(из серии “Россия – Украина: война или мир”, часть 4)

К читателям,

Некоторые мои читатели, в том числе британцы, получившие возможность прочитать мои материалы на английском языке (кстати, в ближайшие дни я начну публикацию настоящей серии в английском варианте), задавали мне вопрос: почему я уделяю почти все внимание России и очень мало пишу пока об Украине?

Не очень понятно, говорят и пишут мне, какое имеют отношения процессы, происходившие в России в конце 1990-х, например, во времена премьерства Примакова и появления в Москве Путина, к событиям и ситуации на Украине.

Отвечая на эти замечания и вопросы, хочу отметить, что, во-первых, до конца 1990-х процессы, которые происходили во всех странах на постсоветском пространстве были, по своей сути, одни и те же или близкими. Рассказывая о России, я описываю процессы и показываю проблемы, с которыми в той или иной мере сталкивались все республики бывшего СССР, в том числе Украина.

Во-вторых, в конце 1990-х пути России и Украины начали расходиться, и именно изменения в России имели коренной, глубинный характер, и траектории, по которым начали двигаться две страны, уже тогда предопределили конфликты между ними, в том числе 2008 и 2014 годов, нынешнюю ситуацию, а также варианты будущего развития событий.

И в  этой части я показываю роль советского ВПК во всем этом, как технологии, в том числе военные, сделали невозможным существование устаревшей советской системы, почему представители советского ВПК, не имевшие ничего общего с приватизаторами, отказались от попыток сохранения старой системы и СССР, и почему приватизация вылилась в обвал государственной системы и экономики на всем постсоветском пространстве. Ибо выбираются из этого обвала Россия и Украина по-разному, а в разнице этих путей и заложен нынешний конфликт.

И я подвожу читателя к кризису 2008 года, когда оказалось, что и Россия, созданная Владимиром Путиным и его группой, эта «система матрешек», неожиданно для Кремля тоже показала свои слабые стороны и заложенные в ней противоречия. Именно тогда встал вопрос о необходимости поиска пути реформирования системы, срочного и коренного… Но об этом речь пойдет только в следующем материале, а сейчас приступим к нашей сегодняшней теме:

                  По сценариям войн будущего

Монстр военно-промышленного комплекса СССР не только давил и сдерживал мирные отрасли и предприятия, превращая их в отрасли двойного назначения, – мирного профильного и военного, – но и занимал, владел и неэффективно использовал громадную собственность, которую имел в своем распоряжении.

ВПК принадлежали множество зданий во всех городах, в том числе в лучших районах, огромные складские помещения, лаборатории, институты, полигоны, аэродромы и просто земли, покрытые озерами, лесами, которые скрывали подземные богатства страны. На него работали сотни закрытых городов, существование и названия которых были засекречены, а доступ в них запрещен.

От монстра нужно было отказаться. Вариантов было два: или идти на сложную и политически опасную перестройку всей экономики, меняя жизнь десятков миллионов людей, или ломать всю систему, отдав ее на растерзание, но пытаясь сохранить внутри лучшие, наиболее важные и ценные заделы, и использовать их, чтобы на развалинах создать новую модель страны и общества.

Внутри этой модели, должен быть выстроен обновленный ВПК, компактный, относительно небольшой, экономически эффективный, не подавляющий мирные отрасли, нацеленный в будущее, сосредоточенный на тех направлениях науки и военной промышленности, которые в будущем будут определять уровень обороны, обеспечивать преимущество в вооружениях, отвечать требованиям военной доктрины будущего, методам ведения будущих  войн и решать исход военных конфликтов или предотвращать их, отбивая желание у любого напасть на новый СССР.

Это было предельно важно, потому что уже в 1970-е стало понятно, что военная доктрина, принятая в СССР и на которую работал ВПК, безнадежно устарела.

Наступления по фронтам и оккупация территорий, как часть военной доктрины и основа стратегии ведения войн, уходили в прошлое, возможно безвозвратно. В мире не все это понимали, но в советском ВПК, Генштабе и ЦК КПСС были люди, которые это понимали хорошо. Среди них были те, с которыми мне пришлось столкнуться: те же Евгений Примаков, Фёдор Бурлацкий, Георгий Арбатов, Лев Толкунов, который был одним из ключевых людей в «оазисе» Юрия Андропова…

На фото: «Оазис» Юрия Андропова. Ключевые люди «оазиса»: Лев Толкунов (сидит в центре), Фёдор Бурлацкий (стоит, второй справа), 1960-е

Нанесение ядерных ударов, как мощных, так и малой силы, появление высокоточного оружия, ракет, способных развивать огромную скорость, и ракет с ядерными двигателями, космических станций с ядерными энергетическими установками, которые позволяли создавать мощные военные и транспортные платформы в космосе, способные двигаться с огромными скоростями непрерывно на любые расстояния в течение многих лет, – все это давало возможность в случае войны уничтожить вражеские штабы, наземные центры управления и командования, космические спутники связи и управления, а также наземные центры связи в первые минуты войны, что полностью меняло возможные сценарии будущих войн.

