К читателям,
После публикации первых двух частей у читателей, естественно, возникли вопросы и замечания. Некоторые посчитали, что я пишу «слишком намеками», другие задали уточняющие вопросы, были и те, кто уже стал догадываться, к чему я подвожу…
Я признаю, что не всегда полностью и подробно раскрываю центральную тему каждой части. Причина в том, что тему каждой части серии я пытаюсь раскрыть через конкретные примеры и образы, чтобы было интереснее читать, а сделать это очень трудно в рамках одной ситуации или одного конкретного случая. Чтобы показать проблему в комплексе, надо расширять повествование и приводить другие примеры, а это время и объём. Поэтому я иду другим путем и ввожу в текст заключение, которое передает узловой момент истории.
В этом заключении я пытаюсь объяснить читателю, на что в тексте стоит обратить внимание и какие выводы сделать. Формулирую я это заключение в «реперной точке», и эти «реперные точки», которыми я заканчиваю все эпизоды, будут впоследствии соединены в одну нить, которая подведет к итогу, к основному выводу…
Кроме этого, хотел бы заметить, что все мы по-разному видим картину или видеоряд. Для одного все понятно и не требует объяснений. Другой, смотря на ту же картину, чувствует недоговоренности, намеки.
Вот, например, возьмем фильм «Mash» о «дворце Путина», который посмотрели несколько миллионов. Блогеры обсуждают его активно, причем все, кого я смотрел и слышал, принимают фильм как доказательство того, что работы на «дворце Путина» ведутся активно, полным ходом…
Однако, в комментариях можно увидеть сомнения, то есть у некоторых зрителей этот фильм вызывает ощущение недосказанности, намека, но намека не очень понятно на что.
А вот я вижу четкую картину, противоположную той, что видят блогеры, и которая является доказательством, что работы на объекте давно остановлены и не ведутся, а рабочих пригнали только для съёмок. Почему? Потому что я не увидел в фильме, например, ни одной единицы обрудования для выполнения реальных работ. Потому что во время всего фильма я ни разу не увидел рабочего, который выполняет реальную работу, то есть ту работу, которая записана в смете, в плане производства работ, которая принимается по актам и оплачивается. Ни один строитель ничего подобного не делал. Кто-то ходил, кто-то носил мешок, кто-то катил тележку, кто-то переодевался… Ни один не занимался делом!
Если бы я приехал на свой объект и увидел бы такую картину, то я немедленно вызвал бы начальника стройки или прораба и задал бы ему вопрос:
– Это что тут происходит? Почему никто не работает?
А если бы мой начальник стройки в Сочи Виктор Гаврилыч Бородин, по кличке Горыныч, приехал бы на стройку и увидел такую картину, то текст был бы другим: трехэтажный мат и только одно литературное выражение, которое он применял для обозначения такой «работы» – «шалабала!».
Вывод: для меня ясно, что работы давно остановлены, не ведутся, а сцена театральная, рассчитанная на блогеров, которые на реальных стройках не работали…
Тем не менее, я повторяю, что принимаю замечания читателей и постараюсь сделать свой рассказ более понятным, а намеков делать поменьше…
Итак,
1
«Каждый должен нести свой чемодан»
На совещании по понедельникам в кабинете Лещевского присутствовали генеральные директора компаний, которые работали генеральными подрядчиками на наиболее ответственных объектах Управления делами Президента, где заказчиком выступал именно Главное управление капитального строительства УДП РФ, а точнее его дочерняя фирма ФГУП «Дирекция по строительству и реконструкции объектов федеральных органов (ДСР)».
Сергей Анатольевич Смирнов, директор ФГУП «ДСР», и Вадим Михайлович Ольшевский, его заместитель, обязательно присутствовали на совещаниях у Лещевского.
И тут надо отдельно остановиться на этой особенности процесса управления объектами УДП РФ, который был сформирован командой В.И.Кожина как раз в эти годы.
