В 1996 году ко мне в кабинет пришел Саша Лужков, молодой, здоровый, лысеющий, с длинными волосами, заплетенными в косичку. Я тогда возглавлял филиал и представительство американской корпорации «Йорк Интернэшнл» в России и странах бывшего СССР, и его будущая жена Наташа работала у меня. Взять ее на работу попросил [глава московского стройкомплекса Владимир] Ресин, в основном для того, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы ее никто не подставил, и она смогла спокойно отработать до свадьбы в престижном месте.
Я пригласил Сашу и Наташу на Олимпийские игры в Атланту: «Йорк» был спонсором Международного Олимпийского комитета, сборных США и России, президент «Йорка» Боб Покерволдт был членом МОК. Там мы подружились и общались неформально.
В кабинете Лужков был какой-то озабоченный, расстроенный. В разговоре замолкал, смотрел в окно. «Ты что такой? – спросил я его. – Что случилось?» Он немного помолчал, а потом ответил: «Да устроился на работу в семейную фирму. Из пластмассы разные изделия производим. Так третий месяц зарплату не платят. Контрактов полно, а денег нет. Уходить куда-то надо. А отец хочет, чтобы в семейном бизнесе работал». Я тогда даже не знал, что сказать.
Потом они поженились, Наташа забеременела и ушла из фирмы, родила, а Саша сначала работал в концерне Джабраилова, а потом с Сергеем Бондаренко, с которым учился в Швейцарии, создал фирму «Столица» и занялся строительным бизнесом. Новый год мы встречали вместе на Валдае. Катались на лыжах и снегоходах, ходили на рыбалку, естественно, пили водку на снегу.
Иногда беззаботность с лиц Лужкова и Бондаренко слетала, и они что-то озабоченно обсуждали. Я спросил, что их тревожит. «Земельный участок оформить не можем», – сказал Саша. «Как это? Вы – и не можете оформить участок в Москве?» – удивился я. «Деньги просить и брать боятся, а так, без денег, ничего не делают. Только волокитят», – сказал он. Правда, через несколько дней они узнали, что участок все-таки им пробили. Мы это дело отметили. Так началась история «Столицы». Потом я слышал, что интересы Александра Лужкова были в совместных проектах с выходцами из Кабардино-Балкарии, «Джек-поте», речных и пляжных делах. Но самым главным направлением оставалось строительство.
Михаила Лужкова я тогда не знал, но много слышал о нем от людей из его окружения, среди которых были и бывшие учредители «Москонверспрома», и сотрудники. Михаил тоже, кроме «Межрегионгаза», свои интересы сосредоточил в строительстве – в основном он занимался выводом заводов из Москвы и строительством в бывших промзонах жилых, офисных и торговых комплексов. Заводы, конечно, не выводились, а просто уничтожались, но пока были в городе промзоны, строительный бизнес Михаила расцветал.
Если говорить о Лужковых, анализировать их семейный бизнес – а этот бизнес, вернее, то, как он велся, несомненно стал одной из двух причин плачевного конца политической карьеры Юрия Лужкова, – то надо прежде всего посмотреть, каким стал строительный бизнес в эпоху правления в Москве этой семьи. В строительный бизнес пришли все, кто сделал деньги на нефти, оптовых рынках, бывшей городской собственности, системах связи, на откатах от городского и федерального бюджетов: Джабраиловы, Исмаиловы, Евтушенковы, Шаболтаи, Дерипаски. Всем казалось, что строительный бизнес сверхприбыльный. Все приходили как инвесторы, а потом, глядя на Лужковых, покупали и создавали новые строительные компании.
Что отличает эти компании? Сверхнизкая эффективность и убыточность. За счет чего же они выживают, наращивают свою капитализацию (некоторые даже выходят на мировые фондовые рынки)? За счет бюджетных объектов, получаемых с применением административного ресурса. Вот что дает увеличение стоимости компании. Вот на чем делаются деньги даже сверхнеэффективными строительными фирмами.