Это было оружие будущего, но уже тогда оно создавалось, и была видна неизбежность его появления, хотя старый ВПК тормозил его развитие. Это оружие будущего позволяло лишить вражеские войска управления в первые минуты войны, а следовательно, и способности управления войсками и смысла в действиях армий и флотов. Танковые армии, ракетные и морские соединения, группировки спутников в космосе, – все это превращалось в груду бесполезных металлов, полупроводников, пластмассы, а личный состав превращался в неорганизованные толпы вооруженных людей.

И эти толпы злых, растерянных, дезорганизованных, неуправляемых вооруженных людей, как и толпы злых, растерянных и неуправляемых невооруженных граждан, превращались в то месиво, в те массы, которые могли смести любой политический строй и любое правительство… И оккупация для этого была не нужна. Достаточно было действовать силами спецслужб и подчиненных им групп и подразделений.

Остатки государственного аппарата, которые останутся после точечных ударов ракет при первом массированном ударе, моментально исчезнут, растворятся или станут легкой добычей злых масс, если этими массами овладеют идеи, заложенные заранее и способные овладеть массами в ситуации хаоса. В этом главную роль могут сыграть коммунистические партии, рабочие, профсоюзы и другие политические группы оппозиции, заранее созданные, внедренные и взращенные в общественной и политической сферах вражеских государств. Дальше все по Марксу: идея, овладевшая массами, становится материальной силой, которая может изменить любое общество и государство.

Группы политической оппозиции, по команде или без команды, получат возможность взять власть или поднять бунт или создать хаос, который положит конец государственной системе противника.

И зачем при этом сценарии нужны десятки миллионов солдат? Зачем нужна оккупация, зачем нужно брать на себя административный контроль на вражеской территории? Все это можно сделать спокойно, потом, позже, когда ситуация успокоится и созреет, выступая, если это будет необходимо, в роли спасителя и благодетеля.

Или, что произойдет, если вместе с центрами связи и управления будут уничтожены производители электроэнергии и центры по ее распределению, или запасы и производства топлива? Куда может двинуться миллиард китайцев, если остановятся поезда, не будут летать самолеты, и бензина тоже не будет? Что они могут в этой ситуации оккупировать? Ничего. Только остаться в Китае и разбираться внутри страны…

А если, как предлагал Андрей Сахаров, создать торпеду, способную доставить огромной мощности ядерный заряд к вражескому побережью и взрывом создать цунами, который уничтожит все на вражеском побережье на сотни километров? В одну минуту смыть Японию… Или оставить в Великобритании лишь горные племена шотландцев… И куда направятся американцы, если на сотни километров от побережья вглубь их территории все исчезнет, смытое сотнями тысяч тонн океанской волны? В Канаду и Мексику? Но и без этих цунами все можно решить быстро, недорого и относительно гуманно…

То есть, в будущей войне главные цели могут быть достигнуты без больших материальных и людских потерь, без всяких оккупаций, чисток и подавления. Уничтожение государственных систем будет сделано, в основном, внутренними силами враждебных государств и за их же счет.

Всему этому мешал именно советский ВПК, окруженный и подпираемый авторитетными, обвешанными орденами и медалями маршалами и генералами армии. Это был огромный, неповоротливый, нацеленный в прошлое, обвешанный, как маршалы орденами. существовавшими десятилетия производствами и отказывавшийся отбросить старое и сконцентрироваться на будущем монстр, время которого прошло.

И самое главное: таким же монстром был ВПК США. Однако, этот монстр был собственностью банков и капиталистов, миллионов акционеров, которым он приносил огромные доходы. Убивать такого монстра им было невыгодно. Это могло уничтожить огромное богатство миллионов самых влиятельных людей. А советский ВПК принадлежал государству, то есть никому, и его разрушение могло не только решить проблему модернизации всей экономики, но и позволить создать личные состояния путем приватизации наиболее важных частей советской экономики.

