Я ничего не публиковал больше двух месяцев. Мне писали письма, спрашивая, что случилось? Дениску Сугробова, который 2009 году замыслил всю спецоперацию по использованию меня для того, чтобы получить компромат и ошкурить кремлевских чиновников, арестовали. А я молчал. Кожина, подчиненных которого, а следовательно, и его самого, ошкурил Дениска Сугробов со товарищи, уволил Путин, переведя его на безденежную расстрельную должность, специально под него выдуманную. А я молчал. На Украине столько событий происходит, а я перестал писать.

Молчание мое объяснялась тремя причинами. Во-первых, у меня вывели из строя русский компьютер. Во-вторых, началась активная фаза реконструкции дома, который мы купили в Уокинге, под Лондоном, и который собираемся продать после реконструкции, чем и заработать на жизнь. В-третьих; в Европе активно разворачивается несколько политических проектов, связанных с кризисом в Украине, и я в них принимаю участие. Проекты эти требуют времени, писать приходится много, но, – тут мне повезло, – на английском языке, в основном, всякие письма, которые для публикации пока не предназначены.

Теперь по порядку.

1

Не скажу, что моя супруга Ирина (если помните, идеолог и автор «Кремлевской Санта-Барбары») безумно любит заниматься уборкой, но грязь она не любит. До моего, такого мне привычного, компа laptop Lenovo она обычно не добирается, но тут добралась.

– Ну, посмотри, какой он у тебя грязный, – сказала она. – На экране пыль, на кнопках какие-то пятна. Как можно на нем работать? Не удивительно, что последнее время ты пишешь какие-то заумные статьи, которые мне не интересны. Давай, я его почищу. Может быть на чистом компьютере ты напишешь что-нибудь интересное.

Конечно, я не согласился с тем, что мои материалы, например, по Украине, заумные и неинтересные. Но с тем, что мой laptop, надо почистить я, не оценив опасности, согласился.

При процедуре чистки я не присутствовал, но потом выяснилось, что она взяла жидкость, которая используется для протирки окон и других стеклянных изделий. Результат был плачевным: «чистый» экран ярко мигал, как сошедший с ума фонарик, и других функций не выполнял.

– Ирина, ты не права, – процитировал я Жванецкого, облекая мысль в развернутую форму, с использованием богатств литературного и окололитературного русского языка, насытив форму естественными эмоциями.

– Откуда я знала, что так чистить нельзя? – оправдалась Ирина, обрубая мою мысль и форму, и я поехал отдавать Lenovo в ремонт.

В центре Уокинга, у вокзала, я видел магазинчик iBrokeMyGadget, где сообщалось, что там производится ремонт телефонов, всяких gadgets and laptops. В небольшом зале, окрашенном в красные тона, по стенам стояли стенды с телефонами, айфонами и различными к ним аксессуарами. Продавцы были молодые парни, британцы арабского происхождения. По манерам, телосложению и одежде, они были поколением, родившимся в Великобритании, сторонниками Фараджа и UKIP, то есть противниками иммигрантов, особенно восточных европейцев, особенно «цыган» и «румын». Возможный наезд украинцев они не допускали.

Я объяснил свою проблему.

– Fantastic!- воскликнул один из них.

Я уже привык, что слова в современном английском языке не передают реальность. Уже прошли периоды, когда постоянное не по делу употребление британцами слов, в том числе fantastic, меня удивляло, потом раздражало, а потом забавляло.

Однажды, в период поисков дома для покупки и инвестирования, я зашел в очередную фирму, которая занималась продажей домов и квартир. Заявив, в очередной раз, о том, что я хотел бы купить дом в Уокинге, в центре, в тихом районе, не далеко от станции, я, в очередной раз, услышал: «Fantastic!».

– Ничего фантастического в этом нет, – возразил я. Это был первый случай моего протеста. До этого я год молчал, принимая британскую традицию использовать слова и выражения не по смыслу и не по назначению.

Девушка, которая встретила меня широкой улыбкой, готовностью продать мне все, что я мог купить, и воскликнула «fantastic», удивленно и растерянно посмотрела на меня.

– Что вы сказали? – спросила она.

– Я сказал, что ничего фантастического в том, что я хочу купить дом в Уокинге, в хорошем районе и недалеко от станции, нет.

Она продолжала удивленно смотреть на меня, и в ее глазах удивление сменялось испугом. Она меня не понимала, а это ее, как и большинство британцев, пугало.

– Вы сказали мне «Fantastic», когда я сказал вам, что хочу купить дом. Но я считаю, что ничего «fantastic» в этом нет. Нормальное и естественное желание. Наверное, многие обращаются к вам по поводу покупки дома. Ежедневно.

До нее дошел смысл моих слов, и она радостно улыбнулась.

