В середине дня, 31 октября 1984 года, Раджниш заглянул ко мне в кабинет. С ним были Меннон и еще один «могучий старик» – Оджа. Ему было под восемьдесят. Как и у Меннона, у него в груди был зашит кардиостимулятор. К тому же, у него был сахарный диабет, и он был глухой. Но, как и Меннон, и другие наши старики, Оджа был всегда жизнерадостен и готов к работе и приключениям. Естественно, был готов и выпить, если предоставлялась такая возможность. В свое время Оджа  был президентом Союза журналистов Индии, пишущих на хинди. В хиндиязычных штатах, когда мы туда приезжали, главные редакторы газет кланялись ему, дотрагиваясь до его старых ступней ног. Цены Одже и другим старикам не было.

– Мистер Морозов, мы договорились встретиться в нескольких газетах,- сказал старейшина Оджа.

– Отлично. Что нужно для встречи и решения вопросов?- спросил я для порядка, заранее зная ответ.

– Три бутылки виски,- сказал Оджа. Потом осторожно добавил.- Лучше четыре. На всякий случай. Тогда мы, может быть, в четвертую газету успеем.

Меннон смотрел в окно. Раджниш спокойно смотрел на меня. Хороший ученик у Оджи.

– Две виски, две водки,- сказал я.- У меня виски осталось мало.

– Хорошо,- быстро сказал Оджа. Меннон и Раджниш радостно поднялись на ноги.

Я открыл металлический шкаф и достал две бутылки «Джонни Уокер. Рэд Лейбл» и две поллитровые бутылки «Столичной» из посольского магазина.

– Помяните Индиру Ганди,- сказал я, передавая им бутылки, и понимая, что своих индийцев я сегодня не увижу точно, но завтра что-то будет в прессе по визиту советской делегации. В текст интервью, созвонившись с руководителем делегации, я, конечно, вставил заявление о соболезновании и несколько слов о роли Индиры Ганди в развитии советско-индийской дружбы. Фотографии я тоже отобрал соответствующие,- без улыбок.

Индийцы радостно засуетились, выдвигаясь из кабинета на дело.

Я сел за стол и вернулся к материалам об Индире…

В декабре 1978 года я был направлен в Индию по линии Десятого управления Генерального штаба Министерства обороны СССР в группу СВС (советских военных специалистов) в город Чандигарх.

Чандигарх – столица сразу трех штатов: Панджаба (сикхи), Харияны и Уттар-Прадеша, на территории которого находится Дели, столица Индии. На севере Чандигарх упирался в озеро, за которым начинались Гималаи. С юга за городом простиралась плоская, как стол, Индийская равнина.

Чандигарх задуман и построен Джавахарлалом Неру, отцом Индиры Ганди, как «город будущего». Проектировал Чандигарх великий французский архитектор Корбузье. О Чандигархе надо писать отдельно. Это город, не только уникальный по архитектуре, но и по планировке, решению городских проблем, в том числе транспортных и инфраструктурных, а также социальных проблем, прежде всего по обеспечению жильем профессиональных военных. Об этом обо всем нашим городам и нашим военным приходиться только мечтать.

Рядом с городом находится база ВВС Индии и воинская часть – 3BRD. Там мы и служили.

Когда я прибыл в группу, меня приписали к части, которая занималась ремонтом вертолетов МИ-8. Место мне выделили в ангаре по ремонту втулки хвостового винта вертолета МИ-8.

Ангар располагался у взлетно-посадочной полосы, с которой каждый день взлетали модернизированные для Индии истребители МИГ-21 и транспортники АН-12. От взлетно-посадочной полосы ангар отделял небольшой редкий лес акаций и манговых деревьев. Среди деревьев бродили павлины. Когда они тяжело летели, то раздавался шорох: шуух-шуух. Первое время, когда павлины пролетали надо мной, заходя, как бомбардировщики, сзади, я невольно пригибался.