В холодной войне победить мог только тот, кто первым убьёт в себе своего постаревшего дракона, разрушит своего монстра ВПК… Ради этого стоило рискнуть СССР, КПСС и устаревшим вариантом коммунизма. С новым ВПК, дешевым и эффективным, можно будет модернизировать коммунизм или подумать  над новой теорией.

Как мне сказал тогда Геннадий Писаревский, один из самых доверенных и близких друзей члена Политбюро ЦК КПСС и главного идеолога горбачевской перестройки Александра Яковлева: “Ты же аналитик, вот тогда и наступит твое время. Займешься идеологией. Тебе и карты в руки… Если доживешь…”

  Ломать не строить, но тоже ум нужен

Именно с этих позиций представители советской элиты, которые не считали себя и не были «прихватизаторами», но были государственниками, отказались от попыток сохранить устаревшую советскую систему.

Однако, перестройка системы через ее реформирование без разрушения не получилась. Для этого нужны были организаторы и политики равные Ленину, Красину, Сталину, Кагановичу, Берии, Косыгину, Вознесенскому….

Таких людей в руководстве партии и государства не было или было очень мало, и они не были на вершине власти. Там были Горбачев, Рыжков, Ельцин, Лигачев и им подобные… К 1980-м годам элита СССР состарилась или деградировала интеллектуально и морально настолько, что такие задачи ей были непосильны.

Более того, возникшие соблазны обогащения за счет государства захватили и элиту, и «широкие народные массы, и удары суперскоростными ракетами и точечным оружием по центрам политического управления СССР не понадобились. Без войны и посторонней помощи, – хотя Запад был уверен, как уверен и сейчас, что именно он этот развал обеспечил, и этот миф до сих пор доминирует в России, Украине и в мире, – коммунисты-бюрократы сломали социалистическую систему и обрушили государство.

И услышал я о готовности развалить советскую систему осенью 1986 года, и услышал я это от человека, от которого не ожидал…

                Предупреждение Валентина Фалина

О Валентине Михайловиче Фалине говорили, что он был одним из умнейших советских дипломатов, одним из лучших специалистов по Европе, в частности, по Великобритании (в 1960-х годах он возглавлял Европейский и Британский Отделы советского МИДа) и Германии (в 1971-1978 гг. был Послом в ФРГ), что он был одним из лучших аналитиков ЦК КПСС (писал аналитические материалы на основе информации, получаемой по линии МИД и КГБ, для Сталина, Берии, Громыко, Хрущева). Говорили, что он был лучшим в СССР специалистом по германскому фарфору и обладателем лучшей в СССР его коллекции.

При Юрии Андропове Фалин попал в опалу. Видимо, его аналитика, не отвечала взглядам Андропова, который пятнадцать лет возглавлял КГБ, а с 1982 по 1984 год Коммунистическую партию и Советское государство. Мировоззрение Фалина не вписывалось в идеи, которые для Андропова разрабатывали члены группы «оазис».

При Андропове Фалин работал политическим обозревателем в «Известиях» и писал диссертацию по интересной теме «Конфликты интересов в антигитлеровской коалиции».

С приходом Михаила Горбачева, выдвиженца Андропова, Фалин не просто вернул себе позиции, но и стремительно пошел наверх. Горбачеву оказались ближе идеи Фалина, а не Андропова. В 1986 году Валентин Фалин был назначен Председателем Правления Агентства печати «Новости», главного орудия внешнеполитической пропаганды СССР, и создал аналитическую службу в АПН, которую я, так уж сложилось, возглавил в 1990 году.

На фото: Валентин Фалин (справа) и Генри Киссинджер (слева)

В 1988 году Фалин стал заведующий Международным отделом ЦК КПСС, а в 1990 году секретарем ЦК КПСС, курирующим внешнюю политику. Ушел он из политики вместе с Горбачевым, КПСС и СССР.

После развала СССР Фалин жил в Германии, а в последние годы в Москве. Умер он в 2018 году…

В 1986 году, когда Фалин был назначен Председателем Правления АПН, мне предложили стать его помощником. В то время я работал в Информационном отделе Посольства СССР в Индии, в Дели, отвечал за информационно-пропагандистскую работу АПН в индийских СМИ. В тот год трехлетняя моя командировка в Дели заканчивалась, и я на полученное предложение согласился.

Согласие мое в Москву должен был передать Александр Евфарестов, который в Дели был Первым секретарем Информотдела и отвечал за аналитическую работу. До командировки в Дели Саша работал помощником Льва Николаевича Толкунова, одного из ключевых людей в андроповском «оазисе» и возглавлявшего АПН с 1976 по 1983 год. В конце 1980-х Толкунов был уже Председателем Совета Союза Верховного Совета СССР.

