БЕРЕЗОВСКОМУ ГРОЗИТ ЭКСТРАДИЦИЯ

Привычка бриться лезвием и помазком приносит только положительные эмоции. Если не носишь бороду, то хочешь или не хочешь, но пару минут каждое утро, и почти всю сознательную жизнь приходится бриться. Минуты складываются в часы. Часы в дни. Дни в недели. Поэтому бритье должно быть приятным.

Я бреюсь помазком и мылом от G.P.Trumper ( приятно бесплатно рекламировать хорошие вещи). Мыло кладется в специальную деревянную коробочку, которую мыло и повторяет по форме. Один из  фирменных магазинов G.P.Trumper находится в Лондоне на Керзон стрит.

Закончив не очень приятную деловую встречу на Пикадилли в кафе Неро, мы с женой решили зайти в G.P.Trumper на Керзон стрит, что в пяти минутах хотьбы от Пикадилли, чтобы купить мне новое мыло для бритья.

Не знаю, почему, но бывает в жизни, когда вместо привычного пути ты решаешь пройти по новому, свернуть и срезать. Ты поворачиваешь, за разговором, не сразу замечаешь, что повернул не туда, куда надо. Ошибка доходит до тебя, когда ты видишь место, которое находится однозначно в стороне от пункта назначения.

Я понял, что мы пошли неправильно, увидев рядом с собою вывеску ресторана Novikov. Мы остановились и, сообразив, куда надо идти, повернули назад к Пикадилли.

Из ресторана вышел Березовский. Впереди шел охранник, вызывая кого-то по телефону.

Березовский выглядел как человек, которому сообщили ну совсем неприятное известие. Лицо было темно-красным. Гладкость кожи и ровный цвет лица исчезли. За попыткой выглядеть Березовским выступала растерянность и обреченность.

Он посмотрел на меня и прошел мимо, не здороваясь. Я тоже не стал здороваться с человеком, который смотрел мимо меня вдоль тротуара. Кроме того, по его виду было понятно, что ему сейчас не до меня.

— Березовского встретили, — сказала Ирина.- Ужасно выглядит.

— Березовский после деловой встречи — не к добру,- сказал я.

— Что он делал у Новикова? С адвокатами, наверное, встретился, — думала она вслух.- На него сегодня возбудили два уголовных дела.

Ирина читает значительно больше меня. Фактически, она — читатель. Я — писатель. Так мы делим семейные обязанности. Правда, иногда она не выдерживает и тоже пишет. Тогда я выступаю в роли редактора.

Ежедневно она мне пересказывает новости из прессы и интернета. Я прошу скопировать мне то, что меня заинтересовало. Потом читаю. Если она интересную новость прочитала, но мне об этом не сказала, я ей делаю выговор, но особо не скандалю: она мне действительно экономит массу времени.

Сегодня утром, в поезде по дороге в Лондон, она уже мне говорила о возбужденных в отношении Березовского уголовных делах. В том числе, о том, что уголовное дело возбуждено по его призывам задержать Путина. В том момент, меня занимали более серьезные проблемы, и я решил прочитать сообщения позже. Например, вечером.

Честно говоря, срочности в информации о возбуждении уголовного дела против Березовского за призыв арестовать Путина и обещание заплатить сначала 50 миллионов рублей за это, а потом 500 миллионов рублей, никакой не было еще и потому, что, как только я прочитал о призыве Березовского, я сразу понял, что «товарищ нарвался».

Это беда многих «наших», которые не имеют ни исторической, ни страноведческой подготовки, ни желания изучать традиции и менталитет того народа, в котором приходится жить.

Украсть у государства миллиарды, облизав майоров 9-го Управления КГБ, получивших из рук Истории (или Бога) на короткое время возможность распоряжаться ресурсами России, — одно дело. А вот понимать разницу в мышлении, законодательстве, привычках и менталитете граждан другой страны, — совершенно другое дело.

 

Экскурс в Индию

Я имел отношение к индийцам с 1968 года. В моем классе в школе учился Этьен Хоффленд. Его отец работал в Посольстве Индии в СССР. Я учился в спец-школе №22 (сейчас школа имеет другой номер), где английский преподавали со второго класса. Ряд предметов, в том числе география, английская и американская литературы, также преподавались на английском языке.