От мощного советского строительного комплекса мало что осталось. Один Ресин. Где монстры советского периода? «Моспромстрой», «Главмосстрой»? Где люди, которых не пройдешь и не объедешь? Где Мороз Василь Василич и подобные ему? А «Москонверспром»? – ведь наша компания была создана по постановлению правительства Москвы, как мы себя чувствовали все эти годы? Правительство участвовало, но даже в уставной капитал денег не перечислило. Задача, которая ставилась перед «Москонверспромом», – создание импортозамещающих производств, прежде всего оборудования для инженерных систем зданий. Никакой помощи, никакого финансирования и заказов мы не получили. Нам было сказано: идите и зарабатывайте на свои производства сами. И мы пошли туда, где работали до этого. То, что зарабатывали, а «Москонверспром» все эти годы показывал хорошую прибыль, Московское правительство требовало выплатить как дивиденды. Только своим правом акционера и владельца 74 % акций я проводил решения о реинвестировании 50% прибыли обратно в компанию.
В том же Государственном Кремлевском Дворце «Москонверспром» как генеральный проектировщик и генеральный подрядчик по реконструкции инженерных систем работал с несколькими генеральными подрядчиками по общестроительным работам. Сначала был «Спецстрой», потом – «Главмосстрой». Геннадий Улановский, президент «Главмосстроя», красиво говорил о 35 000 рабочих, занятых на стройке. Но начальник стройки в Кремле, Шернин Андрей Андреевич (колоритный строитель, в ширину и в высоту одинаковый – 1,5 метра), говорил мне, прихлебывая водку из стакана, который он держал наготове в верхнем ящике своего стола: «Вот у тебя, Валер, фирма. Все реальные сотрудники. А у нас – я и вот бабы, которые документы проверяют. Я сам даже сметы себе делаю». «Как же так? – удивлялся я.- Улановский говорит о десятках тысяч». «Какие тысячи? Одни юристы и бухгалтеры. А это он подрядчиков и «картонки» считает».
Шернин представлял одновременно и «Главмосстрой», и картонку «Мострест-49». Мы тоже попались на этот трюк. По предложению генерального директора Государственного Кремлевского дворца Шаболтая и его главного инженера Скрынника «Москонверспром» поставил по договору субподряда оборудование для системы пожарной сигнализации и пожаротушения в ГКД (это входило в контракт «Главмосстроя»), осуществил монтаж, хотя Шернин смотрел на меня печально. Деньги нам «Мострест-49» не заплатил, как и другим субподрядчикам, лопнув в самый нужный для кого-то момент. Куда ушли деньги, было легко догадаться. Шернину пару раз невыдержанные подрядчики разбивали голову в подъезде, хотя я уверен, что решений по деньгам он не принимал. А деньги мы не получили до сих пор, так что пожарная сигнализация и система пожаротушения в ГКД до сих пор принадлежит «Москонверспрому» и находятся у нас на балансе.
В итоге, Шаболтай кинул и «Главмосстрой». Ресин как «самый главный и самый умный еврей Советского Союза» сказал Шаболтаю: «Ну, раз тебе не нравится «Главмосстрой», возьми «Моспромстрой». Так появился в ГКД третий генподрядчик и его генеральный директор Мороз Василь Василич, который на первом же совещании сказал: «Заказчику (Шаболтаю) стул не давать, все равно ни в чем не смыслит». А Скрыннику, когда тот что-то попытался возразить, Мороз сказал: «Ты что, меня через колено ломать собрался? Я тебя сам сейчас переломлю пополам!»
И стал Мороз ломать и гнобить заказчика. За «Спецстрой» и за «Главмосстрой». А это он умел делать. Начал Шаболтая заставлять и нас сдать, заменить на «Моспроект-2», и друга его Посохина. Но я на него зла не держу. На динозавров обижаться нельзя, ими любоваться можно, понимая, что их время уходит, и у тебя выпал счастливый шанс работать с ними и знать их.
