не обращал особого внимания, в том числе на энергетику и полное отсутствие дорог, по которым можно было спустить технику на пляж к корпусу «Приморский».
– В проекте написали, что проезд будет по территории санатория «Родина» («Родина» тоже принадлежит УДП РФ, но передана в аренду компании Дерипаски – ВМ). А кто туда технику пустит? Дерипаска там пятизвездочный отель открыл. Что же он грузовики и бетоновозы по своей территории пропускать будет? Усачев (начальник отдела проектирования ГУКС УДП РФ – ВМ) написал просто так, чтобы не терять время на проектирование… Типа: потом разберемся, пусть генподрядчик решает… Надо делать дорогу, чтобы она спускалась по границе санатория к пляжу… И с энергетикой у нас проблемы. Нет энергии, и никто пока ничего не запроектировал… Построят новый корпус, а где электричество взять? В Сочи с электричеством совсем стало плохо.
Кияшко был заинтересован в решении проблем санатория, а я был заинтересован в том, чтобы эти проблемы знать и понимать, с чем мы можем здесь столкнуться. Понятно, что Кияшко хотел подкормиться за счет стройки и искал возможности подработать. Мне было важно, чтобы он был на нашей стороне, а не только заказчика и эксплуатации, а уж тем более не местных фирм, которые нам придется брать на подряд. Поэтому я предложил ему взять на себя функции технического надзора, а затем встретился с Новиковым и согласовал заключение с Кияшко официального договора.
Это решало для меня еще одну важную задачу: подбор местных кадров. Привести всех из Москвы было невозможно. Это было и дорого, и сложно. Не всех могли отпустить на пару лет из семьи жить и работать в курортном городе, даже за приличные деньги.
В Сочи найти хорошие кадры было очень сложно. Город и его жители прошли к тому времени две фазы своего развития и подходили к третьей, о которой пока не догадывались: об Олимпиаде тогда никто не слышал.
Первая стадия развития была заложена при Сталине и завершилась с падением советской власти. В этот период сочинцы формировались как народ, призванный партией и государством обслуживать санатории, дома отдыха и дачи руководителей государства. Источниками благополучия сочинцев, определяющими все их сознание и характер, были а) государственная служба, в основном, в системе обслуживания и охраны; б) сдача жилья, полученного от государства, в аренду отдыхающим и туристам, то есть получение дохода, не облагаемого налогами и не учитываемого государством; в) приусадебный участок или личный огород под городом, где сочинцы выращивали фрукты и овощи на продажу на колхозном рынке и виноград для производства вина и чачи, которые частично выпивалось, а частично также продавались на рынке. Доход с участка и продаж на рынке налогами также не облагался.
В сознании сочинцев работа была необходимым, но не самым доходным делом. Настоящая жизнь сочинца, а точнее самая важная и приятная часть жизни, протекала на рынке, в огороде и за столом, где все выращенное употреблялось. В сезон сбора винограда и производства вина удержать сочинца на работе было невозможно. Он находил способ, как заболеть, подменить себя и друга, исчезнуть на несколько дней, и гордо возвращался на работу, довольный и пахнущий виноградом.
Однако, самое главное качество, которое сформировалось в сочинце, было стремление жить курортной жизнью, которая протекала вокруг и мимо него. И главная черта этой жизни, по мнению сочинца, это отсутствие заботы и напряжения. Сочинец практически никогда не купается в море, не ходит на лечебные процедуры. Кафельниковы, Шараповы и Воеводы среди них встречаются редко, хотя в советское время спорту, особенно детскому, уделяли внимание.
Сочинцы любят медленно и расслабленно прогуляться по городу, а самое главное посидеть в ресторане или кафе. Денег у них на это не хватает, поэтому сочинцу важно иметь друзей и знакомых, в том числе среди отдыхающих. Застолья по разным праздникам и поводам занимают в жизни сочинца важное место. Он готов в любой момент оказаться рядом и поучаствовать в чужом застолье. Трудно найти сочинца, который не умеет говорить тосты, вести беседы и участвовать в веселье.
Если вы видите в парке или на центральной улице Сочи пожилого человека, который медленно и расслабленно идет походкой пеликана, оглядывая все вокруг взглядом хозяина, которому принадлежит город, рассматривая красивых женщин, особенно молоденьких девушек, взглядом усталого от сексуальных утех, но не удовлетворенного любителя «шикарной» жизни, напевающего: «а ты стоишь на берегу в синем платье, … пожелать я», то знайте, что это не приезжий. Это сочинец.
