Пирожки с Лубянки

Именно в 1990 году мой водитель Гена, бывший цеховик из Одессы, эмигрировавший в США по еврейскому призыву, сказал мне, что Трамп будет президентом США. А дело было так…

Группа руководителей советских предприятий, приехавшая в 1990 году в США по линии Агентства печати «Новости», чтобы познакомиться с капиталистической действительностью и научиться ведению бизнеса по-американски, направилась в Атлантик Сити. Это была вторая группа, которую сформировал первый хозрасчетный (тогда употреблялся этот термин, «коммерческий» называть еще не решались) центр АПН «Новости-Инкомм», и я, в то время куратор этого центра в АПН, поехал с этой группой проверить, все ли делается для наших слушателей правильно, так, как мы договорились с нашим партнером Бенджамином Бершидским (Беней, в простонародном обороте жителей Брайтон Бич).

Основной состав, включая, например, замминистра сельского хозяйства Казахстана и начальников золотых приисков Сибири и алмазных Якутии, ехала из Нью-Йорка в Атлантик-Сити в большом и красивом экскурсионном автобусе, за рулем которого сидел негр в белой рубашке и черном галстуке. Для меня Бенджамин Бершидский выделил автомобиль, приличный, хотя и не новый, кажется, «кадиллак», за рулем которого сидел Гена, без галстука, а рядом с ним сидела его жена Галя (иногда, если он был недоволен чем-то, Гена называл жену «Гхала»).

Конечно, основным тогда источником денег для Бени были именно прииски и министерства, которые платили по $3000 за двухнедельную поездку и курс лекций, но собирал всех этих представителей структур советской экономики для поездки в США именно Информационно-консультативный центр «Новости-Инкомм», а его куратором был я. Причем, программой в США и отношениями с Бершидским занимался именно я, а не генеральный директор «Новости-Инкомм» Ольга Мельникова. Бенджамин пришел (или его привели) именно ко мне, и я запустил эту программу, обеспечив поддержку ЦК и поток слушателей.

Таким образом, именно мои (центра) усилия обеспечивали Бене приток долларов, ибо это был первый организованный поток советских ответственных работников в США, и оказалось, что поехать в Штаты за государственный счет или за счет своих предприятий хотели многие, что, собственно, было неудивительно.

Тогда Бершидский ещё лишь надеялся, что этот небольшой ручей долларов из Союза в его «бизнес» превратится в скором времени в Гольфстрим долларов из министерств, приисков, рудников, нефтяных, газовых и других госпредприятий СССР. Для этого ему нужно было наладить поток слушателей в университет «Куинс», при котором были организованы его курсы, установить со слушателями личные отношения, завоевать их доверие и показать, где и как можно тихо, не светясь особо, заработать реально много долларов. И тогда они начнут через него свои «бизнесы», на которых Беня и планировал заработать миллионы.

И это у него поначалу получилось. Однако, не он один был такой умный, и не он один хотел заработать миллионы на советских руководителях, неизбалованных знаниями о Западе, но которые контролировали огромные финансовые и промышленные предприятия, не имея, кроме зарплаты и премиальных, никаких доходов, достойных упоминания вне кабинета следователя ОБХСС.  Приехав в США и попав под влияние и очарование Бени, некоторые советские руководители быстро захотели кроме зарплаты и премиальных получить все, что они увидели в Нью-Йорке, и еще…

Когда Беня смог наладить несколько «бизнесов» для слушателей, и через него потекли первые миллионы долларов, его американские братья евреи, которые были такие же шустрые и сообразительные, поняли ценность идеи Бени Бершидского и возможности АПН, по каналам которого партийные и советские органы легко и без риска направляли своих руководителей на ответственную учебу в американский университет «Куинс».

Эти конкуренты Бени быстро начали использовать идею Бершидского и возможности АПН для того, чтобы создавать подобные курсы при других университетах. Поначалу, они договорились с одним из университетов США об открытии курсов, а потом переманили в свою стаю сотрудника «Новости-Инкомм», который руководил оформлением и отправкой слушателей, чтобы он часть потока заворачивал к ним.

Сотрудником этим был Володя Невзоров, бывший комсомольский работник из Новосибирска, потом аспирант Академии ЦК КПСС, мой одногруппник. Во время учебы Невзоров жил с женой в Москве, снимая квартиру. После сдачи выпускных экзаменов, он в течение года до распределения ЦК должен был писать диссертацию, но пришел ко мне и попросился на работу.

— Стипендии не хватает, чтобы жить, — сказал он мне.

