На базе антикоррупционной волны стали создавать популярных политиков, из которых, даже без примитивного отбора, выбрали Главного борца. Раскручивать, создавать ГБ стали не из тех, кто в тот момент, так или иначе, по-своему, как мог, боролся с коррупционерами, а из тех, кто «был своим» для раскручивающих, «из команды». Подбирали таких, на которых легко можно было надеть маску борцов, или переквалифицировать в борцов. Возможно, сами кандидаты по серьезному, по взрослому, чистосердечно («а почему не я?») хотели этого и готовы были переквалифицироваться из помощников политиков в «лидеров протеста».
То есть изначально сама технология была ущербной. Искали не там, где потеряли, а следовательно, можно найти, а там, где светлее, то есть, где искать легче.
Главных борцов с коррупцией стали лепить не из тех, кто реально боролся, часто против собственного желания, воспринимая судьбу как трагедию, а из тех, кто хотел стать Главным борцом, имел для этого время и не имел конфликта с властью, но готов был поконфликтовать в будущем.
А это означало, что в этой технологии отсутствует главное: правильное тесто. Не из того теста лепили!
И была еще одна возможная проблема: непроверенность биографии. Те, кто воевал с коррупционной системой проверялись правоохранительными органами «по полной». Проверка и поиск компромата – один из основных способов борьбы коррупционеров против тех, кто идет им наперекор.
На новенького здесь проскочить невозможно. И если за кандидатами в ГБ водились грешки, то они рано или поздно вылезут на свет.
По настоящему, реально бороться может не тот, кто имеет амбиции, прежде всего политические, а тот, кто может бороться в тяжелой ситуации, практически в одиночку. Надо было искать из таких людей.
Дальше можно было определять необходимый возраст (например, от 25 до 40 лет), национальность (ну, тут понятно – в общероссийском масштабе нужен русский, а если делать таких пару – тройку, то тут возможны варианты), цвет волос и глаз, социальное положение (например, бывший военный, теперь средний бизнес), сфера деятельности (например, сельхозпереработка или производство продуктов питания), регион проживания (например, Нечерноземье).
Надо было создать образ, который понравится большинству населения России, а потом искать такого, наиболее соответствующего данному образу, среди тех, кто начал уже свою войну и доказал, что может держать удар. Что для этого у него хватает мозгов и воли.
Я уверен, что такого можно было найти. Я сам знал таких десяток, в том числе и женщин, которые вытаскивали своих мужей из тюрем. Причем, мужья не занимались мошенничеством. А жены не пытались сделать из них страдальцев. Их бизнес, до этого успешный, реально захватывали. Мужей реально ломали, избивали или убивали. И жены смогли создать такое сильное общественное движение, хотя и локальное, провинциальное, что сумели отбить мужей и вернуть бизнес, хотя и сильно разграбленный. Возьмите тех же Коноваловых из Краснодарского Края.
И труда найти таких людей не нужно было особого. Но такие люди неудобные. С норовом. Они отстаивают свое мнение, свое дело не только в борьбе с врагами, но и с партнерами. Они не удобны и не становятся марионетками. Они не становятся на колени, и не любят, когда другие становятся перед ними. А тех, кто вырос из «кошельков», кто сам не имел долгие годы своего мнения, во всяком случае, перед хозяином, такие лидеры не устраивают. «Кошелек» он подсознательно хочет, чтобы ему безоговорочно подчинялись. Он сам готов встать на колени, как это делал неоднократно, но и другого поставить на колени ему в радость.
Второе. Тут Соколов был прав. Нужно было организовать помощь людям, которые борются с коррупцией, бепределом криминала и чиновников. Нужно было организовать настоящую, действенную поддержку людей, которые бы стали настоящей опорой для будущего центра оппозиции.
Однако, в России, как указал Черномырдин, сейчас все делается по-дурацки. Собственно говоря, Черномырдин знал, о чем и о ком говорил. И сказал он это не так давно. Те, о ком говорил Черномырдин, и создали нынешнюю Россию. Они же, в основном, и начали управлять процессом создания Центра оппозиции. Именно они создали Группу, которая поставила своей целью приватизацию потенциала протестного движения в России, то есть это люди, которые выросли из мира Ельцина и Черномырдина. Они имеют капиталы, часть властного пирога, могут стать реальной опорой, финансовой и организационной. Но они, в основном,- бывшие «кошельки».
К сожалению для них, в реальном социально-политическом процессе, все гораздо сложнее. Здесь надо «зажигать по-серьезному». Политический процесс, если думать о будущем России, хотеть изменить страну для людей, в их интересах, не относясь к народу как быдлу, навозу, из которого произрастают богатства для избранных, если желать построить что-то реально достойное уважения и траты собственной жизни, то нужно не только подобрать и поддержать харизматического лидера, но и знать, какие идеи болтаются или бурлят в его голове. Или эти идеи надо вложить в его голову, если идей там мало. Надо понимать ради чего и для чего это все делается.
И тут возникает третий, и самый важный, момент. Надо иметь программу, которую бы этот лидер отстаивал и претворял в жизнь. Нужна идея, программа, а носитель ее – вторичен!
И тут у «кошельков» возникает проблема. Если создать такую программу, которая бы отвечала интересам большинства народа, страны в целом, то многие положения такой программы войдут в противоречия с личными интересами «кошельков». Точнее, они так думают, они в этом уверены. Они боятся программ. Они готовы подписаться безоговорочно только под одним пунктом: приватизировать государственную собственность и ресурсы.
Но этим пунктом уже никого не купишь, даже больного на голову.
«Кошельки» испытывают животный страх перед любой программой. Перед ее открытым обсуждением. Перед зафиксированными на бумаге обязательствами. Перед идеей поиска компромисса с народом. Перед назначением таких целей, которые будут в интересах не тех, кто быстрее других обманет и прибежит к пирогу оторвать кусок побольше, а в интересах гражданского общества и страны в целом. Ведь тогда, что не исключено, придется поделиться «своим», а делиться «кошелек» не любит. Он может «дать на дело», если это дело включает защиту его интересов. Но делиться он не может, если это не Хозяин. А народ и Россию «кошелек» своим Хозяином не считает.
А если у «кошелька» хватит вдруг мозгов и воли изменить свою психологию, то он «кошельком» перестанет быть. Пока таких не видно. Во всяком случае, мне не встречались.
(Продолжение следует)
