Юрий Михайлович Лужков, неожиданно для всех разумных людей, прилетел в Москву и дал показания в качестве свидетеля по делу о хищении бюджетных средств через Банк Москвы его супругой Еленой Батуриной. Установить того, кто ему насоветовал сделать второй по уровню маразма шаг после открытого выступления против президента Медведева, в результате чего он потерял пост мэра, мне не удалось. В Лондоне все так же удивлены, как и в Москве.
Допрос Лужкова длился четыре часа. Юрий Михайлович не был подготовлен к тем вопросам, которые задавал следователь. Известный адвокат Генри Резник, которого взял себе Лужков и который практически одного с ним возраста, также оказался неподготовленным. Он не знал дела, и ему постоянно приходилось звонить и советоваться.
Допрос закончился плачевно: Лужкову вручили повестку для Батуриной с вызовом на допрос, что, принимая во внимание супружеский характер связи Лужкова и Батуриной, приравнивается к передаче повестки самой Батуриной. Сам Лужков также получил повестку и подписал обязательство являться на допросы в Москве по первому требованию. Все это означает (с точки зрения международного права, в частности, права Великобритании, где Лужковы пытаются сейчас отсидеться), что Следственный комитет решил главную задачу начального этапа следствия: поставил Лужкова и Батурину с точки зрения международного законодательства в позицию обязательного исполнения требований следствия по их явке на допросы.
Березовский, например, гонялся за Абрамовичем по Лондону, где они оба живут, чтобы вручить ему повестку в суд (а повестку, по английским законам, необходимо вручить именно лично вызываемому), больше года, и когда случайно встретился с Абрамовичем в магазине Hermes на Бонд-стрит, то заорал от радости охране, как сумасшедший: «Держите! Не выпускайте! Перекрыть все выходы!»
Хозяйка магазина потом рассказывала, что она в тот момент поняла, что «эти сумасшедшие русские разнесут весь магазин, убьют друг друга! Полчаса был полный кошмар, пока Березовскому не привезли повестку!» Борис Абрамович прилепил повестку к груди Романа Аркадиевича, который не хотел ее брать и спрятал руки за спиной. Березовский сфотографировал исторический момент, и повестка упала на пол.
В отношении Лужковых следствию не пришлось ни захватывать магазины в Лондоне, ни прыгать в ажиотаже вокруг Юрия Михайловича, пытаясь сунуть повестку в прячущиеся от правосудия руки. Лужков сам приехал и сказал: «Вот они, ручки-то!»
Почему так случилось? Чем заманили Юрия Лужкова в Москву? Почему он не понимал, зачем его вызывают? Что реально интересует следствие? Есть ли политическое решение или пока ведется разведка боем, где в качестве промежуточного результата может быть отъем денежных средств в оплату за свободу?
Часть 1
В 1996 году проходила летняя Олимпиада в Атланте, США. Корпорация «Йорк Интернэшнл» спонсировала как сами Олимпийские игры, так и Международный олимпийский комитет. Президент «Йорка» Боб Покерволдт был членом МОК.
Я тогда работал генеральным директором и главой представительства «Йорк Интернэшнл» в России, отвечал за бывшие республики СССР. «Йорк-Россия» выступала спонсором олимпийской сборной России.
На Олимпиаду руководство «Йорка» пригласило всех руководителей основных международных структур корпорации. Были приглашены и специальные гости, которые были предложены региональными директорами.
Я согласовал приглашение в Атланту нескольких человек, в том числе губернатора Московской области Тяжлова и руководителя строительного компалекса Москвы В. И. Ресина.
Незадолго до поездки Ресин мне позвонил.
— Можешь заменить меня на Сашу Лужкова? Но он должен поехать не один. С ним будет девушка, его невеста Наташа Денисова, — сказал он.
— Хорошо, Владимир Иосифович, — сказал я. — Постараюсь согласовать изменения с руководством в Штатах.
— Ты можешь сделать это в течение часа? — спросил Ресин.
— Постараюсь.
— Через час я позвоню.
В это время проходило заседание правительства Москвы. Ходили в очередной раз слухи о смене Ресина. Мне было совершенно понятно, что Лужков никогда не сменит Ресина, хотя время от времени мэр демостративно критиковал строительный комплекс.
Согласовать в течение часа я не мог. В Штатах была ночь.
Я подготовил факс с предложением по замене двух человек, отправил его. Когда позвонил Ресин, я сказал, что согласовал.
