Когда я зашел в бывший кабинет Сталина, который тогда занимал Шульгин, было ровно три часа дня. Шульгин в кабинете смотрелся естественно. Он был худощавый, всегда в черном дешевом советском костюме, белой рубашке и черном галстуке.

Было видно сразу, что он продукт старой советской чекистской школы. Как сказал о нем Володя Стрехнин, которому по работе чаще моего приходилось иметь с Шульгиным дело, тот умрет, но копейки ни у кого не возьмет.

– Наверняка, он получил от КГБ лет десять назад участок под Москвой, и все эти годы строит дом,- сказал Стрехнин как-то о Шульгине.- Маленькую советскую дачку. С каждой зарплаты откладывает деньги, покупает материалы, тащит их на дачу и строит дом. Купит лист фанеры, и везет его на стареньких «жигулях» на дачу. Там сам прибивает. И гордится, что к пенсии он построит себе дачу. За свои деньги.

Шульгин вышел из-за стола, за которым сидел до моего прихода. Мы поздоровались и сразу вышли из кабинета и направились из Потешного Дворца в Большой Кремлевский Дворец.

Погода была теплая и солнечная. В Кремль заходили группы туристов и шли стайками мимо Государственного Кремлевского Дворца в сторону Соборной площади и музеев Кремля.

Московский Кремль в те годы потерял свое «сакральное» значение, которое приобрел в годы Советской власти. Он стал каким-то более демократичным, доступным. Пропуска выписывались легко. Кроме туристов такими же стайками в Кремль бегали чиновники. Однако, порядок и расписание работы в Кремле поддерживались по советской системе. Например, тогда по четвергам Кремль закрывали для туристов, зрителей и обычных посетителей. В этот день проводили осмотр, техническое обслуживание систем, ремонт и тщательную уборку. В Советское время в четверг в Кремле заседало Политбюро ЦК КПСС.

Это уже после прихода Путина в Кремль был ужесточен сначала пропускной режим в Первый Корпус (Президентский), потом вообще в Кремль. При Ельцине сотни человек имели постоянные пропуска в Президентский Корпус. Когда Путин въехал в Кремль, все пропуска в Первый Корпус были ликвидированы на следующий день. Постоянные пропуска получили сотрудники Корпуса и три человека из служб Кремля, кабинеты которых находились вне Корпуса. Остальные должны были каждый раз получать разовые пропуска или ходить в сопровождении.

Такая закрытость была не характерна даже для советский системы. Эти попытки «отгородиться» стали принимать даже болезненный до анекдотичности характер. Так, нынешний первый справедливорос Миронов, когда был избран на пост «смотрящего» по Совету Федерации, написал письмо Волошину, который в то время был руководителем Администрации Президента РФ Бориса Ельцина. В письме Миронов попросил Волошина  принять решение о запрете на вход в Кремль москвичей и туристов после окончания рабочего дня, потому что этот бывший геофизик хотел спокойно гулять по Тайницкому саду и Большому Кремлевскому скверу, обдумывая, какую-бы еще диссертацию заказать, чтобы его, не дай Бог, ни побеспокоил вдруг какой-нибудь москвич или турист, а хуже всего чиновник или общественник.

Волошин отправил письмо Миронова Коменданту Кремля Сергею Васильевичу Стрыгину. А я как раз в тот день зашел к Стрыгину в кабинет. Сергей Васильевич сидел раздраженный.

– Вот, блин, Валер, навербовали с улицы, не поймешь кого. Теперь идиотские письма получаем,- сказал он. Я спросил, о чем он. Стрыгин рассказал о письме Миронова, ткнув в него пальцем.- Волошин мне расписал. Не хочет посылать Миронова грубо. Хочет, наверное, чтобы я его послал. Пошлю, но придется культурно… Охраняемое лицо! Наберут с улицы, а потом мучайся! Когда Ленин и Сталин с семьями жили в Кремле, и то Кремль от москвичей до вечера не закрывали! Вместо работы что ли людям в музеи ходить?!