Когда Евфарестов вернулся из отпуска, он позвал меня в его квартиру на Баракхамба роуд отметить свое возвращение. Мы были соседями.

— Ты извини, но я сказал, что ты отказался, — сказал Саша, наливая мне виски.

Я удивился.

— Вроде бы я согласился…

— Ну, я подумал, что ты с Фалиным не сработаешься. Ему нужен аналитик, который бы целыми днями подбирал для него информацию, писал записки, а ты любишь живую работу. Тебе это не подошло бы…

— Блин, Саш, если у меня получается бегать, то это не означает, что я хочу бегать и занимать расстрельные должности всю жизнь. Мне всегда хотелось заняться спокойным трудом, писать, ни за что особо не отвечая… Ну, ладно, — махнул я рукой, особо не переживая, — будем продолжать борьбу за светлое будущее Индии. Архивы и аналитические справки подождут…

И мы, смеясь, выпили за возвращение Евфарестова из отпуска…

На фото: Александр Евфарестов (слева) и я, Дели, 1984 год

Валентина Фалина я увидел, когда вернулся в Москву в ноябре 1986 года. В тот момент он был Председателем Правления АПН. Говорили, что он очень близок к Горбачеву, Яковлеву и Лигачеву и вскоре должен стать руководителем Международного отдела ЦК КПСС.

Фалин выступал на совещании в Агентстве, и тогда я услышал от него то, что поразило меня больше всего из услышанного до этого и, наверное, за всю мою сознательную жизнь.

Я уже не помню, чему тогда конкретно было посвящено совещание, но помню, что Фалин говорил о том, что страна быстро и коренным образом меняется, и мы должны быть готовы к работе в новых условиях. Тема была интересная, и я слушал внимательно. А потом Фалин сказал фразу, которая поразила меня так, что я долго не мог прийти в себя.

— Партия должна быть готова работать в условиях подполья, когда она не будет находиться у власти, — сказал Фалин…

Это был конец 1986 года. Советский Союз, еще могучий и уважаемый. Ни у кого не было в мыслях, что СССР может быть уничтожен, что КПСС потеряет власть. Было понятно, что режим требует изменений, обновления, укрепления, развития, и так мы все относились к политике Горбачева, к перестройке, поддерживали ее в принципе, критикуя за ошибки и слабости. Но никто не думал тогда, что речь идет о потере власти, о ликвидации государства, о конце СССР…

— О чем он говорит?! – думал я. — Какое такое «подполье»?!

Я не знал никого в то время, кто думал об этом или допускал подобную мысль, а тут, на совещании актива главного пропагандистского органа КПСС, выступает начальник, который вот-вот должен стать руководителем всей внешнеполитической системы партии и государства, и говорит о… работе в подполье! О том, что мы должны быть готовы к тому, что партия потеряет власть! … Что они потеряют власть!

Я не мог определить, что это, что за этим стоит… Было ясно одно, что в Кремле и на Старой площади верхи готовятся к «подполью», и начали они готовиться к этому подполью раньше, чем кто-либо другой в стране…

Это означало, что верхушка партийной и государственной бюрократии понимает, что она, говоря словами Ленина, «не может управлять по-старому», не может контролировать перестройку. Начали процесс перестройки и теперь не могут этот процесс контролировать?! …

Или это говорит о расколе в верхах? Фалин об этом знает и думает, что этот раскол приведет к конфликту за власть и развалу страны, к потере власти партией?! И Фалин говорит об этом почти открыто, хотя и в относительно узком кругу… И почему он решился не молчать?! Зачем он это сказал?!

После совещания слова Фалина не шли у меня из головы.

Многие тогда были недовольны и ситуацией в стране и тем, как Горбачев делал «перестройку», но одно дело быть недовольным, выступать против того, как это делалось, видеть ошибки, требовать изменений, в том числе кадровых и политических, а другое дело сдавать власть, отказываться от власти, расписываться в собственной неспособности…

И тогда я понял, что спасти СССР будет невозможно, ибо слова Фалина говорили о самом страшном: о полном отсутствии у руководителей партии и государства самоуважения, гордости и веры в себя и свои силы… Его слова говорили о том, что уже начался процесс развала и потери власти. И развал этот был сознательным.

