О криминальной системе и русском национализме

Бунт в Бирюлево показал несколько важных факторов, способных сыграть решающую роль в развитие политической  ситуации в России:

— Кремль и региональная власть в Москве, несмотря на все усилия спецслужб и политиков, не контролирует протест;

— партии, движения, политики, которые хотят позиционировать себя как лидеры протеста и оппозиции (как системные, так и «несистемные»), не успевают за протестом и пытаются использовать его в своих целях «задним числом», устраивая громогласные кампании в СМИ;

— не имея лидеров, партий, выражающих интересы большинства населения, не имея программы политических, социальных и экономических преобразований, народ бунтует «по поводу», «по событию», то есть против конкретных, наиболее жестких проявлений криминальной сущности власти, РЕЖИМА, системы;

— самое главное противоречие сложившейся в России криминально-капиталистической системы –  нарастающий антагонизм между криминальным капиталом, захватившим основные блоки и сферы российской экономики, культуры, науки, искусства, государственного аппарата, с одной стороны, и коренным населением, которое все полнее осознает свое бесправие, с другой;

— протест и негодование коренного населения принимает все чаще форму национального протеста, который вызван тем, что некоторые сферы и целые отрасли российской экономики, от которых зависит повседневная жизнь людей, оказались в руках, в собственности, под контролем этнических криминальных группировок;

— этнические криминальные группировки сохраняют свою замкнутость и развиваются, увеличивая свою численность за счет нерусского и не коренного населения, за счет мигрантов и иностранных граждан, все более противопоставляя себя коренному населению традиционно русских регионов, в том числе в Москве;

— полиция, в том числе ОМОН, становится все менее надежной опорой власти, испытывая все большую симпатию к коренным жителям и все большую ненависть к этническому криминальному бизнесу.

И последнее,

— Кремль не знает, что с этим делать, как остановить падение РЕЖИМА в пропасть, как из этой пропасти выбраться. Об этом говорит последнее заявление Путина, возложившего ответственность за события в Бирюлево на «местную власть».

Проблема Бирюлево касается местной власти только в масштабе Бирюлево. В масштабе Москвы (в Москве три базы, подобные Покровской, а также десятки рынков, которые работают по той же схеме, создавая те же проблемы и противоречия) это касается уже городской власти. А в масштабах России (а проблемы эти имеют именно общероссийский масштаб) это касается уже Кремля и центрального правительства. Заявление Путина показывает не столько его непонимание масштабов проблемы, сколько отсутствие плана действий по ее решению.

Это реальность России. И эта реальность рождена криминальной революцией, которая произошла в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Именно тогда важные рычаги в экономике и основная собственность бывшего СССР были захвачена людьми, которые воспитаны и выращены криминальной средой в последние годы СССР.

Не надо представлять «криминал» советского времени как сообщество уголовников, воров и убийц. К криминальной среде относились и те, кто контролировал торговлю, создавал дефицит товаров, «блатную» продажу, фарцевал заграничными шмотками, скупая привозимые с Запада товары или  доллары, чеки (инвалютные рубли, которые получали в виде зарплаты советские работники за рубежом) для покупки товаров в валютных магазинах, а затем продавая их за рубли по завышенной стоимости, монополизировал торговлю на колхозных рынках, создавал систему хищений на государственных предприятиях и реализацию похищенных товаров на черном рынке.

К этой же среде относились и люди, которые захватили контроль над колхозными рынками. В сталинское и хрущевское время крестьяне из подмосковных деревень могли свободно продавать на колхозных рынках продукцию, которую они выращивали на своих участках. Достаточно было заплатить 1 рубль за место на рынке. Вся выручка от продажи оставалась крестьянам. Однако, в 70-х годах началось их выдавливание с рынков. За места нужно было платить не только официально, но и в карман рыночному начальству. Возрастала и стоимость места на рынке, что делало торговлю на рынке не выгодной мелким производителям. Крестьяне перебирались на места у входов в магазины и кинотеатры, где торговали от милиционера до милиционера, которые «гоняли бабушек».

Торговля на колхозных рынках перешла в руки посредников, скупщиков товаров. Однако, скупщиками товаров были, в основном, представители «окраиных» народов России: Кавказа, Средней Азии. Мелкие производители из этих мест не могли доставлять свои товары в Москву. Естественно торговля шла через посредников и оптовых торговцев, которые работали под прикрытие кооперативов. К концу брежневской эпохи (в 70-е – начале 80-х годов), именно кавказские торговцы (в основном, азербайджанцы и грузины) захватили контроль над рынками в Москве, заняв не только места на рынках, но и должности от простых работников до директоров.