Школа, когда мы перешли в 8-й класс, переехала в новое здание, недалеко от Белорусского вокзала и Тишинской площади. Там располагались поликлиника и жилой дом Управления МИД, которое отвечало за проживание и обслуживание иностранцев, — УПДК. Дети сотрудников иностранных посольств ходили учиться в нашу школу.

Этьен виноват, что я пристрастился к индийской кухне, песням Битлз, решил пойти не в МИФИ (как хотел сначала), а в Институт восточных языков (сейчас Институт стран Азии и Африки при МГУ). Потом… Ну, вот оказался в Лондоне, где живет и Этьен, теперь гражданин Великобритании, до сих пор предпочитающий говорить со мной на русском языке и вспоминающий времена на Тишинке в Советском Союзе как самые счастливые времена жизни.

После пяти лет изучения в ИСАА при МГУ историй, языков и других предметов, связанных с Индией (и не очень), я оказался в Индийской редакции Агентства печати «Новости», где после года стажировки был направлен на учебу в Информотдел Посольства СССР в Индии, что не было исполнено «в связи с призывом в Армию», как говорилось в Решении Инстанции (кодовое название ЦК КПСС). Советская Армия, тем не менее, тоже не разорвала мои связи с Индией, и направила меня служить в Группу Советских военных специалистов (СВС) в ту же уже до боли знакомую мне страну, на авиабазу в городе Чандигарх.

Отслужив два года, дойдя до подполковничей должности, уделяя по несколько часов в день йоге и карате, удачно избежав вовлеченности в шпионский скандал, который привел к разжалованию армейского генерала и расстрелу генерала КГБ, я оказался в родном АПН, но теперь уже на несколько ступеней выше по кадровой лестнице.

Человеку, который прошел за два года путь от лейтенанта до заместителя  начальника группы СВС на крупнейшей авиабазе в Индии, доверили важное направление в работе — информационную работу с индийскими корреспондентами, которые работали в Москве.

Два года работы с индийскими корреспондентами, в том числе поездки с ними по бескрайним просторах СССР, создание «с нуля» новых корреспондентских пунктов и бюро, ежедневная подготовка для них, иногда по восточному ленивых, что очень ценилось, так как, готовя для них материал, можно было обеспечить его правильную подачу, я приобрел опыт работы с иностранными корреспондентами, которые воспитаны на традициях английской прессы.

Через два года работы в Москве и после выполнения задачи руководства жениться (что бы ни говорила моя жена о своей роли в этой истории), я был направлен опять в Индию, теперь уже в Информотдел Посольства СССР, где отвечал за связи с прессой, прежде всего англоязычной и хинди, а также за тематику Советско-индийского сотрудничества. В мои обязанности, в том числе, входило встречать в аэропорту Дели крупные советские делегации или знаменитых деятелей культуры и искусства, брать у них интервью, готовить информацию об их приезде и размещать все это в прессе Индии.

На следующий день посол, посольские и приезжие смотрели материалы и оценивали мою работу. Должность была расстрельная. Все могли чем-то прикрыться, отсидеться, но я отсидеться не мог. Мою работу смотрели практически ежедневно.

Читали в основном центральную крупнотиражную прессу, сплошь крупномонополистическую и антисоветскую. Поэтому от меня требовались и связи, и навыки, и упорство, чтобы антисоветская пресса правильно освещало прибытие советских делегаций.

Мне это удавалось, что пару раз меня спасло (по своей карме и в советские времена я попадал в конфликты, причем, выбирая достойные кандидатуры, например, посла СССР в Индии Рыкова).

На все встречи в аэропорт я брал с собой фотографа. Звали его Балдев Рахеджа. Работал он при Информотделе советского посольства до меня лет двадцать. У него была своя фирма и мастерская и негласное соглашение с Информотделом, что все официальные делегации фотографировать будет он, а не сотрудник посольства. За это ему хорошо платили. Был Балдев, как почти все индийские сотрудники, членом Коммунистической партии Индии.

Самолеты прилетали рано утром, часов в семь. Я заезжал к Балдеву домой по дороге в аэропорт. Меня встречала его жена, добрая и молчаливая, и поила крепким индийским чаем с молоком. Потом выходил Балдев, еще влажный после душа, выпивал чашку чая, брал фотоаппарат, и мы гнали в аэропорт, чтобы заранее подготовиться к съемке.