Но активная стадия этого развала наступила, когда началась приватизация советской государственной собственности…

Приватизация – это не только прихватизация

И тут мне нужно вернуться к истории о попытке американской корпорацией «York International» создать производство охладителей молока, которое было так необходимо СССР. Тем более, что некоторые читатели проявили интерес к этой истории и просили меня подробнее рассказать о судьбе этого проекта…

Итак, после поездки в Свердловск, который стал опять Екатеринбургом, в Пермь и Ярославль, стало понятно, что унаследованные от СССР производства и заводы в мирных отраслях настолько отличаются от тех же заводов, которые построены на Западе, что создавать на их базе новые производства американским корпорациям неразумно, дорого и бессмысленно с точки зрения вложения капитала и борьбы за рынки сбыта. Надо было создавать производство с нуля.

Именно такое решение было принято в корпорации «York International» в 1993 году. Однако, процесс приватизации, охвативший Россию, ломал планы и американских корпораций…

Во-первых, приватизация колхозов и совхозов, а также земли происходила не по принципу «от хорошего к лучшему», «от одной вершины к другой», а наоборот. Собственно говоря, по-другому быть и не могло. Чтобы сохранить колхозные молочные фермы, необходимо было сохранить их как коллективную собственность, то есть оставить их или в собственности колхозов или преобразовать колхозы в акционерные компании, что опять же было не всегда разумно, а с точки эффективности коллективного управления было шагом назад.

Частного собственника, который мог бы не только купить у колхоза ферму, не разрушая производство самого молока и кормовой базы, но и обеспечить финансирование и развитие производства, в России 1991-1992 годов просто не было. Денег необходимых для этого у людей не было и близко. Нужно было или получать огромные кредиты, или раздавить производство, фермы и колхозы, а затем «приватизировать» развалины по близкой к нулю стоимости.

В 1992 году Гайдар веделил огромные кредиты вновь созданной фермерской ассоциации АККОР. Кредиты были выделены в рублях, но по курсу на тот момент выделеннная сумма была равна 6 миллиардам долларов. Однако, из этого ничего хорошего не вышло: часть денег пошла чиновникам Минсельхоза и руководства АККОР, в том числе на создание и кредитование их частных компаний, а часть пришла в колхозы, но осела в карманах их руководителей, а пока те и другие делили все это и соображали, что и как делать с фермами и хозяйствами, рубль рухнул так, что никто и никогда не мог даже себе представить.

Рублевая масса увеличилась в 500 раз, цены выросли в 8000 раз, а ВВП России упал на 40%. То, что было миллиардом долларов вчера, превратилось в миллион, а миллион в тысячу, а тысяча с единицу….

Фермы развалились, коровы пошли на убой. Если в СССР был огромный спрос на охладители молока, то в России Гайдара и Чубайса спрос исчез, покупать охладители было некому. Не было ни денег, ни ферм… Огромный рынок СССР завоевать «Йорку» не удалось. Рынок с объёмом в десятки миллиардов долларов в год исчез мгновенно и практически полностью…

Во-вторых, с единственным охладителем молока «Reco», установленным в качестве демонстрационного на ферме подмосковного совхоза «Коммунарка», с этим технологическим чудом, в котором использовался уникальный компрессор, корпус которого был изготовлен не из металла, а из керамики, а эффективность была такой, которая не снилась российским фермерам и производителям в других отраслях, тоже произошла странная история. Он был кем-то поломан, полностью, в хлам, а вся его технологическая начинка исчезла…

Так получилось, что молочный охладитель фирмы «Reco» оказался никому не нужен. СССР исчез, рынок исчез, единственный охладитель с компрессором исчез, а американским и европейским фермерам такие супертехнологии были не нужны. Все исчезло в тумане, как ёжик…

Неисповедимы пути Господни

Но американцы оказались народом упорным. Так просто от веры в Россию и от ее перспектив они отказаться не хотели. Они верили в светлое будущее ельцинско-гайдаровской России еще пару лет.

Я тоже упирался, продавливал решение о создании производств оборудования в России и надеялся, что мы сможем общими усилиями создать такие производства.

 В 1993 году новое решение было принято, и я получил указание провести переговоры с новыми хозяевами московского завода «Компрессор» о его покупке американской корпорацией. Завод производил как раз то оборудование, которое было основным в перечне продукции корпорации «York International”: холодильные машины для систем центрального кондиционирования зданий, а также для пищевой, энергетической, фармацевтической, химической, металлургической, нефтеперерабатывающей, оборонной и других отраслей промышленности.

Немного об истории «Компрессора». Завод был основан в 1869 году в Москве предпринимателем А. К. Дангауэром. Первоначально завод представлял из себя кузнечно-слесарную мастерскую с названием «Завод „Дангауэр и Кайзер“». На заводе делали оборудование для пищевой промышленности.