Именно эти люди,- фарцовщики, спекулянты, цеховики, рыночные торговцы,- оказались востребованы в период развала СССР и государственного сектора экономики. Именно эти «специалисты по рыночным отношениям» оказались советниками министров, а затем и сами пересели в министерские кресла, пришли на должности премьеров и вице-премьеров. Именно они проводили приватизацию, которая, по сути своей, являлась незаконным захватом государственной собственности и природных ресурсов. Именно они стали собственниками России.

Их всех отличало одно: моральная и нравственная готовность обойти закон, сделать не то, что необходимо для страны и других людей, и можно делать по закону, а в обход закона, ради собственной выгоды. По советским понятиям это был криминал. Отменив советские законы, переделав законы в России под «либеральный капитализм», под «рынок», они не переделали собственную сущность, собственную мораль, и стали обходить и нарушать принятые ими самими законы так же, как это делали в советское время, только в большем масштабе, при новых возможностях, сделав из  государства машину для своей защиты и обеспечения возможностей для дальнейшего обогащения. Они и государственную мораль переделали под себя. И попытались, с заметным успехом, переделать под себя мораль всего общества.

При этом, богатства национальных регионов, где коренная национальность проживает компактно, где сильны родственные связи и националистические настроения, основные богатства оказались в руках группировок, состоящих из коренного населения. Чужих они выдавливали или уничтожали, как это произошло с русским населением в Чечне.

На исконно русских территориях многие отрасли оказались в руках группировок, которые были созданы еще в советское время представителями криминального мира нерусских народностей.

При росте экономики, повышении уровня жизни фактор владения и контроля жизнеобеспечивающими отраслями хозяйства этническими группировками вызывал протест со стороны населения, но протест медленно растущий, накапливающий свой потенциал. Когда рост экономики прекратился, когда жизненный уровень начал резко падать, накопленный протест должен был вырваться наружу.

В районах, где проживает бедная часть населения, жители столкнулись с тем, что их жизнь и существование во многом  зависят от «пришлых», мигрантов, которые, используя свою сплоченность, криминальные корни и коррупционные связи в российском государственном аппарате, в том числе в правоохранительных органах, заняли господствующие позиции в исконно русских регионах. Эти группировки подпитываются мигрантами, вытесняя коренное население из бизнеса, особенно из тех отраслей, где не требуется высокая квалификация и образование, но которые базируются на гарантированных потоках наличных денег: торговля продовольствием и товарами народного потребления, коммунальное хозяйство, добыча и продажа сырья, полезных ископаемых, контроль за государственными инвестиционными программами, а в последние годы и крупные государственные строительные программы и объекты.

Большинство этих группировок по своей структуре, способу развития и функционирования отличаются от структуры и способа жизни традиционного русского общества, а также тех национальностей, которые считают себя «русскими», приняв культуру и уклад, психологию русского народа.

Русский народ за последний век коренным образом изменился. Русские перестали быть интегрированным народом. За советский период клановые, сословные, родственные связи русских в значительной степени были разрушены, заменены на классовость, партийность, интернациональность. С одной стороны, русский народ стал более «жидким» и рыхлым. С другой стороны, он стал более интернациональным, готовым и способным собирать и вбирать в себя людей разных национальностей. Для того, чтобы быть русским, достаточно принять русский менталитет, культуру, почувствовать себя русским. (Помните Баклажана в фильме «Жмурки»: «Я русский!» И он был прав. А кем еще он мог быть: с русской матерью, неизвестным африканским отцом, выросший в российской глубинке, не видевший ничего, кроме этой глубинки?)

На национальных окраинах России, в кавказских и среднеазиатских республиках бывшего СССР клановость, национальная обособленность, сословность и родственные взаимосвязи остались, а у некоторых народов даже укрепились. Эти народы имеют другую структуру, другие традиции, другую психологию.

В криминальном сообществе, те национальности, которые имеют закрытую общественную структуру, жесткую систему подчинения младших старшим, воспроизводящую себя матрицу, которая повторяет себя при переезде даже нескольких человек на территорию другого народа, клановость и приоритет родственных связей, получают на определенном этапе и на определенных «этажах» общественного устройства преимущества перед русским населением. Сплоченность и взаимная поддержка, закрытость, жесткая структура позволяют им легче решать задачи по захвату собственности, позиций в экономике, госаппарате.

Однако, это только временное преимущество других народов перед русскими. Закрытость, жесткая структурированность приводит к противопоставлению группировок из представителей «пришлых» народностей, действующих на «русской» территории, коренному населению. Такое противопоставление может разрешиться только двумя путями: размыванием этнической группы, принятием традиций и обычаев коренного населения (в случае, если группа ведет законную деятельность) или разрушением группировки, переходом ее на нелегальное положение (если группировка имеет криминальный характер), как это было в период расцвета Советского Союза, с его отлаженной правоохранительной и судебной системой и жестким партийным и административным контролем. Или подчинением, то есть, практически, порабощением или выдавливанием коренного населения.