– Да, мы сейчас часто говорим так. Не очень связано со смыслом. Нас так сейчас учат. Позитивное мышление, так сказать.

Девушка была совсем не глупой, Просто ее «так учили». Она стерла с лица естественную улыбку, растянула губы в той улыбке, которой ее «учили» и сосредоточилась на мне как клиенте.

– Итак, вы хотите купить дом. Amazing!

– Ну, ничего amazing в этом тоже нет, – остановил ее я.

На секунду в ее глазах опять блеснуло удивление и растерянность, но потом она рассмеялась.

В европейских языках, как и в политике, культуре и экономике, происходят процессы, которые все дальше уводят людей от естественности и реальности. Разрыв между естественными человеческими потребностями, реальной стоимостью и ценой продукции, идей, технологий, компаний, денег, смыслом слов и фраз и тем, что люди делают, желают, платят и говорят, стремительно увеличивается. И люди перестают чувствовать этот разрыв, считая, что все именно так и должно быть. Что так правильно. «Так учат». И их реально так учат.

Великобритания занимает чемпионское место по этому разрыву. Тут сказывается исторический опыт, традиции говорить одно, а понимать другое. «It will be difficult», – говорит британец, и вы, наверное, думаете, что он хочет вам сказать: «Это будет трудно». То есть, возможно, но надо приложить усилия. В действительности, британец вам говорит: «Я этого делать не буду».

Если он говорит: «Quite good», то это не означает, что ему ваше мнение (работа или заявление) понравилось. Это означает, что он разочарован.

Британец говорит: «Very interesting». И это не означает, что ему интересно. Это означает; «Полная чепуха!».

Если вам говорят: «I only have a few comments», то надо понимать, что вам «все надо переписать». А если вы получаете в ответ «That is a very brave proposal», то ни о какой смелости речь не идет. Вам сказали, что, по британскому мнению, «вы сошли с ума!»

Но вернемся к арабским британцам и моему laptop.

– Чем протирала laptop ваша жена? – еще раз попытался уточнить парень, который был повыше ростом. Из глаз его волной истекало участие. Видимо, он был любителем английского юмора.

Я показал, что оценил шутку.

– Нам нужен день, чтобы сделать диагностику, – сказал другой парень. – Стоимость диагностики 30 фунтов. Потом мы скажем вам, что необходимо будет сделать, чтобы компьютер заработал, и сколько это будет стоить. Если вы согласитесь оплатить ремонт, то диагностика будет бесплатной. Если откажетесь и заберете laptop, то тогда вы заплатите за диагностику.

Я согласился на условия бизнеса, основанного на глубоких и древних традициях английской демократии и выработанной столетиями бизнес этики, и оставил laptop британским националистам арабского розлива.

Через день я зашел к ним и напомнил о своем laptop.

– Да, конечно, я помню, – сказал парень, который был повыше ростом, любитель английского юмора. – Ваша жена его почистила. Чем она его протирала?

– Ремонт будет стоить сто пять фунтов.

– Это с наценкой на юмор? Согласен, – сказал я. Мне нужен был мой laptop, с русской клавиатурой, к которому я привык, который автоматически заходил на мои сайты и блоги, не заставляя меня каждый раз вспоминать пароли, выдуманные и забытые мною несколько лет назад.

– Но нам нужно будет заказать необходимые детали. Надо заменить клавиатуру. Русской клавиатуры и некоторых других деталей у нас нет. Мы сможем их получить через две недели.

Я расстроился, но согласился подождать две недели. Не идти же мне по другим подобным магазинчикам и объяснять, чем моя жена чистила компьютер!

Что же, подумал я, пока буду ждать детали для моего laptop, я буду писать на английском. Тем более, что писать было что.

Через две недели веселые арабы мне сказали, что детали еще не пришли. Придется подождать еще неделю или две. Еще через две недели оказалось, что детали на подходе и будут через пару дней. Еще через неделю детали пришли, но оказались бракованными.

– Вы можете еще подождать, пока мы закажем и получим новые детали, или забрать ваш Lenovo, – сказал любитель шуток. – Если вы заберете, то платить за диагностику ничего не надо.

– Тем более, что результаты вашей диагностики мне неизвестны, – проворчал я, забирая компьютер у парня.

– Ваша жена его почистила, – сказал он. – Чем она его протирала?

2

Laptop я завез домой и отдал Ирине на хранение, на всякий случай, с ним попрощавшись. Потом поехал в Лондон, думая, как побыстрее и понадежнее отремонтировать laptop. Ехал я на встречу инициативной группы, которая занималась организацией международной конференции по Украине.