Рабочие завода активно участвовали в вооруженном восстании в 1905 году, а затем в боях с юнкерами в 1917 году. После революции завод был национализирован и получил название «Котлоаппарат», а в 1931 году был реконструирован еще раз и получил новое название «Компрессор».

Перед войной 1941 года на заводе была проведена еще одна реконструкция, и он начал выпускать холодильные машины и компрессорное оборудование. После начала войны, завод, по плану передислокации Вознесенского и Берии (об этом плане можно прочитать в предыдущем материале) завод был передислоцирован в Челябинск, где начал выпускать пусковые установки БМ-13 реактивной артиллерии, известные как установки «Катюша», снаряды и другие боеприпасы. Заводом «Компрессор» в годы войны было выпущено 75 % всех установок «Катюша». Этот факт оставался государственным секретом до 1972 года.

После войны завод «Компрессор вернулся в Москву к производству компрессорного и холодильного оборудования для всех отраслей советской промышленности и сельского хозяйства. Стоимость производимой продукции в переводе по курсу тех времен достигала десятков миллионов долларов (по нынешним ценам, сотни миллионов долларов США).

На фото: Холодильные машины завода «Компрессор», времена СССР

В 1990 году завод был акционирован, а затем приватизирован, то есть сначала были выпущены акции завода, которые были распределены между всеми работниками, потом, когда завод встал, потеряв государственный заказ, рабочие, оказавшись без зарплат и работы, продали свои акции за копейки новым управляющим, то есть старым советским директорам, которые и превратились в новых хозяев, как в журавлей.

Эти бывшие советские директора, а ныне «манегеры», сидели в пустом, молчавшем заводе, злились на жизнь, судьбу, горбачевых, гайдаров, чубайсов и ждали, когда кто-то придет и все изменится…

Вот тут я и позвонил генеральному директору и представился.        

– А это ты, друг Чубайса! – радостно и зло приветствовал меня генеральный директор.

Я был озадачен.

– Во-первых, я не друг Чубайса, – сказал я. – Во-вторых, я вас не знаю и никогда не видел. В-третьих, я не приватизировал ваш завод. У него, как я знаю, другие собственники. В-четвертых, я вообще ничего не приватизировал. Не имею привычки и желания приватизировать чужую собственность, в том числе государственную,…

– Ну, ладно, не злитесь, – сказал он миролюбиво. – Мы тут сидим злые, как собаки, и всех наверху ненавидим… А вы там по верхам бегаете.

– Я нигде не бегаю.

– Ну, не обижайтесь, я так сказал… Вы теперь везде, куда мы раньше поставляли свои холодильные машины, теперь вы американские «Йорки» продаете, а мы тут сидим.

Он опять начал заводиться, и я очень захотел повесить трубку телефона, но дело надо было постараться довести до конца.

– Вы с чем нам звоните?

– Хотел бы встретиться с вами. Руководство корпорации рассматривает вопрос о покупке вашего завода. Если вы готовы это обсуждать, то мне надо с вами встретиться.

-Ну, приезжайте, – сказал он удивленно. – Когда сможете?

– Могу завтра. В 11 часов.

– Приезжайте. Будем вас ждать…

На фото: Въезд на территорию завода «Компрессор», 1990-е

На следующее утро я подъехал к воротам на территорию завода, мою машину запустили без проверки и вопросов, и дежурный на воротах показал рукой на здание, куда нам надо было проехать.

На входе в здание стояли трое старых директоров и новых менеджеров. Генеральный директор, невысокий мужчина, манерами похожий на Юрия Михайловича Лужкова, пожал мне руку и представил своих замов.

Мы прошли в здание и поднялись по лестнице на второй этаж. Снаружи и внутри это было типичное здание управления советского крупного завода, но в нем было пусто и тихо, как на кладбище. Пока мы шли к кабинету гендиректора, мы никого не видели и не слышали ни звука, кроме звуков наших шагов и голосов, которые разносились эхом по коридорам и лестницам.

В кабинете мы сели за длинный стол для совещаний, и я рассказал коротко о предложении руководства корпорации. Директор сразу перешел к главному вопросу.

– И сколько американцы готовы заплатить?