На следующий день я получил добро из Штатов, и ко мне пришел Саша Лужков. Он был на полметра выше отца, очень на него похожий, уже лысеющий. Длинные каштановые волосы были собраны сзади в пучок.
— Валерий Павлович, к вам какой-то здоровенный хиппи, — сказала секретарь, зайдя в кабинет и прикрыв за собой дверь. — Говорит, что он от Ресина.
Саша Лужков зашел в кабинет и сел у моего стола, напротив. Мы познакомились. Он передал мне паспорта для оформления виз в США. Я спросил Сашу, чем он занимается. Саша сказал, что заканчивает учебу в колледже в Швейцарии. На этом встреча закончилась. С Наташей я познакомился уже в аэропорту, когда улетали в Атланту.
После Олимпиады мне опять позвонил Ресин.
— Ты можешь Наташу взять на работу? — спросил он.
— Конечно.
— Только чтобы с ней ничего не случилось.
— Конечно.
Наташа работала в «Йорке» до беременности. Она работала в отделе продаж, но занималась только технической работой. Поисками контрактов занимались другие. Нечепаев, начальник отдела, неоднократно подходил ко мне. «Валерий Павлович, скажите Наташе, пусть она попросит Юрия Михайловича или Владимира Иосифовича дать нам объекты», — просил он. Я отказывал: «Ее не для этого к нам направили работать». Нечепаев был жуликоватым, и мне приходилось втихую приглядывать, чтобы он Наташу не подставил. Она вела себя четко. Характер у нее оказался жестким.
Через некоторое время в Женеве проходила выездная конференция Московской бизнес-ассоциации. Меня пригласили на эту конференцию. Женева меня сама мало интересовала, но там должно было быть практически все руководство Москвы, в том числе и Юрий Михайлович, другие высшие чиновники. Туда же прилетели руководители крупных фирм, активно работавших тогда в Москве.
Ко мне в кабинет зашла Наташа.
— Валерий Павлович, можно полететь с вами? Там сейчас Саша, и Юрий Михайлович с женой летят.
Я согласился, и Наташе была выписана командировка в Женеву.
В первый день после приезда в Женеву я сидел в холле гостиницы, поджидая Марину Михайлову, которая возглавляла представительство крупной турецкой строительной компании, строившей в Москве несколько объектов, в том числе торговый центр на Садовом кольце. С Мариной мы учились на одном курсе ИСАА при МГУ: я на индийской, она на турецкой кафедре. Она до этого уже познакомила меня с президентом компании. В Женеву президент прилетел с супругой. Марина договорилась о встрече президента турецкой компании с Лужковым и вице-премьером, который курировал строительство объекта.
Турки столкнулись с проблемой. Объект они строили на кредит Эксимбанка Турции. Деньги, получаемые по линии Эксимбанка Турции, не могли расходоваться на оплату российских налогов. Турки, не имея опыта строительства крупных объектов в России за счет кредитов своего государства, рассчитывали построить торговый центр, продать его и после продажи оплатить НДС, однако российская таможня стала снимать НДС сразу при пересечении границы грузами оборудования. Турки были вынуждены заплатить в ходе строительства объекта лишних, не запланированных 10 миллионов долларов. Они планировали построить центр, продать свою часть акций совместной с Правительством Москвы фирме, которой после строительства должен был принадлежать торговый центр, и с этих денег заплатить НДС.
Ко времени встречи в Женеве турки уже договорились с таможней, что НДС они заплатят отсроченным платежом, при условии что Правительство Москвы направит в адрес руководства Таможенного комитета РФ письмо с просьбой пропустить оборудование через границу с оплатой после окончания строительства. Именно в Женеве турки хотели договориться о письме с Лужковым и членами его правительства. Их контакты среди чиновников сказали, что данный вопрос может быть решен только на уровне первых лиц города.
Пока я ждал в холле гостиницы, вокруг меня проходила какая-то суета. Причем наиболее активной была Елена Батурина. В обтягивающих тяжелый зад черных брюках она перебегала от одного стола в холле к другому и громко о чем-то договаривалась. Я с удивлением услышал, что она договаривается сразу с несколькими нашими мужиками, которые сидели за разными столиками в холле гостиницы, о поставках в Россию подержанных легковых автомобилей. Я до этого слышал, что она занимается производством тарелок и стульев из пластика. Так сказать, по профилю мужа: до мэрства Юрий Михайлович работал директором московского химзавода. Но о подержанных автомобилях я не слышал.