Попал я в эту группу, потому что высказал идею конференции в разговоре с одним бывшим британским политиком, который, уйдя из политики, последние двадцать лет занимается консультативным и информационным бизнесом. Консультирует он, в основном, политические партии и зарубежные (не британские) корпорации. Перешел он из политики в консультанты в начале 90-х, когда можно было легко сделать большие деньги на учебе российских либералов во главе с Гайдаром, Чубайсом, Бойко и еже с ними. Он тогда приехал в Россию и хорошо зарабатывал, объясняя «молодым реформаторам», как следует приватизировать природные богатства и созданную за время Советской власти экономику. Через некоторое время консультирование пришлось прекратить, потому что его лейбористские идеи оказались неприемлемыми для «молодых реформаторов». Он не смог преодолеть боязнь нарушения законов. Кроме этого, между лейбористским пониманием приватизации и желанием ельцинского окружения обогатиться задаром была слишком большая разница. Решимость «молодых реформаторов», их откровенное желание «прихватизировать», отметая принятые в цивилизованном мире законы, настолько испугало его, что он упаковал чемоданы и покинул Россию, предпочитая консультировать королевские семьи арабов. Разница между европейской «приватизацией» и «приватизацией по Ельцину» оказалась неожиданной даже для носителя английского языка, изощренного в политической казуистике.

Когда Обама и ЕС утвердили списки украинских и российских чиновников, против которых вводились санкции, в Европе и США стали сбиваться стаи, которые, за достойное вознаграждение, готовы были поучаствовать в поиске денег и собственности попавших в списки коррупционеров и врагов «новой Украины». Мой знакомый, имевший некоторый опыт участия в разграблении наследства СССР и сохранивший чувство брезгливости к постсоветским «реформаторам», собирался консультировать и оказывать политическую поддержку одной из таких стай.

Обсуждая ситуацию в Украине, я высказал мнение, что Майдан вырос из протеста украинцев против воровского и коррупционного режима, что основным стремлением протестной волны было возрождение простых, базисных человеческих ценностей, морали и нравственности. Тех, что лежат в основе всех основных религий и общепринятой морали, в том числе атеистического морального кодекса коммунистов.

– Сейчас нужно, чтобы религиозные деятели Европы выступили с инициативой проведения международной конференции по налаживанию диалога между украинскими партиями и группировками. Основа диалога – признание христианских моральных ценностей, их возращение в политику, жизнь людей, – сказал я.

Разговаривали мы, обедая в ресторане «Gay Hussar» в лондонском районе Сохо. Ресторан был открыт лет восемьдесят назад британцем, вернувшимся из Венгрии, разведчиком, лейбористом, любителем оперетты и венгерской кухни. Ресторан был назван в честь оперетты Кальмана «Веселый гусары», и с самого своего открытия пользовался особой популярностью среди членов Лейбористской партии. Стены ресторана были украшены портретами, в основном, карикатурами и шаржевыми зарисовками, всех за последние сто лет более или менее известных деятелей Лейбористской партии Великобритании, которые любили проводить здесь неформальные совещания, пробуя венгерский гуляш и токайское вино. В ресторане были две комнаты, где политики могли спокойно обсудить дела. Именно там принято было много решений, в том числе, например, о создании в Великобритании системы бесплатного медицинского обслуживания. Говорят, что кризис Лейбористской партии в 70-х годах был вызван тем, что лидерами партии стали те, кто не любил «Gay Hussar», предпочитая ему другие рестораны.

Некоторые современные молодые британцы, далекие от политики, считают, что слово «gay» означает нестандартную сексуальную ориентацию и что в ресторане собираются гомосексуалисты. Может быть, именно поэтому ресторан сейчас продается. И это было главной темой разговоров среди посетителей.

– Ресторан хотят выкупить служащие и некоторые постоянные посетители, – сказал мой собеседник. – Но у них не хватает денег, и они ищут соинвестора, но такого, который был бы близок им по взглядам и сохранил бы ресторан и его атмосферу. Если у вас есть такой российский инвестор, то я мог бы рекомендовать.

– Такого инвестора у меня нет, – сказал я. – Те, кто занимается ресторанным бизнесом, хотят делать то, что они считают нужным и выгодным. А нужным они считают или японские рестораны, или американские, или итальянские. Или заниматься виноградным вином и виски, хотя их предки и они сами в советские времена кроме водки и пива ничего в рот не брали. А ели в советских столовых. Им ваши традиции кажутся английской глупостью.

– Вот поэтому русские и не могут занять место в британском обществе и остаются чудаками с деньгами. Такими «loose cannon». Болтаются без опоры, давя попавших под них по неосторожности. Не понятно, что и когда они выкинут.

3

Так разговор ушел от темы конференции. Собеседник мой тогда ничего не сказал в ответ на мою идею, но через пару дней оказалось, что он ретранслировал мое предложение пастору Джереми Айву, который имел опыт организации международных конференций по поиску мирного выхода из конфликтов.