– Информации о состоянии завода сейчас у нас мало, поэтому нам надо сначала посмотреть ваш отчет о состоянии дел, – сказал я. – После этого можно будет обговорить сумму. Я этот вопрос не решаю. Если состояние завода будет приемлемым, то приедут из США или Великобритании и Австрии и проведут с вами переговоры…

– Ну, всё-таки… Хотелось бы знать хотя бы порядок цифры…

– Не знаю, и никто со мной этого не обсуждал… Но я думаю, что сейчас вам никто подобного предложения не сделает. Кроме этого, вы сможете обговорить вопрос о вашем трудоустройстве, чтобы вы остались работать в руководстве завода, на несколько лет. И вы спасете завод, он будет обеспечен заказами. Тут мы поможем, у нас сейчас самая большая доля рынка в России, Казахстане, Украине, Азербайджане, Туркменистане. Завод, будет работать и на всю Европу и Азию, а это огромный рынок, который быстро растет. Вы при любых раскладах сами этого не достигнете. И самое главное. «Йорк» создал новую абсорбционную холодильную машину, которую планирует производить не в США, а в Европе и Азии. Принято решение начать это производство в России. У вас, – сказал я и добавил, решив, что им все надо объяснять жестко и прямо. – Если откажетесь, вы тут загнетесь через полгода, или вас сожрут…

– Да, знаем мы, – с досадой сказал гендиректор. – Ваши чубайсы сожрут…

– Не мои…

-Знаю, знаю… Мне о вас уже рассказали…

Они смотрели на меня с надеждой и настороженностью.

– А что завод должен был производить в случае войны? – спросил я, улыбаясь, чтобы разрядить обстановку. – Ракеты какие-нибудь, как в Отечественную войну?

Они переглянулись удивленно.

-Это был секретный план, – сказал один из них, молчавший все время до этого.

-То есть, вы приватизировали завод со всеми секретами? – спросил я, продолжая улыбаться.

Они с удивлением опять переглянулись…

Получилось забавно. Они приватизировали завод с секретами, а теперь рады продать его со всеми секретами американской корпорации, а я тут сижу и веду переговоры о покупке их завода, представляя американскую корпорацию… Неисповедимы пути Господни!

Когда прощались, они смотрели на меня как на Человека из Прошлого, на секретаря Горбкома партии или министра, или из светлого и манящего Будущего…

– Ну, Валерий Павлович, прошу вас, узнайте хотя бы порядок, сколько могут заплатить эти американцы. Интересно же, а мы понимаем, что у нас другого выхода нет, – сказал генеральный менеджер Акционерного общества «Компрессор», смотря на меня как на своего большого друга.

И я пообещал…

 На следующий день я отправил руководителей технического отдела на «Компрессор» посмотреть завод, оборудование и техническую документацию, а также забрать финансовый отчет для передачи в США для анализа ситуации.

Ребята приехали и доложили, что с технической точки зрения завод находится в полном порядке.

– Палыч, скажи «Йорку», что надо покупать. Жаль будет, если такой завод загнется окончательно… Сохранить надо…

Через неделю или две мне позвонил из Вены генеральный директор «Йорка Австрия» Норберт Вебер.

– Валерий, скажите директору «Компрессора», что «Йорк» готов заплатить три миллиона долларов, – сказал Вебер. – Начните с этой суммы…

Я попросил начальника техотдела созвониться с директором «Компрессора» и договориться о встрече. Через минут десять он вошел в мой кабинет.

– Валерий Павлович, там фигня какая-то происходит, – сказал он. – Они завод продали…

– Кому? – спросил я удивленно.

– Понятия не имею. Орут там, что какие-то друзья Чубайса… Понять ничего нельзя, но я узнаю…

Через день все разъяснилось.

После моего приезда началась обычная для тех времен хреноматия. К новым хозяевам обратились с предложением купить у них акции завода «Компрессор» какие-то жулики. Предложили сразу же заплатить векселями на 40 миллиардов рублей. При этом, жулики забирали себе обыкновенные акции, а бывшим владельцам отдавали привилегированные акции, которые, как было разъяснено бывшим директорам, а ныне «манегерам», позволят им получать дивиденды первыми. Те согласились. Получили бумажки, на которых было кем-то написано, что они стоят 40 миллиардов рублей, и подписали документы о продаже завода. А потом новые манегеры, которые могли голосовать обыкновенными акциями, уволили бывших директоров, выгнали их на улицу пинками. Естественно, платить дивиденды никто не собирался. Новым хозяевам дивиденды нужны не были.

А через несколько дней мне намекнули, что новые «владельцы» готовы продать завод «Йорку». Я отказался разговаривать.