Отбор генеральных проектировщиков и подрядчиков по строительству и реконструкции объектов Управления делами Президента осуществляли В.М.Лещевский и его непосредственный начальник А.В.Чаус. Результаты отбора на тендерах утверждались И.Д.Малюшиным, заместителем Кожина. Если было необходимо, то в отборе или судьбе генпордрядчиков принимал участие и сам Кожин.
Однако подписывались контракты на выполнение работ на объектах именно Смирновым, руководителем другого юридического лица – ФГУП «ДСР», которое и выступало заказчиком, а готовились контракты, акты и сметы соответствующими отделами как УКС, так и ФГУП совместно. А это означает, что именно ФГУП «ДСР» отвечал перед законом за исполнение контрактов.
Таким образом,
Реперная точка 2: В системе УДП РФ всё решали государственные чиновники, а несли юридическую ответственность сотрудники отдельной структуры – самостоятельного государственного предприятия, то есть не чиновники, а работники коммерческой структуры.
Как любил говорить, Владимир Ресин, руководитель строительного комплекса Москвы при Лужкове, формулируя принцип разделения ответственности: «Каждый должен нести свой чемодан».
Теперь то же самое, но уже для тех, кто не любит намеки: Решения о том, по каким ценам и кто будет проектировать, как и что строить, принимались государственными чиновниками системы УДП РФ, а в случае скандала, в том числе разоблачения перерасхода бюджетных средств, неправильно выполненных или невыполненных работ, срыва работ и сроков, перед законом отвечали сотрудники ФГУП «ДСР», а также генеральный подрядчик и генеральный проектировщик.
2
«Ну кто с тобой работать будет?»
На совещании каждый из руководителей компаний-подрячиков докладывал Лещевскому о ситуации на своем объекте, о выполнении плана, проблемах, если, конечно, хотел, чтобы о них знали Лещевский и все остальные присутствующие.
В тот день, в начале 2007 года, никто из участников совещания ни о какой резиденции Президента в Геленджике не говорил. Это означало, что этот объект пока находился на той стадии, которая не требовала особого контроля, или этот объект шел по спецсписку, и занимались им УДП и ФСО совместно.
После совещания я подождал, пока народ разойдется, и подошел к Лещевскому.
– Владимир Михайлович, в Сочи говорят, что в Геленджике будет строиться или уже строится новая резиденция Президента, – сказал я. – Кто там генеральный подрядчик и проектировщик?
– Палыч, ты сейчас этим голову себе не забивай, – сказал Лещевский, перебирая на столе бумаги. – У тебя своих проблем полно. Реши свои проблемы и наладь работу на «Приморском», а потом вернемся к Геленджику, – он поднял голову и посмотрел на меня. – Кстати, мы с тобой уже об этом объекте когда-то говорили: пансионат в Туапсе. Ты же тогда интереса не проявил, отказался… Слушай, реши свои дела. Если у тебя пойдет все нормально, то или в Геленджик тебя заведем или «Дагомыс» тебе отдадим. Там тоже большая реконструкция намечается, и проект тоже надо переделывать…
На этом разговор и закончился.
Лещевский был прав. Проблем у меня на объекте, – корпус «Приморский» санатория «Сочи» Управления делами Президента РФ, – было полно, причем проблем серьезных. И созданы эти проблемы были именно Лещевским и его командой, а решать теперь приходилось мне. Другими словами, мне было не до нового объекта, тем более за пару сотен километров, на который пришлось бы почти каждый день мотаться из Сочи…
И еще я вспомнил разговор с Лещевским, когда он предложил мне поработать на объекте в Туапсе. Произошел разговор в 2006 году, перед тендером по реконструкции корпуса «Приморский» в Сочи.
На тендер я пошел по приглашению Анатолия Васильевича Чауса, начальника ГУКС. Приглашение мне передал Ольшевский, зам директора ФГУП «ДСР». К истории о том, почему Чаус пригласил меня на тендер, я вернусь позже, а тогда после звонка Ольшевского для подготовки предложения к тендеру я получил эскиз проекта, который представлял собой рисунок и несколько чертежей с планировкой и информацией по объекту, а также небольшую часть спецификации. Больше никакой проектной документации у Ольшевского не было.