Последнее представляется в нынешней России исключительно маловероятным, учитывая и количественный перевес русского населения, и сохранение «русского» контроля над правоохранительной системой, армией и государственным аппаратом. Этнические криминальные группировки могут подкупать отдельных чиновников, полицейских, судей, депутатов, могут захватывать отрасли и сферы экономики, могут обогащаться, но это все может кончиться в один момент. Мы это видели на примере Ходорковского, Гусинского и Березовского, потом Тельмана Исмаилова, теперь видим на примере дагестанской группировки: Билалова и Гаджиевых.

Гибкость, размытость, интернациональность и кажущаяся «рыхлость» русского народа не является его слабостью. В определенной ситуации эти характеристики превращают русский народ в необычайно сильную и живучую систему, способную приспособиться и противостоять любой угрозе. Гибкость, кажущая податливость, отсутствие жесткой структуры и взаимосвязи, подчиненности становятся огромным преимуществом в условиях внешней явной угрозы, которая к этой гибкости и многообразию добавляет единый порыв, единый вектор усилий. Продолжая жить и действовать необычайно гибко, порождая разнообразные формы своих действий, разные, порой неожиданные методы и пути решения проблем, в том числе силовых, русские, тем не менее, способны концентрироваться на определенном усилии, действии. При этом, среди русских всегда остаются многочисленные «те», кто смотрит на происходящее со своей точки зрения, критической, не подверженной всеобщему настроению. «Те», кто ищет новые пути и варианты действий. То есть, система «русский народ» даже в критической ситуации, которая требует максимальной концентрации усилий, остается гибким, многообразным, способным адаптироваться к изменяющейся ситуации.

Это особенно важно в современном мире, который определяется не только  процессами глобализации, взаимопроникновения культур и информации (интернетизации, например), но и дерегулированием процессов управления. Сейчас важным становится не столько возможности управления через «вертикаль власти» или другие системы жесткого контроля и управления, сколько способность различных элементов системы самостоятельно и независимо работать и существовать, эффективно  выполняя задачи в интересах всей системы, будь то народ иди государство.

Татой гибкости не хватает тому РЕЖИМУ, который был создан в России за последние 23 года. Именно поэтому Путин, Кремль, со всем своим необычайно раздутым аппаратом управления и подавления, не могут не только контролировать протест, но и эффективно влиять на общественные, политические и экономические процессы в России. Фактически, РЕЖИМ построен на КРИМИНАЛЬНЫХ основах и является по своей структуре НЕРУССКИМ.

Другие народы, с более жесткой структурой, такой гибкости лишены. Чеченцы или дагестанцы, ингуши, таджики или узбеки, приезжая в Московскую область, Кострому, Польшу, США или Великобританию, с первого момента своего появления начинают воссоздавать ту структуру, ту матрицу, в которой привыкли жить и работать на родине, заниматься теми же делами (в том числе криминальными), которыми занимались на родине. В этом их слабость, а не сила. Если коренное население воспринимает их группу, их занятия  негативно, если их отчужденность, «особенность» кажутся местным неприемлемым для их города, поселка страны, то конфликтность и напряженность нарастают очень быстро. И эти конфликты не всегда разрешаются мирным путем. В Польше горят квартиры чеченцев, в США чеченцы пополняют списки террористов.

Единственный способ сохранить свои традиции – это сделать их «приемлемыми» для коренных жителей. И это могут сделать те, кто хочет адаптироваться. Кто хочет мирно жить с коренным населением. Но, если этнические группировки созданы на криминальной основе, а захваченные ими позиции ставят их в положение эксплуататоров коренного населения, то антагонизм становится неизбежным. Этнические криминальные группировки вынуждены не только противопоставлять себя населению, но и развиваться за счет притока некоренного, нерусского населения, за счет мигрантов, прежде всего полукриминальной и криминальной среды.

Эти группировки становятся центрами притяжения для мигрантов, прежде всего для тех, кто имеет криминальный опыт или готов перейти в разряд нарушителей закона. Основная причина такого притяжения состоит в том, что именно  на русских территориях, но именно в криминальных этнических структурах эти мигранты находят свой, как сейчас стало модным называть, «социальный лифт». Ни среди русских компаний и организаций, ни среди фирм, занимающихся легальным бизнесом, мигранты не могут найти таких возможностей для быстрого обогащения и повышения своего положения, как в этнической криминальной группировке или в бизнесе, который она контролирует.

Какой же выход из этой ситуации? Об этом в следующем материале.



Запись опубликована в рубрике Новости с метками , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.