В постсоветское время характер сочинца претерпел изменение. Основные его характеристики остались, но развились готовность и стремление любыми путями использовать город, землю, здания, производства, море, туристов и горы в своих личных целях. Стремление все приватизировать захватило сочинцев. Любые деньги, которые приходили в город, будь то бюджетные трансферы или те деньги, которые привозили с собой туристы и отдыхающие, сочинцы рассматривали как свою законную добычу, как нечто положенное им по праву рождения и проживания в Сочи.
Когда же началось олимпийское строительство, то это было воспринято как заслуженный божий дар: золотой дождь с небес, который надо умело и быстро собрать и растащить по домам, частично потратив на вино и застолье. Приход с олимпийскими деньгами московских и краснодарских чиновников, проектных и строительных компаний был воспринят сочинцами как нарушение их законных прав. Как сказал однажды при мне Петрович одному из своих бывших коллег из ФСО: «Мы тут годами свою систему выстраивали, а они думают, что понаехали и снимут все сливки. Хрен им, а не гвозди! В лучшем случае, инжир им в жопу засунем! Делить тут и определять всё будем мы!» Меня Петрович уже не стеснялся: я приехал работать в Сочи до решения о проведении Олимпиады и считался «своим».
Правда, «определять всё» сочинцам не удалось, даже на начальном этапе, при Колодяжном. Как только было объявлено решение МОК о проведении Олимпиады в Сочи, контроль над процессами, кроме сочинцев, захватили краснодарцы, клан губернатора Ткачева. А через некоторое время и тех, и других отодвинули москвичи, команда Лужкова, оставив сочинцам и краснодарцам лишь одну поляну: ремонт городского фонда. Это было сочинцам обидно. А потом пришли люди Медведева и Путина. И именно в этой последовательности.
Сейчас всю вину за просчеты при строительстве объектов, завышение цен, коррупцию возлагают на Путина. Конечно, он как руководитель государства несет ответственность за все происходившее, но справедливости ради надо отметить, что люди Путина не были самыми главными игроками в олимпийской истории. Мне иногда кажется, что кто-то здорово подставил Путина, насоветовав ему стать перед миром «лицом Олимпиады», связать свой имидж и с успехом Олимпиады, и с ее проблемами.
Вспомнил я о характере сочинцев потому, что хотел показать, что среди сочинцев найти хорошего работника было сложно. Советские организации развалились. В городе строили и проектировали вкривь и вкось, без оглядки на СНИПы, правила, нормативы и законы. «Согласовать» и «договориться» можно было обо всем. Город ржавел, ветшал, обваливался, доживая век на том, что было построено и создано за годы социализма. Подлетая к Сочи, из иллюминатора самолета можно было видеть побережье: город, растянутый вдоль моря, и само море, которое у берега приобретало цвет сточной канавы.
Чтобы ни говорили критики решения о проведении Олимпиады именно в Сочи, это решение спасло город, который умирал и разваливался. Другое дело, какие деньги ушли на выполнение этого решения, и во что России обойдется эта Олимпиада, и что можно было в России за такие деньги построить, улучшить…
3
Меня окликнули, я обернулся: по пляжу к нам шел генеральный директор «Спецморстроя» Белявский.
– Завтра начнем устанавливать блоки на первую буну, – сказал он, поздоровавшись.- И в ближайшие дни начнем устанавливать основания к другим бунам.
– Я бы хотел посмотреть, как установлены основания на первой буне, – сказал я Белявскому.
– А как вы хотите посмотреть? Тут надо с аквалангом работать.
– Давайте акваланг.
– Дайвингом занимаетесь?
– Да, последние лет пятнадцать каждый год ныряю с аквалангом.
– Да? И на какую глубину опускались?
– До 60 метров.
– И что видели?
– В прошлом году на Андаманских островах опускались к кораблю, потопленному японцами во время Второй мировой войны, – сказал я.
– Ну, тогда акваланг дадим, но все равно с нашим водолазом придется вместе опускаться.
– Нет проблем. Когда?
– Давайте завтра, часов в десять утра.
– Договорились.
Когда я уходил со стройки, Кияшко пошел со мной рядом. Каминский задержался, разговаривая о чем-то с Белявским.