Сметный отдел в «Москонверспроме» начал делать предварительную смету, чтобы определить цену, с которой можно было выйти на тендер. Через несколько дней Ольшевский позвонил мне еще раз и сказал, что Лещевский хотел бы со мной переговорить.
– Валерий Павлович, ты, когда приедешь, до разговора с Лещевским зайди ко мне, – сказал Вадим Михайлович.
Лещевского до этого я знал не очень хорошо. Мы несколько раз встречались с ним, и один раз я с ним разговаривал на предшествующем объекте -«Особой зоне Президента РФ» в Кремле. О самом этом объекте речь пойдет позже, а сейчас я только скажу, что «Москонверспром» на «Особой зоне» был генеральным проектировщиком и генподрядчиком по системам вентиляции и кондиционирования, а также осуществлял авторский и техническтий надзор за работами подрядчиков. Исключения составляли компании, имевшие особые лицензии ФСБ и осуществлявшие проектирование и монтаж систем защиты объекта. Эти компании работали под прямым надзором ФСО. Генеральным подрядчиком по общестроительным работам был «Моспромстрой», который тогда возглалял легенда строительного комплекса Москвы Василь Василич Мороз, по кличке «Глыба». Между Морозовым и Морозом отношения были не простыми…
Шел тогда 2005 год. «Особая зона Президента» полностью перестраивалась ко встречи иностранных гостей. К 9 мая на празднование 60-летия Победы в Великой Отечественной войне в Москву должны были приехать руководители всех основных мировых держав, включая США, Великобритании, Франции, Германии, Китая, Индии и других, а принимать их Путин должен был именно в «Особой зоне» Московского Кремля.
В советское время во время партийных съездов, которые проходили в ГКД (тогда КДС), руководство КПСС собиралось именно в «Особой зоне», поэтому, не считая отдельного входа с улицы, в «Особую зону» было еще два входа-перехода: из Кремлевского Дворца Съездов и Большого Кремлевского Дворца. «Особая зона Президента РФ» находится как раз на стыке ГКД и БКД. Члены Политбюро и ЦК там отдыхали, беседовали, встречались с гостями съезда, обедали. Площадь «Особой зоны» 3,5 тысяч квадратных метров. Перед началом работы над проектом Кожин сказал: «От духа Политбюро ничего не должно остаться!»
На фото: Л.И.Брежнев, Ю.В.Андропов, Д.Ф.Устинов, К.У.Черненко и другие члены Политбюро и ЦК КПСС в Ореховом зале Особой зоны КДС
Объект был на контроле Владимира Путина, который лично утвердил наш проект. От Администрации Президента курировал проект руководитель Протокола Президента РФ Игорь Щёголев. Заказчиком по контракту был Государственный Кремлевский Дворец (генеральный директор П.М.Шаболтай), а непосредственно контролировал работы УКС УДП РФ, то есть лично Чаус.
Еженедельно Чаус делал обход «Зоны», его сопровождал Лещевский. От «Москонверспрома» участвовал в обходе я, главный архитектор Алексей Николаевич Чекмарев и руководитель группы авторского и технического надзора Владимир Черняев.
Вопросы задавал Чаус, и он же принимал решения. Лещевский обычно молчал. Лишь один раз, уже под конец работ, он подошел ко мне в будущем кабинете Президента и сделал замечание по дизайну кабинета Путина. Замечание было странное, показывало, что Лещевский в архитектуре плохо разбирается, и я решил, что он хочет установить контакт и показать мне свое значение, свой статус.
– Дизайном кабинета Президента я не занимался, – сказал я. – Мне сказали, что Путину нравится его кабинет в Ново-Огарево. Мы съездили, посмотрели и сделали по стилю подобное, а в деталях все это делал Чекмарев. Алексей Николаевич!…
Я подозвал Чекмарева, полковника, бывшего главного архитектора Военпроекта Министерства обороны СССР. Он был главным архитектором на строительстве дачи министра обороны Устинова, резиденции Михаила Горбачева в Форосе. Чекмарев был вторым архитектором на том объекте. Первый не понравился Раисе Максимовне. Чекмарев же с ней сумел найти общий язык.
