В комнате, где проходило совещание по реконструкции БКД, сидело человек двадцать. Часть из них сидели вокруг длинного стола, закрытого чертежами и бумагами. Остальные сидели вокруг на стульях. Женщина средних лет стояла у стола и докладывала. Я понял, что она представляет «Моспроект – 2», с которым Мабетекс подписал контракт на генеральное проектирование.
«Моспроект-2» был монополистом в генеральном проектировании реконструкции объектов в Кремле. Объяснялось это тем, что в конце пятидесятых годов прошлого века, когда Хрущев решил построить на месте разрушенного здания Оружейной палаты дворец для съездов партии, которые до этого проходили в Большом театре, некоторые архитекторы строить новодел в Кремле отказались. Взялся за это Михаил Посохин, который и возглавил группу по проектированию нового дворца. Так был построен Кремлевский Дворец Съездов, который после распада СССР стал называться Государственный Кремлевский Дворец, и в 2002 году перешел усилиями Лужкова и Кобзона под контроль Петра Михайловича Шаболтая. Там где проводились съезды партии стали проводиться концерты, а на знаменитой сцене вместо Хрущева, Брежнева и Андропова стали выступать Моисеевы, Сердючки и Киркоровы с Витасами.
В награду за строительство ГКД Михаил Посохин стал еще и главным архитектором Москвы.
Его сын, тоже Михаил Посохин, конечно, тоже стал архитектором. В качестве наследства ему достался «Моспроект-2» и безальтернативная возможность получать подряды на проектирование объектов в Кремле. Его монополизм был разрушен мною в 2003 году самым болезненным для Михал Михалыча образом: моя компания «Москонверспром» стала генеральным проектировщиком по реконструкции Государственного Кремлевского Дворца и «Особой зоны» (зоны Политбюро ЦК КПСС, а затем Президента РФ), которые были спроектированы группой архитекторов, возглавляемых его отцом. Михал Михалыч, выходя из зала, где проходило совещание, на котором мы присутствовали вместе с ним, специально вышел за мною и в дверях прошептал в ухо: «Моя месть будет страшна!».
Но это другая история.
А тогда мы с Шульгиным встали в зале, и молча стояли, пока нам не принесли стулья. Мы сели, и несколько минут Шульгин сидел молча. Я, естественно, тоже молчал.
Женщина, вероятно, ГИП, настороженно поглядывая на нас, продолжала пояснять проектные решения. На совещании я не увидел знакомых лиц.
Через минуту Шульгин прервал выступление представителя «Моспроекта-2».
– На каком оборудовании вы проектируете системы кондиционирования и вентиляции?- спросил он.
Женщине был неприятен вопрос.
– На оборудовании финской компании «Флект»,- сказала она.
– Надо проектировать на «Йорке»,- жестко сказал Шульгин.
– Но я слышала, что «Йорка» не будет?- сказала женщина.
– Не надо никого слушать. Надо слушать заказчика. Подписан контракт с «Йорком». Оборудование будет «Йорка».
– Но в Кремле уже установлено финское оборудование. Мы «Флект» хорошо знаем,- с безнадежностью в голосе сказала женщина.
– Получите необходимую информацию об американском оборудовании в «Йорке». Валерий Павлович ее вам предоставит,- Шульгин кивнул в мою сторону.
Я тоже кивнул. Я не стал говорить, что мы уже пытались передать необходимые для проектирования данные по оборудованию в «Моспроект-2», но те отказались иметь с нами дело. В СССР использовалось в основном советское и финское оборудование. «Флект» имел тесные связи «Моспроектом-2». Им было за что воевать. Наш конфликт с ГУО, о котором ходили слухи по Москве, с одной стороны, повысил шансы «Флекта» остаться монополистом по кондиционированию в Кремле, а с другой стороны, показал проектировщикам из «Моспроекта-2», что с «Йорком» договариваться о комиссионных за включение оборудование в проект вряд ли удастся.
Проектировщики боролись за «Флект», используя связи Посохина и углубляя конфликт между ГУО и «Йорком».
Теперь вдруг все перевернулось.
Шульгин поднялся.
– Никаких обсуждений. Выполняйте указание заказчика,- сказал он в приказном тоне. – Валерий Павлович, идемте.
Мы встали и вышли с совещания.
На выходе из БКД мы простились. Шульгин пошел обратно к себе в кабинет Сталина, а я направился к машине, которая стояла у здания Манежа, недалеко от Кутафьей башни. Без надобности в Кремль на машине я заезжать не хотел.
Так закончилась моя первая, но не последняя разборка в Кремле. Через неделю я и Никитин согласовали соглашение между ГУО, Управлением делами Президента и «Йорк Интернэшнл», по которому с десяток объектов Управления делами Президента, в том числе Холодильная станция Кремля, здания Госдумы, Правительства РФ и другие было решено переоборудовать на оборудовании «Йорк». Уникальное соглашение подписали Крапивин, Бородин и я.
Однако, соглашение это имело мало шансов на выполнение. Во-первых, в нем не были прописаны финансовые условия, что превращало соглашение в протокол о намерениях.
Во-вторых, цель, которую преследовали Крапивин и Бородин, была заставить «Йорк» поставить оборудования на несколько миллионов долларов в качестве благотворительной акции. Эту поставку «Йорк» мог и готов был сделать только после того, как будут выполнены работы, по крайней мере на сто миллионов долларов. Денег в российском бюджете тогда на реконструкцию всех перечисленных в соглашении объектов не было. То есть соглашение это надо было выполнять в течение трех-пяти лет, которые Крапивин, Никитин и Соколов ждать не хотели, желая прикрыть пропавшие деньги как можно быстрее.
В-третьих, я понимал это хорошо, мне будут мстить, и соглашение это нужно было им как передышка, гарантия, что «Йорк» не станет устраивать скандал.
Но все, в том числе и я были довольны. Мы завершали объект. Нас побаивались. И нам была дана передышка. Можно было развивать компанию, надеясь укрепить ее позиции в России до такой степени, что ГУО даже из мести не сможет с «Йорком» в России ничего сделать.
Через пару месяцев я узнал, что вопрос ГУО и УДП закрыли между собой, на «Йорк» не надеясь. Бородин согласился забрать все работы, в том числе контракт с «Йорком», на себя. ГУО отошло в сторону от строительства и реконструкции объектов УДП РФ, отдав «полянку» Бородину, а тот использовал свои «кошельки», чтобы закрыть дыру ГУО. Думаю, что решение они приняли между собой без вмешательства Ельцина.
Вся это многоходовка закончилась арестом Бородина в Швейцарии через много лет. Однако, денег, пропавших в «Интрабанке», в деле Бородина, конечно, не было.
Паша Очаковский исчез.
(Продолжение следует)