– Передайте, что «York Corporation» – не частная компания, как думают у нас некоторые уроды, которые долбят об «эффективных» частных собственниках, а public, то есть общественная, публичная, и входит в список 200 самых крупных компаний США, и ее акции продаются на миллиарды долларов на Нью-Йоркской фондовой бирже, и ни в какие смутные сделки и истории она влипать не может. И если она будет иметь дело с теми, кто захватил собственность такими способами, то ее акции упадут на сотни миллионов долларов, а репутация пострадает, а руководство будет уволено. Акционеры «York Corporation» будут очень недовольны, что я или кто-то другой впутали корпорацию в такую дерьмовую ситуацию. В чужое дерьмо никто из приличных корпораций не полезет…

Оборудование завода «Компрессор» новые «владельцы» продали на металлолом, а в цехах и административных зданиях открыли склады и офисы для сдачи в аренду за наличные… И так это остается по сей день.

А еще через полгода после неудачной покупки завода «Компрессор» начался скандал в Кремле, где под контракт с «Йорком Россия» на реконструкцию системы кондиционирования в Большом Кремлевском Дворце руководство ФСО решило своровать 8 или 11 миллионов долларов (точно я не знаю до сих пор, потому что у них не все получилось). Я с этим не согласился. Вышел конфликт, после которого «York International» принял решение отказаться от планов создания производства в России, пока власти не станут более вменяемыми людьми, а новые заводы начали открывать в Китае…

Вот так и закончилась та история…

А о конфликте с ФСО в Кремле можете прочитать здесь https://valerymorozov.com/news/942   

                 Это сладкое слово «приватизация»

Подведем итог. Когда мы говорим о приватизации советской промышленности и сельскохозяйственной отрасли, необходимо понимать, что одним присвоением богатств, созданных усилиями сотен миллионов людей, их трудом, волей,  жизнями, этот процесс не ограничился и не мог ограничиться.

Многим кажется, что процесс приватизации в странах бывшего СССР давно ушел в прошлое. Если сейчас и осталось то, что можно приватизировать, то этого добра осталось немного. Так думают люди и в России, и на Украине (или «в Украине», как пишут и говорят теперь в этой стране). Но это не так.

Приватизация процесс долгий, идет он годами, и в некоторых странах бывшего СССР продолжается и сейчас…

Стадия, когда государство теряет собственность, которая переходит акционерам, группе частных лиц или одному лицу, является лишь началом процесса. Переходит не собственность, а право на получение этой собственности, на управление и распоряжение ею, а дальше происходит продажа этого права, и перепродажа этих прав продолжаться может довольно долго.

Как видно из примера, приведенного мною чуть выше, на постсоветском пространстве первые частные владельцы нередко оказывались неспособны распоряжаться и управлять полученной собственностью, ресурсом или были кем-то лишены такой возможности.

Это состояние, когда собственность, например, в виде производства или месторождения, находится во владении лиц, которые не могут или не способны осуществлять свои права собственника, не может длиться долго, и наступает второй этап, когда собственность переходит к другим лицам. В таких случаях первые приватизаторы лишаются собственности, получив за нее мизерную часть реальной стоимости, или не получив ничего, кроме пинков и проблем…

А за этим этапом  могут последовать другие, и этот процесс может происходить долго, пока собственность не исчезнет, например, путем разрушения или потери взаимодействий с экономическими партнерами, или не получит собственника, который сможет закрепить за ней место в системе производств, а за производимой продукцией долю рынка.

Если такого собственника среди своих граждан не находится, то собственность переходит во владение и распоряжение иностранным гражданам, компаниям, корпорациям, если она продолжает представлять ценность для реальных производителей товаров и услуг.

На определенном этапе, когда страна находится в политическом , экономическом кризисе, вызванном неспособностью элиты управлять государством или деградацией этой элиты, процесс приватизации становится ориентированным на продажу практически всей собственности иностранным банкам, компаниям и корпорациям.

За этим безусловно и неизбежно идет передача части суверенитета, смена идеологии в сторону глобализма, идей «слияния», «вхождения», «тесного союза» и других подобных.  

И эти процессы проходили на всем постсоветском пространстве одинаково или очень похоже, и так продолжалось до кризиса 1998 года, когда в России неспособность элиты управлять государством и нежелание Запада продолжать финансировать Кремль и держать его наплаву поставили вопрос ребром о выборе пути: распаде России или смене элиты и о возврате государству контроля над экономикой страны.

И именно в этот момент судьбы России и Украины начали резко расходиться, и разойдясь в историческом пространстве, как линии Лобачевского, с неизбежностью пересеклись в 2008, а затем и в 2014 году…

А вот после этого все оказалось еще сложнее, и для Киева, и для Кремля, но об этом и пойдет речь в следующей части…

(Продолжение следует)