Фото: Дача Михаила Горбачева в Форосе, Крым
Чекмарев подошел к нам, и я ему показал на Лещевского и сказал:
– Есть вопросы по колоннам.
Лещевский начал задавать свой вопрос, а я повернулся и пошел к группе, которая стояла вокруг Чауса. За моей спиной Чекмарев, понимавший все с полуслова и умевший поставить на место не очень хорошо разбиравшихся в архитектуре, но имевших апломб больших начальников, зычным голосом стал учить Лещевского, который сразу сменил свой тон на поддакивающий… Это был единственный мой разговор с Лещевским до встречи в его кабинете…
В здание Управления делами я приехал за полчаса до встречи с Лещевским и сначала зашел в кабинет Ольшевского.
– Вадим Михайлович, ты просил меня зайти к тебе перед Лещевским, – сказал я, присаживаясь в его столу.
– Хорошо, что зашел, – сказал он. – Как там у вас дела в «Москонверспроме»?
– Нормально, работаем…
Мы поговорили несколько минут о ситуации в Сочи…
– Ты, когда закончишь с Лещевским, зайди ко мне, пожалуйста, – сказал он, переходя к делу.
– А что такое?
– Ну, он с тобой хочет погорить о тендере по «Приморскому», а мы тут хотим знать, чем разговор закончится, – он улыбнулся. – Лещевский собирается в отпуск… Мы остаемся на хозяйстве… Нам бы хотелось знать, что ты решишь после разговора…
– Хорошо, зайду, – сказал я.
– У него есть югославы, – сказал Ольшевский. – Он попытается тебя отговорить участвовать в тендере или постарается договориться с тобой, что ты проиграешь, а югославы тебя возьмут… Ты как?
– Мне Чаус обещал взять на объект, – сказал я. – Я сделал то, что он просил, я свое обещание перед ним выполнил, письмо из Прокуратуры забрал… Зачем мне югославы?…
– Лещевский пообщает, но работать с тобой он не хочет, боится, а югославы точно не захотят. Наслышаны о тебе… А мы с югославами не хотим работать… Так что ты решай… И заходи ко мне. Хорошо?
Я пообещал зайти, вышел из кабинета Ольшевского и пошел вдоль коридора к кабинету Лещевского, понимая, что опять жизнь втягивает в разборки и интриги… Ну, и что было делать? Такова жизнь в нынешней России, подумал я…
Лещевский предложил мне сесть за стол для совещаний.
– Палыч, я все знаю о твоем разговоре с Чаусом, что он тебе обещал объект в Сочи за то, что ты закончишь «Особую зону Президента» и забирешь свое письмо из Прокуратуры. Я все знаю… Но «Приморский» не для тебя. Туда уже есть кому заходить, уже и работа подготовлена. Проект там хорошо знают, они участвовали в проектировании. Давай так: ты за этот тендер не берешься, в тендере не участвуешь, а я тебе обещаю другой объект рядом… пансионат в Туапсе. Там серьезный объект намечается. Будешь один, спокойно, все сам решать, как ты любишь. Давай так, хорошо?
– Ну, Анатолий Васильевич мне предложил, а я согласился, – сказал я. – А теперь мне отказываться?… Кто так делает?
– Да на хрен ты ему нужен! Он хотел, чтобы ты письмо забрал! Ты что реально думаешь, что ты на Кремль в Прокуратуру написал, а тебе объекты Президента давать будут? Ты все эти обещания плюнь и забудь! – Лещевский почти кричал. – Кто с тобой работать после этого будет?
– Ну, благодарность Президента за «Особую зону» я получил, Чаус и Кожин тоже, Шаболтай даже орден, хотя я на него написал в Прокуратуру. Вы – не знаю. И не первый это был объект в Кремле, где у меня был конфликт, но работать продолжаю…
Лещевский посмотрел на меня и сказал, уже спокойно:
– Ну, как знаешь. Я тебе Туапсе предложил, а я держать обещания умею…
На этом разговор тогда закончился.