В аспирантуре Академии мы получали стипендию в размере среднего заработка на прошлой работе, без учета премиальных, надбавок и других выплат. Например, я получал в Академии 280 рублей в месяц, хотя в среднем в 1987 году (я поступил в Академию в 1988 году, и именно 1987 год у меня брался за расчет) по партбилету мой средний заработок в АПН был 525 рублей, потому что к зарплате в АПН прибавлялись надбавка за язык (хинди, 20%) и гонорары за написанные для зарубежной прессы материалы. Два года моей учебы в аспирантуре Академии мы жили за счет накоплений, сделанных за годы работы в Информцентре Посольства СССР в Индии, и проблемы Невзорова были мне понятны. Более того, я был москвич, жили мы в своей квартире, а ему с женой приходилось квартиру в Москве снимать. К Володе тогда я относился хорошо, и мне срочно нужен был руководитель отдела в «Новости-Инкомм» по формированию и оформлению групп для отправки в США. Невзоров, казалось, подходил для этого лучше других.

И я его взял на работу и отправил в США с первой группой. Сам поехал со второй.

О своих «договоренностях», естественно, Невзоров мне не докладывал. Он создавал два потока: один, официальный, шёл к Бене, другой поток – к конкурентам. При этом, за слушателей, которые ехали к Бене, «Новости-Инкомм» получал свои комиссионные за оформление и организацию потока, а за слушателей, которые направлялись в «клоны», деньги шли в карман Невзорова. Во всяком случае, эти деньги ему обещали выплатить наличными или положить на счет, открытый в американском банке.

Когда Беня узнал об этом, узнал и я.

— Валерий! У нас с тобой крысятничают! – прокричал мне Беня из Нью-Йорка в телефонную трубку.

Крысятника Невзорова я выгнал, и с тех пор крысятников не люблю на приобретенном генетическом уровне…, хотя, может быть, и просто на генетическом уровне, потому что предателей и крысятников в моей семье не любили все.

Дело Бени начало трещать по швам. Трещало оно еще и потому, что в Союзе я мог найти и выгнать крысятников, и обойти АПН они сразу не могли. С уходом из «Новости-Инкомм» они теряли многие возможности, а иногда и больше. Нужно было время, чтобы отработать новый канал «поставки» слушателей, а это занимало время, хотя процессы в стране шли такие, что контроль за всем терялся. «Демократия» наступала. А в США уже была демократия, причем развитая, а это означало, что контролировать процесс развала собственного дела Бене было трудно. Но он попытался.

Когда Беня узнал, что я Невзорова выгнал, он прислал команду для разборки с Невзоровым, а тот не нашёл ничего другого, как прибежать ко мне и попросить защитить его от «американской мафии».

— Чего ты ко мне пришёл? — спросил я его, стараясь не смотреть на него и не думать о том, как было бы приятно дать ему в морду. Я представил, как Невзорова выносят из кабинета Главного редактора Главной редакции анализа и прогнозов АПН, и это мне не понравилось. Это было бы плохим историческим прецедентом.

— Валера, прости дурака, — он сидел передо мной в кабинете, прижимаясь к столу, будто собирался ползти ко мне по его поверхности. — Меня же убьют! Не встретиться я с ними не могу, а на встрече меня просто убьют.

Мне очень хотелось дать ему в морду, но убитым видеть его мне не хотелось. И иметь к этому хоть какое-то отношение тоже.

— Что ты хочешь? — спросил я его.

— Найди мне такое место, чтобы со мной там ничего не сделали,- попросил он, чуть не плача.

Я переговорил о ситуации с моим бывшим стажером Сергеем Огирей.

Серега Огиря пришел в Индийскую реакцию АПН стажером, и меня назначили руководителем его стажировки. Пришел он в один набор с Алексеем Волиным, который впоследствии стал руководителем РИА «Новости» и замминистра связи и информации. Стажером Огиря был исполнительным, но бесталанным. Через год, когда стажировка закончилась, Огиря получил должность редактора, перескочив через должность младшего редактора (Волин тогда получил младреда, хотя был более способным).

Получив должность, Огиря подошел ко мне и попросил меня написать ему рекомендацию в КГБ.

— Зачем тебе это нужно? – спросил я его.

— Я всегда хотел служить в КГБ, — сказал он. – Я в АПН пришел только для того, чтобы получить рекомендацию в КГБ.

— Послушай, Сергей, — сказал я ему. – У тебя карьера в АПН начала складываться очень удачно. Год прошел, а ты уже редактор. Вот, Алексей Волин и другие твои ребята еще годы будут перебираться на твой уровень, а среди них есть способные. Ты женат, значит через год уедешь работать в Индию, и с этого времени у тебя не будет финансовых проблем, все уже перейдет на другой уровень, когда ты попадешь в загранобойму. В Индии проработаешь три года и, если все будет нормально, вернешься и получишь старшего редактора. Раньше с этой должности люди уходили на пенсию, считая, что жизнь удалась, а тебе не будет еще и тридцати лет. Зачем тебе это все бросать?