После интервью и фотосъемки я завозил Балдева в его офис в центре Дели на Коннат Плейс, а сам ехал в Информотдел, который находился на Баракхамба роуд, в пятистах метрах от офиса Балдева, где надиктовывал индийским сотрудникам своего подразделения новость. Они печатали и приносили мне на подпись. После этого я приступал в текущим делам.

Часа в три дня я заезжал к Балдеву в офис, и мы отбирали фотографии. Я вызывал сотрудника, который забирал отобранные фотографии и развозил их с текстовками по редакциям индийских газет и передавал сотрудникам газет, с которыми мы поддерживали добрые отношения. На следующий день фотографии и текстовки появлялись почти во всех газетах. За это я получил кличку «любимец начальников».

Когда сотрудник уезжал с фотографиями, Балдев доставал из сейфа бутылку лучшего индийского виски (рекламировать не буду, давно не пил и не хочется) и отправлял слугу за закуской.

Мы сидели в его небольшом кабинете, пили виски с содовой, закусывая чипсами и цыпленком тандури, принесенным только что из соседнего ресторанчика, и беседовали о политике и вообще о новостях. Балдев наливал виски побольше, содовой воды поменьше и говорил, наливая содовую, свою знаменитую фразу: «Soda is costly!»

Шла середина 1986 года. Заканчивался третий год моей командировки в Индию по линии АПН. Я считал себя не просто специалистом по Индии, но одним из лучших. Я занимался индийской философией, йогой, кхеларипаятту, политикой, экономикой не под влиянием моды или производственной необходимости, а из реального интереса. Индийцев, мне казалось, я знал и понимал. Если бы меня спросили, кого из индийцев я знаю лучше всего, то Балдева я назвал бы в первой десятке. Я его чувствовал, понимал с полуслова, любой намек.

Ближе к осени мы поехали с ним в командировку в Хардвар. Ехали на машине с водителем, через насколько городов, останавливаясь в крупных и известных своими достопримечательностями. Так советская система помогала повышать страноведческую подготовку за государственный счет. Балдев фотографировал для будущего альбома все объекты, связанные с советско-индийским сотрудничеством.

В середине поездки мы прибыли в Варанаси, один из святых городов Индии, расположенный на берегу Ганга. Англичане, а за ними и другие европейцы, называли город — Бенарас.

Был вечер. Балдев сказал, что в Варанаси он знает очень старый ресторан, в котором готовят один из лучших butter-chicken в Индии, а значит и в мире.

Ресторан находился в старом здании, построенном в колониальное время, в котором с тех пор не было ремонта. В ресторане был полумрак. На окнах висели темно-красные тяжелые шторы из старого бархата.

Butter-chicken был действительно очень вкусным: нежные кусочки цыпленка в красно-желтом соусе из специй и густого буйволиного молока с добавлением сливочного масла. Мы ели это блюдо с рисом, снимая остроту и оттеняя вкус соуса густым йогуртом.

По подоконникам ресторана бегали мыши, скрываясь за шторами.

— Очень старый ресторан,- сказал Балдев.

Мы вышли из ресторана и пошли по древней улице вниз к реке.

Улица была застроена индуистскими храмами. Жилых домов не было. Храмы прижимались друг к другу, разные по размеру, но все одинаково древние, тысячелетние.

Солнце давно село. Улица погрузилась в темноту. Редкие слабые фонари чуть освещали колонны, скульптуры и барельефы храмов. Тени подрагивали, качались.

У одного из храмов Балдев остановился.

— Моя семья всегда, многие века приезжала в этот храм,- сказал он. — Здесь можно в книгах найти записи, где записано, что мой прапрадед пожертвовал храму. Я видел записи, которым триста- четыреста лет. В прошлый раз, когда мы приезжали, показал запись сыновьям, которой уже двести лет. Странно это читать: Рахеджа пожертвовал храму столько-то пайса. Если хотите, зайдем.

— Он еще открыт?

— Открыт.

У входа в храм на земле сидел нищий отшельник. Рядом с ним лежал старый пыльный мешок.

— В храме надо пожертвовать деньги. Положить что-нибудь на алтарь,- сказал Балдев.

Я достал из кармана банкноту в 10 рупий.

— Хватит?- спросил я.

— Да, вполне. Только отдайте эти деньги святому. Он отдаст вам монеты. Поменяет. А монеты вы и положите на алтарь в храме.