Когда я зашел в кабинет Ольшевского, меня там ждали Ольшевский, Смирнов и Юрий Васильевич Усачев, начальник технического отдела УКС, «правая рука» Лещевского.
– Ну, что? – спросил Ольшевский. Все трое смотрели на меня с интересом.
– Он предложил Туапсе мне на замену. Я отказался, сказал, что буду участвовать в тендере по «Приморскому».
– Ну, и хорошо. Правильно сделал. Лещ уезжает в отпуск, в свою Черногорию. Мы тут остаемся, все будем организовывать. Он нам уже дал указание тенедер югославам отдать. Но мы не хотим. Нагло ведут очень. Никого кроме Леща не признают, не слушают. Любой вопрос решают под себя с Лещевским напрямую. Тебя Чаус поддерживает. Ему «Зона» понравилась, президенту и Кожину тоже, и как вы работали. Сказал, что с Морозовым можно работать, только пусть письма больше не пишет… Ты первый и единственный в истории России, кто в Прокуратуру на Кремль письмо написал, – Ольшевский заулыбался. Остальные двое на меня не смотрели. – Палыч, надеюсь, что ты в Сочи на нас не напишешь… А Лещ пусть в Черногории отдыхает. Когда приедет, все будет решено…
– Ну, и отлично, – сказал Смирнов. – Вы тут детали обговорите сами.
Смирнов вышел из комнаты.
– Палыч, тебе что нужно? – спросил Усачев.
– Проект, чтобы правильно и точно рассчитать стоимость. Документации очень мало, – сказал я. – Цена на тендере будет решать, а мне надо выйти на реальную цену, чтобы не завысить и не уйти потом в минус.
– Я дам то, что у меня есть. Думаю, что хватит, – сказал Усачев.
– А проект сделан? Реально? – спросил я.
Усачев как-то неопределенно махнул рукой…
– В Сочи делали, – сказал он.
– Когда Лещ приедет, поезд уйдет, – сказал мне на прощание Ольшевский.
Однако оказалось, что он поспешил…
Когда Лещевский вернулся, тендер по «Приморскому» уже прошел, и на этом тендере победил «Москонверспром». Цена, которую мы дали, была около 1,5 миллиардов рублей. Цена югославов была на 40% выше…
Лещевский позвонил мне и попросил прийти. К этому времени контракт был готов, и мной и Смирновым подписан, завизирован Чаусом и находился на утверждении у Малюшина, зама Кожина.
Когда я вошел к Лещевскому в кабинет, он показал мне контракт…
– Ты что думаешь, что я не договорюсь с Иваном (Малюшиным – ВМ), чтобы он этот контракт отменил, как и решение тендерной комиссии? – спросил меня Лещевский. – Ты знаешь, что я с Малюшиным договорюсь. Без проблем. Сегодня же! Тебе я последний раз предлагаю отказаться самому. Скажи, что не учел что-то из объёмов, что необходимо пересмотреть цену. Придумай что хочешь! Я тебе гарантирую, что югославы тебя возьмут на подряд на весь объём работ, вторым генподрячиком пойдешь. По твоей цене. Те же деньги заработаешь. Последний раз предлагаю!
– Как «Москонверспром» после этого выглядеть будет? «Не учел»… Сейчас не учел, завтра тоже не учтет. Кто работать с нами будет? Весь авторитет и имя на помойку выбросить… Я на это не пойду.
– Ты же знаешь. что там есть реальные работы, которые ты не учитывал. Реальные работы! Все знают. Винить тебя не будут… У нас кто-нибудь ответит или в Сочи…
– Я как-нибудь выкручусь. За счет аванса выполню…
– А график сорвешь!
– Постараюсь не сорвать…
Лещевский посмотрел на меня, помолчал.