Миронову отказали. Культурно.

Но в середине 90-х о Миронове никто не слышал, и народ активно и расслабленно бродил в Кремле по отведенным для туристов местам.

Шульгин и я, в окружении гостей столицы, прошли мимо ГКД, где мне еще предстояло работать через несколько лет, а затем через Соборную площадь мимо резиденции Патриарха, которую в это время уже приняли решение восстановить (мы участвовали в этой работе), к боковому входу в БКД.

Офицер, стоявший внутри за дверью, увидев нас через стекло, открыл нам высокую дворцовую дверь, и мы прошли в одно из служебных помещений, в котором собрались представители проектных организаций и строительных компаний. До этого я на подобном совещании по реконструкции ГКД не был. Обычно ходил Стрехнин, но последние недели, пока шел конфликт, «Йорк» на эти совещания не приглашали.

На реконструкцию ГКД было заключено два основных контракта: Управление делами Президента РФ, в лице Павла Бородина, заключило контракт на генеральный подряд по проектированию и выполнению строительно-монтажных работ со швейцарской фирмой «Мабетекс», а Главное управление охраны РФ, в лице Крапивина, заключила контракт на выделенные из общего комплекса работы по поставке и монтажу систем вентиляции, отопления и кондиционирования с «Йорк Россия».

Это была первая реконструкция в Кремле крупного объекта после распада СССР. Выделены на нее были сотни миллионов долларов. Бородин получил основную поляну, но и ГУО выделило себе небольшую независимую полянку, на которой и попыталась сделать себе «кошелек».

Бородин ссориться с ГУО не мог. Все документы согласовывала охрана, в частности, Валерий Павлович Горелов. ФСО и УДП РФ и сейчас тесно связаны. Управделами президента Кожин, в больше степени, ставленник не Путина, а начальника ФСО Мурова.

Хотя Бородин и Пакколи, хозяин «Мабетекса», и зависели от ГУО, вели они себя независимо, особенно после того, как согласились отдать ГУО из своего объема отдельную «полянку».

Однажды я зашел к Горелову. Кабинет у него был небольшой и казался еще меньше, потому что был заставлен мебелью, картами, приборами. На стенах тоже везде висели старинные карты и рисунки Кремля. На столе россыпью валялись старинные серебряные копейки времен Ивана Грозного (в то время были попытки найти в Кремле библиотеку Ивана Грозного).

Горелов стоял на стуле и зло приколачивал к стене маленькую рамку от картины. Внутри рамки на фанерке был приклеен кусок плинтуса, сантиметров пятнадцать.

– Валерий Палыч, ты чего хочешь изобразить?- спросил я  Горелова.

– Пал Палыч, блин… – Горелов прибил «картину» и спрыгнул со стула. Красный и злой. – Приходит ко мне Пакколи и приносит смету на закупку материалов для БКД на согласование. Я посмотрел. Вижу, что цифры не бьют. Взял общую стоимость дубового плинтуса и разделил на метраж. Получилось, что каждый метр плинтуса стоит 22 тысячи долларов. Я говорю, Бриджет я такое пропустить не могу. Давай пересчитывай. А он мне: Палыч, прекрати ковыряться. Хочешь, я сейчас пойду к Бородину, и он все подпишет. Я говорю: вот тебе! Ничего он без меня не подпишет. Пакколи  взял у меня смету, ушел минут на пятнадцать, возвращается и показывает подписанную Пал Палычем смету. И смеется… Я у него смету забрал и побежал к Бородину. Говорю, Пал Палыч, ты чего? Что подписываешь без моей визы, и не читая… А он от меня отмахнулся, говорит: отстань Палыч, делать тебе нечего, как в цифрах копаться. Все будет сделано правильно… Ну, вот я пошел, отпилил от плинтуса кусок и повесил его на стене. Теперь у меня на стене висит самый дорогой плинтус в мире!

(Продолжение следует)