Я подошел к отшельнику и протянул ему бумажку. Отшельник, не отводя от меня глаз, сунул руку в мешок и протянул мне горсть монет.

Я взял монеты и зашел в темный зал храма. Свечи горели только у алтаря. Я подошел к алтарю.

Некоторые молитвы из индуизма знал, то есть читал в книгах и слышал в храмах, но тогда я в бога не верил, молиться мне просто в голову не приходило. Занятия йогой и медитацией дали мне возможность почувствовать, что внутренний мир гораздо сложнее и интереснее, чем нам предлагает материализм и медицина, в том числе с ее аутотренингом. Я уже понимал, знал, пройдя через определенные упражнения йоги, что где-то там, внутри, за глазами, есть что-то белое, которое остается целым и неделимым, чтобы не происходило с телом, но дойти до признания души и Бога мне тогда еще не приходило в голову. Установка с детства была другой.

Рядом молился Балдев Рахеджа. Я протянул монеты над алтарем, чтобы их положить. Монеты были старые, медные, разной формы и размера. Я начал их разглядывать. Я понял, что это были монеты разных индийских княжеств доколониального периода.

Этот отшельник-меняла у входа в храм, как, наверное, десятки его предков и предшественников, осуществлял храмовый круговорот денег: каждый день он получал от прихожан современные купюры и монеты, а выдавал старинные деньги, которые доставал из мешка. Потом он собирал монеты с алтаря храма и бросал их в мешок. Современные деньги шли в дело. А деньги из мешка веками шли на алтарь, а с алтаря – в мешок.

Я положил часть монет на алтарь, а часть в карман, решив оставить их на память.

Мы вышли из храма и пошли по дороге к Гангу. Улица резко спускалась к реке и через несколько минут мы вышли к набережной, которая террасами спускалась к воде.

На верхней площадке дети играли в футбол. У воды копошились дети и женщины. Дети прыгали с гранитных ступеней набережной в воду, забирались на спины буйволов, которые стояли в воде. Женщины тут же стирали белье.

Я увидел, как мимо радостно кричащих и плескавшихся в воде детей проплыла мертвая корова. Голова ее качалась на волнах, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.

Была ночь. Набережная и черные воды Ганга были покружены в темноту. Все это освещалось лишь вереницей костров вдоль набережной, которая тянулась по берегу, казалось, бесконечно.

Черная набережная. Черная река. И десятки костров вдоль реки.

Я пригляделся. На кострах сжигали трупы людей.

 

Мы стояли с Балдевом Рахеджа на гранитной набережной Ганга. Впереди медленно текли черные воды священной реки. Над нами горели звезды ночного неба Индии. А справа и слева цепочкой уходили десятки костров, на которых сжигали останки людей.

Умершие были не богатыми людьми, и их родственники не могли позволить себе больших костров, большого количества дерева. До этого я пару раз бывал на кремации. Видел кремацию по телевидению. Тела находились внутри поленницы и не были видны. Здесь же тела лежали на поленницах дров. Объятые пламенем, они были хорошо видны.

Слева, на ближайшем костре горело тело женщины. У нее были длинные волосы. Они спадали с костра вниз, горели и не рассыпались, сохраняя форму, колыхаясь в языках пламени.

Вдоль костров ходил человек. В руках у него был длинный шест, которым он времени от времени бил по трупам, чтобы обгоревших ткани осыпались, и трупы сгорали быстрее. Его задача была обеспечить, чтобы дров хватило для полного сгорания тел.

Балдев стоял молча рядом и смотрел на костры. Я не выдержал и что-то воскаликнул.

— Да,- сказал медленно и торжественно Балдев.- Я тоже считаю это прекрасным…  Когда сгорело тело моего отца, я собрал пепел в кувшин. Тело все сгорело. Только суставы остались. Я все положил в кувшин. Потом выплыл на лодке на середину Ганга и бросил содержимое кувшина в воду. Все исчезло… И мне так стало легко на сердце! Так приятно!

Я смотрел на Балдева в шоке. Будто заглянул в бездну. Я понял, что не знаю его, не знаю индийцев, не знаю Индии!

 

Возвращаясь к Березовскому

Я написал это воспоминаний об Индии, чтобы показать, насколько сложно понять менталитет другого народа, даже если ты искренне к этому стремишься.