Однажды на совещании в ГКД Мороз сказал: «Вот уйду я на пенсию. Пойду к Морозову в консультанты и расскажу ему, как надо делать, чтобы на него не нападали». Я тогда ответил что-то обиженно, типа: «Вы бы со своими проблемами справились, а я со своими сам справлюсь». Уже тогда я слышал, что Лужков сдал Мороза, под него копают, скупают акции. Так и получилось. Коллектив, которому он дал возможность получить основную часть акций «Моспромстроя», продал эти акции, и новый главный акционер Мороза выгнал. Говорят, он пришел к Лужкову, которому служил все эти годы, и высказал все, что о нем думает. И ушел. И ушла эпоха.
А мы сейчас думаем, почему убрали Лужкова? Да потому, что он Мороза заменил Батуриной. Потому что развалил то, что было создано при СССР, оставив внешнюю оболочку и названия. Сама система строительного комплекса Москвы, с откатами и учетом интересов чиновников, заставляет владельцев рассчитывать прежде всего на бюджетные объекты, а их становится все меньше, и высасывать из них деньги становится все труднее. Создавать эффективные строительные компании получается плохо. Заработать деньги в строительстве те, кто разбогател от кормушки власти, могут только за счет административного ресурса и коррупционных связей.
Лужковы стали заложниками этой системы. Они создали окружение, которое кормилось от городской власти. К этому же источнику стремились и федералы, и нувориши из других регионов. А ведь теленок в кризис уменьшился, всем не хватает. Известно, что АФК «Система» была создана под патронажем Лужкова и Батуриной. Во время предвыборных кампаний штаб Лужкова находился в офисе АФК «Системы». А нынешним летом Юрий Михайлович вдруг заявил, что правительство увеличит свою долю в МГТС, – замахнулся на «золотую курочку» «Системы». Не потому ли, что золотая, а акции потом правительство может и продать, например, одной из структур Батуриной. Не знаю, насколько это не понравилось [акционеру «Системы» Владимиру] Евтушенкову. Но факт показательный: кормушка стала мала, начали думать, как отодвинуть или ошкурить своих. А тут, видимо, решающую роль сыграл второй фактор – характер Юрия Михайловича.
В 1996 году «Московская бизнес-ассоциация» проводила конференцию в Женеве. Во время представительского обеда я сидел рядом с Юрием Михайловичем, за соседним столом. Говорил он громко. Рассказывал о том, как он пришел с какой-то идеей к первому секретарю московского комитета КПСС Гришину. Тот его выслушал, но не поддержал. В рассказе поражало восприятие этого случая Лужковым. Какая-то мелкая идея, к первому лицу города с ней приходит директор одного из сотен заводов. А Лужков рассказывает об этом, как оскорбленный гений, которого не поняли мелкие глупые людишки. А ведь это было четырнадцать лет назад! Какое же самомнение должно было у него развиться сегодня!
В той же Женеве турецкая фирма «Энтес», которая строила торговый центр на Кудринской площади, совладельцем которого было московское правительство, попыталась попросить Лужкова и тогдашнего зама Иосифа Орджоникидзе помочь им отсрочить выплату НДС на импортное оборудование до конца строительства. Торговый центр строился за деньги «Эксимбанка» Турции, а банк не включил платежи НДС в расчет. Российская таможня стала требовать оплаты НДС при поставке оборудования. На что турки денег не имели. Они обратились к Лужкову и Орджоникидзе с просьбой написать в таможенный комитет просьбу об отсрочке платежа НДС до конца строительства, когда продажа готового центра позволит туркам покрыть убытки. Когда они вышли из комнаты переговоров, турки были не просто расстроены. Они были в шоке. Глава их представительства подошла ко мне и сказала: «Валер, разве так можно? Они же совладельцы. Ничего, кроме земли не дали. Мы все финансируем. Мы им платим 10%. Мы не просим их простить нам этот НДС. Мы просим всего лишь помочь отсрочить платеж. А они на нас наорали. Как с ними работать?»
Вот и получилось, что никак!
