В тот день я готовил материалы об Индире Ганди и об ее вкладе в развитие советско-индийских отношений.
Об Индире Ганди, конечно, я слышал еще в школе. В нашем классе учились несколько детей иностранных дипломатов, в том числе Этьен Хоффленд, сын сотрудника Посольства Индии, с которым я дружил и дружу до сих пор, благо он теперь гражданин Великобритании и живет в Лондоне. Позже я узнал, что отец Этьена был шифровальщиком в Посольстве, и немало удивился: как это ему начальство разрешало, чтобы я болтался у него дома. Или позволяло ему приходить в школу сына. У нас шифровальщики за территорию посольства, даже в магазин, ходили в сопровождении.
Вообще-то, я до девятого класса хотел поступать в МИФИ, вместе с Витькой Куцурубой, еще одним своим другом, с которым сидел за одной партой. Но Этьен и сосед по лестничной клетке Андрей Макаров переориентировали меня на Институт восточных языков (ИВЯ) при МГУ (теперь ИСАА при МГУ). Андрей был старше меня на год, поступил на кафедру Истории Китая, и так интересно рассказывал о Востоке и самом институте, что сманил меня, завершив то, что начал Этьен…
Витька Куцуруба поступил в МИФИ, стал секретарем Комсомола МИФИ, а потом попал в КГБ и был уволен после пресс-конференции Литвиненко и Гусака, во время которой они обвинили руководство ФСБ в том, что те планировали убийство Березовского. Виктор тогда возглавлял Службу в УРПО (разработка преступных организаций). Гусак был начальником одного из отделов этой Службы, а Литвиненко служил у Гусака в отделе и занимался, в основном делами Березовского.
Виктора отстранили от работы, и он, не будучи еще уволенным, пришел ко мне, злой, подставленный, и попросил принять на работу.
– У меня одно условие,- сказал он.- Я не буду заниматься тем, чем занимался до этого.
Я согласился, и он работал в моей компании заместителем генерального директора полгода. А потом за ним приехали генералы из «Конторы» и убедили его уйти из моей компании и заняться в другой компании, которая работала на Пал Палыча Бородина и Черномырдина, почти тем же самым, чем он занимался «до этого»…
За год до вступительных экзаменов я записался в Школу молодого востоковеда при ИВЯ и стал ходить на лекции в старое здание МГУ, что напротив Кремля. Там я впервые услышал об Индире Ганди то, что начало формировать во мне тот образ, который остался до сих пор.
Школа молодого востоковеда представляла собой возможность еженедельно послушать лекции о разных странах Востока. Лекции читали лучшие профессора Института.
Одним из выступавших перед нами был Анатолий Тихонович Аксенов. Заведующий кафедрой Индийской филологии.
Был 1971 год. Индира Ганди была премьер-министром. Незадолго до этого она расколола партию Индийский Национальный Конгресс, который возглавлял ее отец, и создала новый ИНК, который стал приемником старой партии. Новый ИНК выиграл парламентские выборы. Была война с Пакистанам, индийские войска вошли в Восточный Пакистан, который теперь стал независимым и получил название Бангладеш. Естественно, Аксенов коснулся и этого.
– Многие политики Индии, особенно старики, прошедшие школу борьбы с английским империализмом, колониализмом, считали Индиру слабой личностью,- сказал он, кривя лицо в усмешке. Лицо у Аксенова было кривое и по природе.- Девочкой такой. Они поставили ее во главе Индийского Национального Конгресса, чтобы управлять партией и Индией за ее спиной и через нее. Думали, что она слабая и будет их беспрекословно слушаться. А она вошла в курс дела, разделила партию, выкинув стриков, которые отказались идти за ней, и создала новую партию, ИНК, но уже свою. Она оказалась мягкой снаружи, но с твердостью отца, Джавахарлала Неру, внутри.
Индия и Индира Ганди в моем сознании стали превращаться во что-то, с одной стороны, реальное, с плотью, со своими особенными чертами, а с другой стороны, я почувствовал тогда в словах Аксенова аромат Востока, другого мира.
Через год я поступил в ИВЯ на кафедру Истории Индии. Анатолий Тихонович преподавал нам панджаби, язык сикхов («Морозов, еще раз так переведешь, и тебя ни одна больница не примет, и твое регби тебе не поможет. Я служил в личных войсках Сталина, учти!»).
Я бывал у Анатолия Тихоновича дома и на даче, и мы готовили баранину по-индийски и баранью ногу по-арабски.
И в 1975 году Аксенов опять нам, уже студентам – индологам, рассказывал об Индире Ганди.
– Индира слишком окрепла, по мнению стариков. Провела национализацию банков, сблизилась с СССР. Решила вопрос самообеспечения Индии продовольствием. Вот старики из бывшего Конгресса ее отца и оппозиция решили надавить на нее. И правые партии, и левые. В том числе индийские коммунисты. Мы предупреждали коммунистов, чтобы они не начинали открытую борьбу с Индирой. Но индийские коммунисты нас не послушали. Суд признал выборы 1971 года недействительными, а Индиру обвинил в нарушении избирательного законодательства, потребовал ее отставки и лишил ее права занимать государственные посты на шесть лет. В ответ Индира ввела в стране чрезвычайное положение. Она показала себя очень жестким политиком, в руках которого имеются сильные рычаги власти, прежде всего, полиция и спецслужбы. Решение о введении чрезвычайного положения в стране Индира Ганди приняла в четыре часа утра. К восьми часам утра все лидеры оппозиционных партий были арестованы и сидели по тюрьмам в разных уголках Индии. И это при том, что большинство из них, например, коммунисты, за несколько дней до этого ушли в подполье, то есть перешли на нелегальное положение. За четыре часа их всех нашли на конспиративных квартирах, арестовали и посадили за решетку… В течение следующий трех дней были проведены обыски в домах всех капиталистов, которые поддерживали оппозицию… Кстати, характерная деталь, которая вам покажет уровень богатства индийцев. Во время этих обысков, в домах более тысячи семей было обнаружено в домашних сейфах, в каждом доме, более тонны золотых украшений и драгоценных камней. Причем, золота там не наше, а настоящее, почти чистое – не менее 24 каратов. Золото настолько мягкое, что его покрывают для защиты и сохранности эмалью…
И опять, слушая Аксенова, я чувствовал, что образ Индиры Ганди в моем сознании приобретает черты уникальной женщины – политика, и опять на меня веяло непонятным мне, но удивительным миром Востока, где коммунисты могли «не послушать нас», где политическую элиту могли пересажать за четыре часа по всей стране, а в домах, в сейфах (что же за сейфы эти были?!) лежали тоннами золото, изумруды, сапфиры и бриллианты.
По институту ходили рассказы о ее сыне Санджае Ганди, который заявил, что уважает Гитлера, Ленина и Сталина, о проводимой по инициативе Санджая стерилизации населения, запрете на рождения больше двух детей в семье.
А потом я работал в Индии и видел сейфы, в которых лежали в мешочках сотни килограммов изумрудов или сапфиров. А в магазинах продавали очень желтое, какое-то теплое индийское золото. Но я уже тогда не считал это чем-то необычным. Я уже привык к Индии.
И почти все это время главным действующим лицом на политической арене Индии была Индира Ганди и ее сыновья: сначала Санджай, а потом, после гибели Санджая, – Раджив Ганди.
(Продолжение следует)
