Мне до сих пор неизвестно, чем закончился суд по иску Шаболтая ко мне, который состоялся 22 февраля. Адвокаты Сноба молчат, а на сайте суда написано просто: «Удовлетворен частично». Правда, в качестве ответчика на сайте суда указан только Морозов. Сноба нет. Ну, и чего бы сразу не написать мне: «Мы из этого дела выскочили». Или что там еще было.

Все это, в конечном счете, не так важно. Суд состоялся без меня. Кто в нем участвовал, тот пусть и подчиняется этому суду.

Дело не в этом. Это – детали.

Дело – в самом механизме судопроизводства. Не зря же Путин в последние годы часто повторяет: надо еще доказать в суде. Преступник или нет, например Сердюков. Или кто другой из его окружения.

Начиная с середины 2000-х годов суды стали важной частью системы, механизмом, который призван защитить коррупционеров от наказания. Я сам «приложил» к этому руку, когда впервые в истории кремлевской Власти пошел в 2005 году с иском в суд на Кремль. Кстати, на Государственный Кремлевский Дворец. Кстати, именно на Шаболтая. И победил.

Тогда среди судей было много еще тех, кто вышел из советского времени. С идеалами, понятием справедливости, моральными ценностями. Иногда эти ценности были замешаны на коммунистической идее и классовом подходе, но к середине 2000-х классовому подходу в судах, как и коммунистическим идеалам, не осталось места. А вот принципиальность и самоуважение у многих судей оставались. И вынести справедливое решение против кремлевской структуры они могли. Наверное, им было это даже приятно.

Теперь этих судей убрали. Пришли другие. У них мораль замешана на других ценностях: умение исполнять команду, деньги и карьера. Мораль и нравственность – гарнир. Если есть возможность, то можно о них вспомнить. А если гарнир не подходит к основному блюду, то о гарнире можно забыть. Такие суды и судьи нужны коррупционерам, в основном, по двум причинам:

1. Показать начальнику, что «ситуация под контролем». Типа: Да, мы пилим, окучиваем поляну, но при этом заносим всем, кому необходимо, и все делаем тихо. А если кто-то и попытался вытащить нас на свет, то мы быстро прикрылись. Вот судебное решение, и вякать никто уже больше не сможет.
2. Для защиты от уголовного преследования. Конечно, постановление суда о том, что обвинение в коррупции кремлевского чиновника не соответствует действительности и должно быть опровергнуто, не может быть надежной защитой от угрозы возбуждения уголовного дела. Если сверху поступит команда, то возбудятся и посадят при любом варианте. Но если со следствием и Властью есть договоренность замять дело, то такая бумажка («все обвинения в коррупции не соответствуют… напечатать опровержение…») позволяет следствию прекратить любую проверку и вынести «законный и обоснованный» отказ в возбуждении уголовного дела.

Я все это прошел уже в 2010-2011 гг. Тогда на меня и напечатавшие материалы о коррупции в Управлении делами Президента РФ «Новую газету» и «Совершенно секретно» (напечатали не они одни, но их материалы оказались наиболее резонансными) в суд пошли сам управделами президента Кожин и его подчиненные Лещевский и Смирнов.

Сила Кожина не только в том, что верхушка государства, в том числе судебной системы, полицейского и следственного аппарата, живет в квартирах, на дачах и в санаториях УДП РФ, но и в том, что при назначении на высшие судебные должности (как и полицейские и другие государственные) бумаги визирует управляющий делами президента. Какой судья, рассчитывающий на карьерный рост, пойдет против того, кто решает его судьбу? Вот и приходится «гарнир», то есть мораль и нравственные ценности, отправлять в мусорное ведро.

Кожин потребовал опровержения моей фразы, что «откаты в Управлении делами президента в начале 2000-х составляли 5%, в середине 2000-х – 10%, а в конце 2000-х – 20% и более…»

Судья не отказал себе в маленькой «ложке гарнира» и с издевательством поинтересовался у адвокатов УДП РФ: «Вы считаете, что Морозов назвал неправильные размеры откатов. А какие размеры откатов вы считаете правильными и соответствующими действительности?»

Адвокаты растерянно помолчали, потом пробубнили:

– Мы просим, чтобы фразу Морозова признали не соответствующей действительности.

– А вы можете назвать размеры откатов, которые соответствуют действительности?- опять спросил судья, позволив себе еще одну ложку «гарнира».

И вынес решение о признании моего заявления не соответствующим действительности, потребовал от «Новой газеты» напечатать опровержение и заплатить Кожину 100 тысяч рублей, а с Романа Анина, автора статей, и меня по 30 тысяч рублей с каждого.

Вообще-то, Кожин, как и Шаболтай, Лещевский и Смирнов, требовал миллион. Ну, они все требуют миллион. Видимо, других денежных единиц не знают… Причем, этот миллион Кожин просил перевести на счет детского дома для мальчиков… Но это другая история, хотя мне уже тогда стало ясно, что когда-нибудь в России начнется большой шум вокруг детских домов и судеб мальчиков из этих домов.

Лещевский и Смирнов просили опровергнуть все! «Не было ничего, о чем рассказал Морозов. Мы чисты! УДП чисто! Оскорблены! И чистим мы себя под Президентом постоянно, как под Лениным!» Им вторил и Кожин, который дал несколько интервью. Он грозился, что «прокуратура все проверит», и выведет на чистую воду «клеветников».