Я понимал, что теоретически он может договориться с Малюшиным, но он на это не пойдет. Все согласовано. Все подписали, в том числе, я был уверен, подписал и Малюшин, хотя его подпись на контракте я разглядеть не успел. Теперь Лещевскому предстояло дураками выставить всех своих начальников… А если я упрусь, напишу письмо (теперь каждому это будет в голову приходить) или пойду в суд?… А то, что я готов был пойти на это, ни у кого не было сомнений.
На фото: В.М. Лещевский (первый слева от священнослужителя) и И.Д.Малюшин (слева от Лещевского)
Когда у меня с Шаболтаем, генеральным директором ГКД, пошел конфликт на «Особой зоне», и я написал письмо в Прокуратуру Москвы, то Чаус смог разрулить ситуацию, договорившись со мной, что я забираю письмо из Прокуратуры, а он мне разрешает идти официально в суд на Кремль, на ГКД, но я заканчиваю «Особую зону», даже если Шабалтай перестанет платить за работу. Письмо я забрал, работу в «Зоне» закончил, в суд пошел и суд выиграл. Это была первая и до сих пор единственная победа в арбитражном суде против Кремля…
– Ну, ладно, Палыч, договоримся таким образом, – сказал Лещевский. – Ты контракт получишь, но на общестрой возьмешь «Харвинтер»…
– Это кто?
– Слободан… Сербы, – сказал Лещевский.
– Ну, если цена их подойдет и работать умеют…
– Вы договоритесь. Слободан толковый мужик, – заверил меня Лещевский. – Ты с нами до сих пор не работал, а у нас есть порядок, правило. Тут ты возникать не сможешь. Ни возникать, ни торговаться…
Он взял листок бумаги, на котором обычно делают заметки, написал что-то и показал листок мне. На листке было написано «12%».
– Сразу скажу, что только два здесь остаются, – тихо сказал Лещевский. – Остальные туда. – Он кивнул на потолок… Это без обсуждений!
– С аванса я не смогу, – сказал я. – Там работ неучтенных… вы сами знаете, и закрывать актами на первом этапе не знаю, как и что можно будет…
– Задержка не проблема, – сказал Лещевский. – Наладишь работу, закроешь аванс, потом разберемся…
Я вышел из его кабинета и, как договорились, опять зашел в кабинет Ольшевского. Там были все трое.
– Сколько он с тебя запросил? – спросил Ольшевский. Смирнов и Усачев смотрели с интересом и опаской.
– Двенадцать процентов, – сказал я.
– Охуел что ли? – Ольшевский был в шоке. – Он всегда по пять брал. Что же остальным остается? Десять было на всех! Больше десяти не вытянуть… разоряться подрядчкам, что ли? Или кидать субподрядчиков?
Смирнов и Усачев сидели озадаченными.
– Да, – протянул Смирнов. – Планки повышаются…
– Как крутиться будем? – спросил Ольшевский. – Ладно, Валерий Павлович, ты иди… Давай объект разворачивать будем вместе… Там посморим, как все соорудить можно…
Я ушел, думая, что у меня есть несколько месяцев, и за это время с Лещевским надо будет что-то решить, избавиться…
Вот так я получил «Приморский»…
Реперная точка 3: УДП РФ и его структуры, как и вся система, уже в начале 2000-х представляли собой детскую пирамиду «счеты», в которой каждый кружок был группа или клан, претендующий на свою долю финансового пирога, выделенного из госбюджета на строительство объектов. С каждым годом претензии возрастали у каждого кружка, и число кружков увеличивалось. К середине 2000-х это привело к тому, что дальнейшее увеличение долей-откатов стало невозможным в рамках государственных смет при сохранении норм и качества работ. Противоречия между кружками-кланами нарастали. Система пришла в состояние внутреннего перенапряжения, и вопрос мог быть решен только двумя способами: 1) снятием ограничений и государственного контроля за размерами и объемами финансирования объектов, 2) созданием неофициального, то есть «черного», порядка выполнения проектных и строительных работ, который позволял бы под видом принятых нормативов и стандартов оплачивать невыполненные работы или проводить повторные оплаты работ.
Вот об этом и еще о первом апарт-отеле президента пойдет речь в сдледующей части серии…
(Продолжение следует)