Втулка хвостового винта – вещь сложная. И солдаты, которые занимались их ремонтом, имели неплохое образование и техническую подготовку. Сержант, командовавший ремонтной бригадой, проходил стажировку на военной базе во Франции, на ремонтном заводе французских вертолетов «Эллуэт».

Он был из брахманского сословия. Его семья сохраняла брахманские традиции, передавая из поколения в поколение, тысячелетиями, знания, традиции, навыки и легенды индуизма. Он был генетически, по своей природе учителем, гуру.

Как-то с первого дня на базе у меня сложилась традиция начинать службу и день с чаепития с солдатами этого ангара.

Каждое утро нас привозили на автобусе в часть и высаживали у здания, где для группы СВС были выделены помещения. За стенкой с нами располагался кабинет Дабира, начальника контрразведки 3BRD (позже был направлен военным атташе в Посольство Индии в СССР). После летучки и накачки от шефа, мы расходились по ангарам и штабам.

В первый день моей службы в Чандигархе заместитель начальника группы привел меня и гражданского инженера Милюкаса (он был командирован в Индию из Каунаса, где был мощный завод по ремонту вертолетов) в ангар, представил офицеру и сержанту и ушел. Сержант тут же предложил выпить чаю. Милюкас отказался и занялся раскладкой бумаг, а я согласился.

Сержант, пожилой индиец, с черепом Сократа и достоинство академика, вывел меня из ангара. Метрах в пяти от боковой стены здания, на опушке леска, который отделял ангар от взлетно-посадочной полосы, солдаты на устройстве типа керосинки варили чай.

Чай варили по следующей технологии: в ковш насыпали приличную дозу листового чая (обычно «Green Label»), заливали его буйволиным молоком и варили. Чай получался кремового цвета, удивительно вкусным и очень крепким. Пили чай из стаканов, очень похожих на наши трехгранные.

Чаевничали не спеша, сидя на лужайке вокруг «керосинки», обсуждая новости. Солнце поднималось над деревьями, окружавшими взлетно-посадочные полосы аэродрома, и выплывало на почти всегда безоблачное небо Индии.

Индийцы меня сразу выделили и приняли. То ли потому, что я согласился присоединиться к их чаепитиям, то ли потому, что знал хинди и панджаби (последний язык плохо, несмотря на угрозы профессора Анатолия Тихоновича Аксенова, завкафедрой истории Индии и преподавателя панджаби: “Валера, еще раз так переведешь, и тебя ни одна больница не примет”). О том, что я учил санскрит и урду, я вообще не говорил: из санскрита я запомнил лишь несколько фраз, а урду – тот же хинди, только арабского розлива, к тому же государственный язык Пакистана, с которым Индия была в перманентно предвоенной ситуации. То ли они относились так ко мне потому, что я знал об Индии больше других советских офицеров и специалистов, и индийцы чувствовали, что Индия мне нравится, что я действительно интересуюсь историей, индуизмом, йогой, традициями и тем, что происходит в их жизни.

В индийской армии разговаривают только на английском языке. На индийских языках говорить запрещается, чтобы не было случаев межнациональных конфликтов.

Сержант-брахман, как я уже отмечал, был прирожденным гуру. Меня ему не хватало долгие годы. А я в нем нашел человека, который знал практически все об Индии и готов был ответить на все мои вопросы.

Но самое для меня интересное было участвовать в их беседах. Они настолько привыкли ко мне, что не стеснялись и вели разговоры, будто меня не было рядом, или я был одним из них.

Индира Ганди за два года до этого проиграла выборы, которая сама их и  назначила. В Индийской редакции АПН все были уверены, что она проиграет. Сотрудники годами сидели в Индии, знали хорошо ситуацию и менталитет индийцев. Однако, ЦК КПСС приняло сторону ученых востоковедов, которые доказывали, что Индира проиграть не может. КГБ тоже поддерживало мнение ученых. Установка ЦК КПСС была поддерживать на выборах Индиру Ганди, поэтому в материалах АПН, там, где это было возможно, закладывалась критика конкурента Индиры – Джаната парти и ее лидера Морарджи Десаи.