– Григорий Иванович, вы, надеюсь, не собираетесь подписывать документы, что «Спецморстрой» работал водолазами, если они работали экскаватором, – сказал я.
– Конечно,- энергично заверил меня Кияшко, забегая вперед и заглядывая мне в лицо.
Теперь я был уверен, что Кияшко не подпишет документы, в которых будут указаны не выполненные подрядчиком работы. Он понял, что это не останется без внимания, я этого не пропущу, и подставлять себя он не будет.
На следующее утро Белявский и водолаз «Спецморстроя» ждали меня на берегу с аквалангами. Водолаз, молодой веселый парень, типичный сочинец, и я надели акваланги и ласты и зашли в море у левой буны.
Вода была предельно мутной, хотя море несколько дней было относительно спокойным. Разглядеть хоть что-то можно было на расстоянии не дальше тридцати сантиметров. Водолаз держал меня за руку, чтобы я не потерял ориентировку и не уплыл от буны в море.
Мы проплыли вдоль буны, почти касаясь ее телами, и я увидел желтое тело нового основания, проплыл вдоль него, ощупывая шершавый бетон руками, затем увидел край и начало корпуса другого основания. Основания были новыми. Они на половину своей высоты были погружены в гальку дна.
Так мы проплыли вдоль всей буны, обогнули ее и вернулись на берег.
– Ну, что, Валерий Павлович? Посмотрели, проверили?- улыбаясь, спросил Белявский. Он был молод и радостно предан Штанько. Наверное, надеялся принять от него дела и бизнес, когда годы и «коньячок под шашлычок» сделают своей дело.
– Да. Основания новые, установлены нормально,- сказал я, успокаивая его. Мне было ясно, что никакие обследования водолазами не проводились, и проводить их не было никакого смысла. Тем более платить за это миллионы рублей. Но пока я решил промолчать, и оставить Штанько и Белявского со товарищи в умиротворенном состоянии.
Понимая сочинскую специфику, менталитет местного пипла (people – народ, люди; англ. яз. – ВМ), я с самого начала стройки предполагал, что придется все жестко контролировать мне самому. Поэтому, после подписания контракта со «Спецморстроем» я направил письмо-уведомление гендиректорам ФГУП «ДСР» УДП РФ Смирнову и «Спецморстроя» Белявскому о том, что от «Москонверспрома» право подписи на документах, в том числе актах выполненных работ, имеет только гендиректор, то есть я сам. Никакие другие сотрудники подписывать официальные документы не имели права. Я был уверен, что на это письмо никто внимания не обратил. И мне было интересно, как «Спецморстрой» и заказчик попытаются провести принятие актов на невыполненные работы в обход меня. Теперь и Кияшко должен стать для них препятствием. Интересно, договорятся ли с ним?
Конечно, с Кияшко они могли бы договориться, и легко, если бы не два фактора. Во-первых, Кияшко уже знал о моей позиции. Он, наверняка, доложил о ситуации своему директору – Новикову. Тот тоже попытается использовать ситуацию в своих интересах, запретит Кияшке подписывать акты и доложит о ситуации своему начальству в Москве. Там, в Москве, свои интриги и расклады, и не исключено, что информация уйдет и в Контрольно-ревизионное управление, то есть ФСБ, и к Чаусу. Это поставит Чауса в неудобное положение, когда он поймет, что информация о возможных приписках Штанько вышла из узкого круга сотрудников ГУКСа и «ДСР». Это грозило ему неприятностями. Любой шум для него будет лишним. Следовательно, в случае конфликта между мной и Штанько, откровенно давить на меня не сможет ни Лещевский, ни Смирнов, ни Ольшевский. Их начальник Чаус будет заинтересован в замалчивании конфликта.
Вторым фактором была связь Кияшко с ФСО через его сына, который служил в охране. Об этом мне сказал Каминский. Было понятно, что информация из ФСО будет приходить к Кияшко и Новикову, а от них в ФСО. Следовательно, давить на Кияшко Лещевский и Ольшевский тоже будут с осторожностью.
Такой расклад меня устраивал. Конечно, хотелось бы обойтись без конфликтов, но я уже привык, что на объектах УДП РФ без конфликтов жили только «кошельки». Если ты был независимым и стремился эту независимость сохранить, то конфликтов избежать было невозможно. Следовательно, к ним надо было готовиться.
4
Однако, меня ждали сюрпризы.
Продолжение следует