Нам было понятно, что решение суда было необходимо Кожину, Лещевскому и Смирнову не только для того, чтобы хоть как-то оправдаться перед Медведевым и Путиным за «прокол с Морозовым», но и дать возможность следователям «законно» отказать в возбуждении уголовного дела. Именно в тот момент прокуратура направила материалы проверки по моему письму Президенту Медведеву в ГУВД г. Москвы на возбуждение уголовного дела в отношении сотрудников МВД и Управления делами.

ГУВД делом не занималось, немного потянуло время и приняло решение дело не возбуждать. Однако, в мае 2010 года, в лондонской «Санди Таймс» было опубликовано мое интервью, и дело стало резонансным.

Дело было направлено на проверку в Следственный комитет РФ. Тут тоже написали отказ, хотя, для приличия, длинный и с подробным изложением событий. Это и погубило следователя Ольховникова, который этот отказ написал: при подробном изложении событий отказ выглядел откровенным идиотизмом или служебным преступлением. Мы смогли, с помощью той же «Новой газеты», отказ Ольховникова превратить в скандал. И уголовное дело было возбуждено. Однако из дела выпали сотрудники правоохранительных органов, а из сотрудников и руководства УДП РФ остался один Лещевский. Но начало было положено: коготок увяз.

После возбуждения уголовного дела в суде ситуация изменилась кардинально. Судья Удов (кстати, тот самый, который рассматривал иск Шаболтая 22 февраля) постарался найти себе возможность сохранить «гарнир». Он обратился к адвокатам УДП РФ, которые в судах представляли Лещевского и Смирнова (к тем же, которые представляли в суде Кожина, хотя Лещевский был отстранен уже от должности к этому времени, а Смирнов уволен), с требованием представить в суд текст Постановления Генеральной прокуратуры о возбуждении уголовного дела. Лещевский, как подозреваемый, копию постановления получил. Мне это Постановление выдано не было: следствие ограничило мои права и возможности статусом свидетеля, а не потерпевшего, что позволило им закрыть от меня информацию о ходе следствия.

Адвокаты Лещевского Постановление о возбуждении уголовного дела представили. А там черным по белому написано: проверка установила… оперативные мероприятия проводились…Морозов передавал… Лещевский получал, вымогал и т.д.

Тогда судья Удов, словно заправив гарнир соевым соусом и лимонным соком, принял немного расстроенный и недоумевающий вид и спросил адвокатов УДП РФ:

– И как вы думаете опровергнуть то, что написано в Постановлении Генеральной прокуратуры? Что я могу признать здесь не соответствующим действительности? Как вы хотите опровергнуть то, что заявил Морозов, если проведена проверка его заявлений, и по итогам проверки возбуждено уголовное дело против истца?

Адвокаты опять помолчали.

– Но Морозов говорил другими словами…- сделали они совсем отчаянную попытку найти для Удова возможность удовлетворить иск.

– Какими другими?- спросил Удов.

– Словами другими,- прошелестела дама из команды адвокатов УДП РФ.

Удов в иске Лещевскому отказал полностью. А вот Смирнову отказал по всем требованиям, кроме признания не соответствующим действительности мое заявление о том, что он и Лещевский угрожали моей жене и начальнику юридического отдела «Москонверспром» Лидии Павловне Глуховой.

Дело было в кабинете Лещевского. Ирину и Глухову пригласили на совещание в УДП РФ. Я был в Сочи. После разговора, когда Ирина и Лидия Павловна уходили из кабинета, Лещевский и Смирнов перешли к угрозам. Они кричали: «кровью захлебнетесь… кровью умоетесь…»

Лидия Павловна в суде все подтвердила. Говорила она четко, убедительно. В прошлой жизни она была следователем по особо важным делам Прокуратуры, помощником Прокурора города Москвы.

Удов признал ее и мою жену «не убедительными» свидетелями и постановил признать мое заявление, а их показания, не соответствующими действительности, а газету написать опровержение. Удов мне даже присудил заплатить Смирнову за поруганную честь бывшего генерального директора компании УДП РФ 5 тысяч рублей. Ну, хорошо, что не миллион.

В результате этих судов и резонанса, который статьи и суды имели в российском обществе, Кожин не стал мэром Москвы и губернатором Петербурга. А очень хотел. Сотрудники УДП РФ даже вещи паковать для переезда в мэрию Москвы начали. Но не сложилось. С таким шумом вокруг имени политическую карьеру не делают. Кожин и теперь больницы закрывает и судей из Москвы в Петербург перевозит.

Лещевского и Смирнова уволили, а потом потихоньку взяли обратно на более мелкие должности, но не в УДП, а в подведомственные структуры.

Но главный итог состоит в том, что больше в суды защищать свою «честь» никто из них не ходит. Отбило охоту.

Теперь запустили Шаболтая. Надо и у него отбить охоту. Вот этим я и займусь.

Хотя мне пока не совсем ясно: почему Шаболтай в суд пошел? Зачем его Кожин в суд отправил? Перед Путиным прикрыться? Уголовное дело не допустить? Что-то за этим есть. Так просто себя не подставляют. И суд в спешке не проводят. Спешка в таких делах – не к добру.