Я своего мнения тогда, естественно, не имел и делал то, что приказывали, стараясь делать все, как можно лучше.

Поражение Индийского Национального Конгресса и приход к власти восьмидесятилетнего, пьющего по утрам собственную мочу Морарджи Десаи вызвало в ЦК КПСС и МИД шок, и волну довольных усмешек в АПН.

«С индийцами, с народом общаться надо, а не в библиотеках сидеть. И виски в резиденциях и на приемах пить. Гуманоиды!» – слышалось в АПН.

Я был удивлен. Как могла проиграть Индира? Такая популярная, умная, хитрая и жесткая. Неужели Санджай так мог все напортить?

Теперь, в 1979 году, сидя со стаканом горячего чая цвета топленого молока, я мог понять, что произошло, потому что я разговаривал не с политиками, не с аристократами, а с простыми солдатами, выходцами из средних слоев индийского общества, как раз с теми, кто отвернулся на выборах от Индиры.

– Индира Ганди – хорошая,- говорили они мне.- Она очень многое сделала для людей. Она из хорошей семьи. Но она слишком много позволила Санджаю. Он ничего не понимает. Заявляет, что Сталин и Ленин такие же, как Гитлер, что он уважает Гитлера. Как можно сравнивать Сталина, Ленина и Гитлера?! Сталин и Ленин – великие люди. Пусть Сталин делал ошибки, но он великий человек. Он сделал Советский Союз. Он помог освободиться сотням миллионов людей во всем мире. Он помог освободиться Индии. А Гитлер – просто фашист. Убийца миллионов. Санджай ничего не понимает. Он просто видит, что Сталин, Ленин и Гитлер были очень решительными и жесткими людьми. И хочет быть жестким. Но Ленин и Сталин были жесткими со знаком плюс, а Гитлер со знаком минус. Это же принципиально! А Санджай не понимает! Он считает, что жесткость и решительность – сами по себе очень ценны. Ничего само по себе цены не имеет. Главное, –  с каким знаком: плюс или минус,- говорил мне мудрый сержант-брахман.- Пусть Санджай вырастет и поумнеет, тогда народ опять проголосует за Индиру Ганди. Санджаю надо быть достойным своей матери и своего деда.

– В городах его люди блокировали улицы, и хватали всех мужчин, заталкивали в автобусы, где им делали операции, после которых от них не могло быть детей. Не смотрели, сколько у кого есть детей. И есть ли дети, или нет… Никакой санитарии. Многие умирали от заражения,- возмущались солдаты.- Так он боролся за контроль над рождаемостью… Санджай плохой… Индира хорошая, но она слишком много ему дала.

А потом Санджай погиб.

По утрам он занимался йогой, потом пил чай и летал на самолете. Небольшом спортивном самолете. Поднимался он на самолете со спортивного аэродрома недалеко от дома матери.

В то утро Индира стояла на балконе и смотрела, как летает Санджай. Он делал мертвую петлю и не смог вывести самолет из нее. Самолет задел деревья и рухнул. На глазах у матери.

Все из дома побежали к рухнувшему самолету и телу Санджая.

Индира стояла на балконе. Она знала, что ее любимый младший сын Санджай мертв.

У него был очень плохой астрологический прогноз. Индира верила астрологам.

И индийцы в один день изменили свое отношение к Санджаю. Теперь они говорили: “Санджай был не плохой. Просто он был молод. Нетерпеливый. Но он хотел хорошего Индии. Еще несколько бы лет, и из него бы вышел великий политик. Как его мать и дед.”

И почти всем стало ясно, что Индира выиграет следующие выборы.

(Продолжение следует)