Подошла Марина с турками. Президент компании и его супруга выглядели как итальянские аристократы из пригородов Милана. Они с интересом наблюдали за Батуриной. Марина тоже с удивлением смотрела на Батурину и слушала ее переговоры. Переводить туркам она не стала, с улыбкой махнула рукой.
— Хоть бы прическу себе сделала, — сказала она тихо мне, по-женски резюмируя ситуацию.
Вечером был прием. Сидели по шесть человек за круглыми столами, я сидел рядом с Сашей и Наташей. За моей спиной стоял стол Юрия Михайловича.
Лужков говорил громко. Почти один. Остальные ему поддакивали. Лужков вспоминал советские времена, как он выдвигал какие-то гениальные предложения по развитию городского хозяйства (я гениальности их тогда не понял и предложения Юрия Михайловича в памяти не сохранил). Он рассказал, как пошел на прием к Гришину, тогда первому секретарю Московского комитета КПСС, и пытался объяснить свои предложения. Гришин, по рассказу Лужкова, был бестолковым, серым чиновником, который не смог оценить гениальность планов. В его голосе звучало неприкрытое превосходство и пренебрежение Гришиным.
Я обернулся и посмотрел на Лужкова. Я прожил во времена СССР достаточно, прошел путь от стажера до руководителя аналитической службы главного органа внешней пропаганды страны и знал разницу между первым секретарем МК КПСС (фактически хозяином города) и директором одного из химзаводов.
Лужков сидел в подержанном черном костюме, задрав подбородок, и в тот момент сильно напомнил мне Муссолини. Дуче тоже имел привычку в паузах между заявлениями о своем величии выпячивать и задирать подбородок вверх.
— Опять старого понесло, — сказал раздраженно Саша. Наташа что-то тихо ему сказала. За нашим столом потихоньку началась своя беседа. За спиной у меня продолжал звучать голос Юрия Михайловича. Голоса Елены Батуриной я не слышал.
На следующий день турки пригласили меня вечером в ресторан, а потом в какой-то клуб, известный своей живой музыкой. В тот день там должны были выступать гитаристы.
Встретиться мы должны были в холле гостиницы, где находился зал для переговоров. В нем турки должны были договориться с Лужковым и его вице-премьером об отсрочке платежей по НДС.
Я спустился к семи часам, как договорились, в холл, сидел на диване и смотрел на очередную суету Батуриной в холле. Партнеры по переговорам у нее теперь были новые. Наверное, она импортировала что-то другое, кроме автомобилей. С места, где я сидел, в гуле голосов разобрать ничего было нельзя.
Через несколько минут из зала для переговоров вышли Лужков и его команда и быстро прошли через холл к лифтам. За ними из зала медленно вышли турки. Лица у них были неподвижны. Лицо Марины было красным, глаза широко раскрыты. Она подошла ко мне.
— Какой-то ужас! Такого просто никто не ожидал. Скажи, ну что им стоит написать письмо и помочь достроить центр? Ну, ошиблись мы, неправильно рассчитали. Но мы же вкладываем сто миллионов долларов! А Москва — только землю. Мы не просим денег. Мы просто хотели бы отложить платеж, просто письмо…
— Отказали?
— Не просто отказали. Наорали. Наорали, что мы жулики, что у нас и так дорогой квадратный метр… И вообще… — Она подошла поближе. — Они же с нас десять процентов снимают! — зашептала она. — Их люди деньги для них с нас снимают, и никто не хочет помочь… Пальцем пошевелить не хотят. Во всем мире тот, кто платит, имеет право хоть на что-то! А тут просто наорали на президента крупнейшей турецкой компании! Я не знаю, что будет. Наверное, российский филиал закроют. Без убытков мы объект не вытянем, а слушать эти крики президент больше не будет.
Успокоить Марину и ее турецких руководителей я не мог, но объяснение поведению правителей Москвы свое дал. Дело было в том, что со времен подписания контракта на строительство подземного торгового центра на Манежной площади у Московского Кремля любые изменения договоренностей и условий контракта вызывали в правительстве Москвы панику и приступ бешенства. А дело было так.
В то время сотрудники американских компаний в Москве любили встречаться в «Американском баре» на площади Маяковского. Я был принят в их компанию и после работы часто проводил пару часов с ними.