В Лондоне я встретил очень мало людей, которые хотят понять Англию и англичан. Большинство вообще  не понимают, в какую страну приехали. «Вы страну попутали»,- говорю я им.

Такие, как Березовский, понять англичан не стремятся. Они сохраняют пренебрежительное отношение к тому народу, среди которого живут, не удосуживаясь изучить их историю, традиции, привычки.

Березовского вообще отличает пренебрежение к тому, какую реакцию вызывают его выступления и заявления. Неспособность и нежелание поставить себя на место тех, кого его заявление касается, отличает все его выступления последнего года.

Призвать Патриарха Всея Руси благословить Путина бежать с 50 миллиардами долларов, гарантировать ему беспроблемное существование, если Путин отречется от власти! То есть призвать Патриарха стать преступником в глазах собственного народа, всего цивилизованного человечества! Это что-то значит!

С англичанами та же история. Только с англичанами все гораздо сложнее. Индийцы открытые, словно дети. Они радуются, если видят искренний интерес к ним, к их культуре, традициям, философии. Он верят и поддерживают такого человека. Мои успехи в Индии во многом объяснялись именно этим. За все эти годы ни один мои индийский знакомый меня не подставил, не обманул, не сделал мне вреда! Я не помню ни одного случая!

Англичане другие, более закрытые. Чтобы дружить и работать с ними, надо понимать особенности их менталитета, хотя, как и индийцев, нам англичан никогда до конца не понять.

Я, например, понял три основные особенности их менталитета:

1.     Англичане – островные люди, у которых их островной характер сформировался в века Империи. А это значит, что они, с одной стороны, предельно эгоцентричны. Для них чужой всякий, кто живет или родился за пределами Великобритании. Для лондонцев или бэрмингемцев чужой  всякий, кто не родился в Лондоне или Бэрмингеме. Для них иностранец всякий, кто живет в соседней деревне!

С другой стороны, они все время смотрят во вне, особенно в бывшие колонии. Ничего не может быть выше успеха англичанина за границей. Успешный бизнес в США делает английского бизнесмена звездой. Успех в родной стране достоин лишь нескольких публикаций. Успех тренера футбольной команды на международном турнире делает его сэром, если он англичанин. Успех «Челси» в Европейской Лиге чемпионов освещался английскими СМИ как победа Англии в войне. Победа «Манчестер-Сити» в чемпионате Англии была событием одного дня и двух страниц в газете.

2.     Англичане – нация пиратов. Для них собственный интерес – главное, на чем основано все их мировоззрение. Они ограничивают себя законодательством, жесткостью наказания, общественной моралью, воспитанием общества в презрении к ворам, жуликам и преступникам, но глубоко внутри себя они чувствуют готовность признать УСПЕХ. Успешный пират станет адмиралом!

Путин в их глазах и устах будет тираном, коррупционером, вором только в том случае, если его власть шатается, если он не владеет страной, если он проигрывает, и до тех пор, пока он не получит власть. Если он власть захватил и обеспечил признание законности этой власти, его Успех меняет к нему отношение. И не просто из политических соображений. Успех меняет отношение к человеку. И это глубоко сидит в англичанах. Именно из этого вырос феномен США. Англичанин в прерии вне законов Королевства – вот вам американец.

3.     Англичане не могут себе простить казнь Короля. Три с половиной века они не говорят об этом, но эта вина в них сидит.

Для англичанина ничего не может быть ужаснее попытки посягнуть на жизнь венценосной особы. Более того, для них нет ужаснее политического преступления, чем попытка захватить или убить главу государства. Конечно, если это попытка успешна, а идея не их, не рождена в Великобритании и обеспечена идеологически, например, борьбой за демократию или свободу чужого народа, то англичане могут присоединиться, например, к тем же американцам, и убить Каддафи или Хусейна…

Березовский сделал катастрофическую ошибку: он призвал захватить Путина, признанного, в том числе англичанами,  президента России; он призвал это сделать из Лондона; он пообещал деньги заплатить за это со своего счета в Великобритании! И он не арестовал Путина! А Навальный не пришел к власти!

У Путина есть все шансы получить Березовского. Все будет зависеть от его желания и настойчивости. И насколько влиятельны те, кто из России все эти годы поддерживал Березовского и его проекты. Достаточно ли у них силы и влияния, чтобы убедить Путина еще раз «простить» Березовского.



Запись опубликована в рубрике Новости с метками , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.