— Палыч, — сказал Сергей, впервые меня называя «Палыч», и я понял, что он уйдет при любом раскладе. — Я же понимаю, что у меня нет способностей быть журналистом или аналитиком. Ну, нет. Не умею я писать. Я что, не понимаю, что ты не редактировал мои материалы, а писал за меня, а я только информацию приносил и излагал кое-как на бумаге. Я получил редактора, потому что больше всех из стажеров опубликовал материалов в зарубежной прессе, но я же понимаю, что не я их писал! Ну, нет у меня твоих способностей и не будет! И с индийскими журналистами я работать не могу. Вон, Сурендра и другие на тебя молятся, как ты им помогаешь. А мне им советовать нечего, помогать нечем. А из КГБ я в Индию тоже могу поехать, и в том же Информцентре АПН работать, но по другой линии. Я уже договорился, и меня ждут. Мне рекомендации дали. Богомолов дал, который «В Августе 44-го» написал. Я по Второму Управлению пойду. Контрразведка.

— Послушай, Сергей. Не все тут со способностями, но все набивают руку, не всем сразу легко. И мне было в первый год нелегко. Пахал без перерывов, поэтому и научился. Ты пойми, если ты будешь работать в АПН, то в Дели или Бомбее ты будешь заниматься реально интересной работой, будешь изучать проблемы, общаться с политиками и журналистами, писать о том, что думаешь по этим проблемам. Ты будешь заниматься реальной жизнью страны. А если ты приедешь от КГБ, по контрразведке, то будешь сидеть начальником кадров. И будешь копаться в чужом грязном белье, немного в нашем, а в основном, в белье индийских сотрудников. В твоей жизни романтики будет на 10%, а на 90% будет копание в чужом дерьме и поиск этого дерьма.

— Палыч, но я хочу копаться в дерьме и чужом белье! Ты хочешь читать, изучать, писать, а я хочу ловить шпионов, «качать маятник», стрелять по-македонски, копаться в чужом белье… Ну, мое это!

Я посмотрел на него молча и написал рекомендацию в КГБ. Через некоторое время я ушел в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, а Сергей Огиря ушел в КГБ. Когда я вернулся в АПН и сел в кабинет Главного редактора аналитической службы, Огиря мне позвонил, пришел и познакомил с куратором АПН в КГБ по линии контрразведки Василием Ласкиным.

Пришли они вечером, принесли бутылку водки и пакет с пирожками с начинкой из абрикосов – известным деликатесом, гордостью буфета КГБ на Лубянке.

В кабинете у меня, в левом углу стоял круглый низкий стол, угловой диван и кресло, — для неформальных встреч и бесед. Мы сели за стол знакомиться. Выпили первую бутылку, закусывая пирожками. Пирожки были, действительно, свежие и вкусные. Огиря метелил пирожки, нахваливая. Василий Ласкин пил, не закусывая, чем меня несколько удивил. Первый пирожок он откусил, только когда Огиря сбегал в буфет АПН и принес вторую и третью бутылки.

— Чтобы не бегать больше, — сказал Огиря.

Через несколько лет я спросил Васю:

— Чего ты тогда не закусывал, когда Огиря привел тебя ко мне в первый раз?

— Произвести впечатление хотел, — засмеялся Вася…

Ну, так вот. Когда Невзоров попросил меня защитить его от «американской мафии», я позвонил Огире, и тот быстро приехал вместе с Васей Ласкиным. Я объяснил им ситуацию.

Вася предложил организовать встречу Невзорова с «американской мафией» вечером в ресторане Союза журналистов, который находился на Зубовском бульваре в том же АПН, с левой стороны. Через пару лет этот ресторан был приватизирован барменом из ресторана пресс-центра МИДа, который находился и до сих пор находится тоже в здании АПН на Зубовском. А еще через несколько месяцев, бармен был убит, застрелен в подъезде его дома, и в ресторане Союза журналистов открылся ресторан «Три пескаря» со стриптиз-клубом… Что там теперь, я не знаю…

А тогда все только начиналось, и Вася сказал:

— Пусть встречается там. Мы там сможем проконтролировать.

В день встречи Невзоров пришел ко мне, держа руки по швам и смотря на меня, как смотрел, наверное, когда-то на Первого секретаря Новосибирского Обкома КПСС.

— Когда закончишь встречу и останешься целым, уезжай и мне не звони, — сказал я. – И больше не приходи. Я с тобой встречаться больше не буду.

Он задом выскользнул из кабинета.