Основным заводилой там был Майкл Хоббан из компании, которая занималась спутниковым телевидением. Он был толстый, лысоватый весельчак. Говорил много и притаскивал в бар все последние новости из своей компании и жизни иностранцев в Москве. Когда меня назначили генеральным директором «Йорка», Майкл попытался устроить ко мне секретарем свою русскую девушку, такую же пухленькую и беленькую.
— Майкл, что она умеет? — спросил я.
Майкл ответил почти честно:
— Не знаю. В основном занимается аэробикой.
Директор «Йорка — Восточная Европа», австриец Норберт Вебер, тоже попросил меня за девушку Майкла. Я видел, что она секретарь никакая. После советских секретарей такие девушки выглядели слишком никчемными и глупыми. Но Вебер напирал на то, что компания Майкла может стать в России хорошим клиентом для «Йорка». Я подозревал, что он хочет через Майкла и его любовницу приглядывать за мной. Я знал, что Вебер мечтал посадить в кресло гендиректора «Йорка» в России австрийца, своего человека. Решение о моем назначении приняли американцы, и это решение сильно Вебера расстроило. Но начинать работу в «Йорке» со споров с Вебером я не хотел.
— Ну, хорошо. Пусть попробует, но если работать будет плохо, ей придется уйти.
Через месяц на выставке Веберу пришлось самому носить гостям стенда «Йорка» чашки с кофе и мыть их. После того как он с его замом Уилфредом Петерсом несколько раз вымыли чашки и тарелки, Вебер подошел ко мне и тихо сказал: «Ты был прав. Увольняй».
Я уволил. Спросил Майкла, обиделся ли он?
— Что ты, Валерий! — радостно сказал Майкл. — Я не думал, что ты так долго выдержишь.
Так вот, историю про Манежный торговый центр первым принес Майкл. Об этом проекте все знали и стремились получить подряд, потому внимательно следили за развитием событий. «Йорку» нужен был контракт на поставку холодильных машин и кондиционеров. Однако тогда решался вопрос о генподрядчике, и никто из собиравшихся в «Американском баре» на эту работу не рассчитывал. Более того, строить надо было за кредитные деньги немцев по линии «Гермес». Объем инвестиций — более 100 миллионов долларов. Было известно, что в тендере победил концерн АБС (я немного изменил название, чтобы не обижались). Но неожиданно начали происходить непонятные вещи. Пошли слухи о каких-то проблемах, о том, что концерн отказывается от контракта. Майкл обещал узнать подробности от своего знакомого в концерне. В те годы в Москве царила атмосфера бизнес-карнавала: каждый день происходили небывалые вещи, из компании в компанию перелетали сумасшедшие новости, развлекая людей больше, чем надоевшие политические реалии России.
Майкл вкатился в бар, где мы его ждали. По его виду было видно, что новости превысили его ожидания. Он плюхнулся на стул.
— Это просто вершина! — закричал он.
— Майкл, успокойся. Ты сейчас или сильно пукнешь или родишь, — сказал ему кто-то за столом.
— Я рожу, пукну и даже еще что-то сделаю, причем в объеме, который вы не предполагаете! – заорал Майкл,- Но увидеть и почувствовать вам не придется! Вы умрете от шока!
— Контракт подписан?
— Да! И в этом вся проблема! Значит так, дело в том, что над контрактом работал финский филиал концерна. Они согласовали цену строительства с московским правительством. Цена составила 110 миллионов долларов, включая десять процентов комиссионных. Однако оказалось, что деньги — немецкие, идут по линии “Гермес”, а следовательно, их можно заплатить только немецкой фирме. То есть Москва может подписать контракт только с немцами. В концерне приняли решение о том, что контракт подпишет немецкий филиал. Финнам приказали срочно передать всю информацию, прежде всего текст контракта и коммерческий расчет, в Германию, а немцам срочнотподписать контракт. Роль немцам отвели простую: они пописывают, пропускают через себя деньги, оставляя на свои расходы и страховку, а всю реальную работу и всю ответственность возьмут на себя финны.
Майкл прервался и под напряженными взглядами выпил кружку пива, которую ему принес официант.
— Отправляли документы по факсу. Быстрый умом финский парень отправил текст контракта, а в конце приложение к нему: расчет цены и саму итоговую цену… Однако у финнов было две итоговые цены! Сначала была цена по тем работам, которые можно было рассчитать, потому что проекта нет, и соответственно, рассчитать полностью невозможно. Поэтому финны сделали разбивку: перечислили все, что они знают, что надо сделать, рассчитали и привели итоговую сумму – 80 миллионов долларов… А потом написали: «Непредвиденные расходы: 30 миллионов долларов». Но финны, от своего великого ума, когда распечатывали текст контракта, то вот эта последняя запись о 30 миллионах у них оказалась на отдельной, последней странице… Финн отправил текст по факсу. Немец, который принимал факс, оказался типичным немцем, любителем порядка. Он понимает то, что написано дословно, и не ждет, если необходимости ждать нет. Поэтому немец дождался листа бумаги, где было написано «Итого: 80 миллионов долларов», забрал бумагу и ушел. После того, как он отошел от факса, от горячего финского парня пришел еще один лист бумаги, на котором было написано: «Непредвиденные расходы — 30 миллионов долларов США. ИТОГО: 110 миллионов долларов США»!
Стол взорвался хохотом. Мы поняли, что сейчас произойдет, но нам было важно услышать это в изложении Майкла.
— Немцы подписали контракт и отправили его в Москву. В Москве русские сначала обалдели, а потом обрадовались: техническое задание подписано, они получат то, что хотели, но отдавать им придется на 30 миллионов долларов меньше! Русские быстро подписываю контракт и отправляют его в концерн. Концерн получает контракт. Начинается эпидемия паники. Концерн кинули на 30 миллионов баксов! Финны и немцы прибегают в Москву, кричат, что они ошиблись и тому подобное , но русские говорят: ничего сделать не можем, бюджетные деньги, уже все бумаги прошли, по закону ничего сделать не можем. Типа, сами идиоты, а потому вы достойны, чтобы вас кинуть! В любой стране сделку можно было бы признать незаконной, но только не в России! Здесь, если обманывают, то кто-то получает орден и деньги! Где ты, добрый Советский Союз со своей советсью и коммунистическими принципами?! Руководство концерна распинает финнов и немцев, но ничего придумать не может…
Майкл выпивает вторую кружку в гордом одиночестве. Нас пиво не интересует.
— И тогда президент концерна приглашает со стороны самого дорогого консультанта в мире. Самого лучшего. Звезду! “Мистера Смитта, который решает любые проблемы”. Звезда соглашается решить проблему за миллион долларов. Концерн платит ему миллион… Мне надо еще выпить!
Майкл выпил еще пива, но теперь не всю всю кружку. Не выдержал. Ему хотелось, не меньше нашего закончить рассказ.
— Консультант изучает дело в течение недели. А потом пишет решение. За миллион долларов. Вчера его получили. В нем два пункта . Первый – не платить комиссионные!
Стол взорвался хохотом.
— Второе! — заорал Майкл, пытаясь нас остановить.- продать контракт! И все! Два совета за миллион! Самые дорогие буквы в истории человечества!
Говорили, когда в Правительстве Москвы узнали о решении концерна, чиновники не смеялись. Царила растерянность: как не платить комиссионные? Ведь договорились же! Был большой, но тихий скандал, оставивший в мозгах московских чиновников разочарование, раздражение и рефлекс паники от мысли, что кто-то может изменить решение или правила игры. Кроме наших чиновников.
После возвращения из Женевы я встречался с Сашей Лужковым несколько раз. Он вскоре переехал жить в Москву. Один раз он пришел ко мне в офис. Конкретный повод для его прихода я не помню.
Он сидел передо мною, в кресле по другую сторону стола, и было видно, что он чем-то озабочен.
-Саш, в чем дело? Чем-то расстроен?— спросил я его.
— Отец настоял, чтобы я пошел работать в семейный бизнес. Из пластика производство. Слышали, наверное? Ленка возглавляет…, – он помолчал. – Разворовали все братья ее. Ужас.
Я удивленно посмотрел на него: «Что, привести в порядок нельзя?»
Он махнул рукой. На меня он не смотрел.
— Я зарплату уже два месяца не получаю, — сказал он.
— Ты!?Ну, вы даете!
— Думаю, свое дело начать. С Серегой Бондаренко. Друг мой. Мы с ним в одной комнате комнате в колледже в Швейцарии жили. Он, конечно, разгильдяй, но я его люблю и ему доверяю.
— А что делать собираетесь?
— Девелопментом займемся. Строительными проектами. Ленка тоже в строительство подалась. Получается. Зарабатывает прилично. Только я с ней нее хочу. Разворуют все.
(Продолжение следует)