Вася с Огирей пришли ко мне в кабинет вечером, после шести. Встреча Невзорова с «американской мафией» была назначена на семь часов. Народ, в том числе и мои секретари, ушли домой. Вася с Огирей принесли традиционные пирожки с абрикосовой начинкой. Водка была с меня.

Мы сели вокруг стола для гостей в моем кабинете, ожидая новостей из ресторана. Следующие три часа мы пили водку, закусывали пирожками из буфета КГБ и бутербродами из буфета АПН, которыми я запасся заранее. Из ресторана Союза журналистов регулярно поступали сообщения. Раз в полчаса Сергей Огиря звонил по телефону, слушал, потом докладывали мне и Васе ситуацию.

— Началось. Невзоров пришел, его посадили за стол… Американцы пришли. Двое. На мафию не очень похожи. Говорят по-русски без акцента. Похоже, что наши евреи, бывшие. Заказали водки и закуску… Нам тоже теперь можно. Наливаем?… Говорят о том, что Невозоров их кинул, что Бенджамин его не простит, говорят мирно, Невзоров кается, говорит, что денег не получал… Можем повторить. Как пирожки? Охуительные, правда? Полный пипец. Умеем, когда надо… Девочки хорошо работают. Весь разговор отслеживают. Они там карусель вокруг стола организовали. Практически всегда кто-то рядом. Весь разговор под контролем … Разговаривают мирно… Херня какая-то… Там чеченцы сидят в зале, они столик заказали заранее. Им кто-то заказал. Следят за твоим Невзоровым и американцами… С какого хрена чеченцы там появились? Кто им столик заказал? Надо узнать, кто это туда чеченцев запустил… Америкосов пасут? … Или Невзоров их подтянул? … Он что, придурок, с чеченами связался? Их тоже кинул? Или подставил? … Палыч, дело хреновый оборот получает. Сегодня Невзоров живым останется, это мы гарантируем. Ни американцы, ни чеченцы его не тронут. А вот потом что будет, тут дело может повернуть в разные стороны… Наливай…

— Я ему обещал, что он живым сегодня останется. Сказал, что больше его видеть не хочу, чтобы он у меня больше не появлялся, — сказал я, выпивая из своей рюмки водку и думая о том, что история с Невзоровым добром уже не кончится.

— Всё, заканчивают, расплачиваются… Ну, всё, Невзоров побежал к себе, американцы поехали в гостиницу, чеченцы к себе… Finita la comedia… Наливай, за успех нашего безнадежного предприятия!

Допив водку и доев бутерброды и пирожки, мы тоже разъехались. По дороге я думал о Невзорове, каким он был в Академии… Я понимал, что Невзоров повяз слишком глубоко и глупо…

Я вспомнил, что о чеченцах, которые должны были оформляться в США, я уже слышал. Они были из нефтянки, руководили нефтедобычей в Чечено-Ингушской республике. Видимо, Невзоров дал им для перевода денег счет в американском банке не компании Бени, а другой, конкурента.  А это означает, что чеченцы должны теперь ехать (или уже ездили) в другой университет. Если они еще не ездили, то деньги они потеряли. И это для Невзорова совсем плохо. Если же успели съездить, то теперь, особенно, после вмешательства КГБ, станет известно, что ездили они по «левому» каналу, и в любом случае, у чеченцев будут неприятности. Крайним, тоже в любом случае, будет Невзоров…

Я шел к своему дому на Ломоносовском проспекте, вокруг была ночная Москва, в которой исчез навсегда Невзоров. Ночная тьма тогда его поглотила, и никто больше его не видел, никто не знает, что с ним случилось…

Я шел по ночному двору к нашему подъезду и думал о том, что странные времена наступили…

Деньги Трампа и сумка Гали

Но тогда, в Нью-Йорке 1990 года мне еще казалось, что все меняется, но меняется под контролем.

Мы ехали в Атлантик-Сити, за рулем сидел Гена, а рядом с ним устроилась Галя, которую он взял с собой.

— Как мне её не взять? — сказал мне Гена. — Все равно узнает, что я ездил в Атлантик-Сити. Если не возьму, загрызет! Знаешь, какие у неё острые зубы? Острее языка. Хорошо, что ты не знаешь и не узнаешь, надеюсь. Я тебе доверяю, но предупреждаю, что мне тебя ревновать не придётся. Она тебя загрызет до этого.

— Заткнись, водила, — сказала Галя, усаживаясь на переднее сиденье рядом с Геной. — Болтаешь много. Валера, предупреди его, что мы его уволим на х.., если он будет рот открывать без разрешения.

— Зачем сумку такую взяла? — спросил миролюбиво Гена, трогая машину и обгоняя автобус с советскими руководителями.

— Деньги буду складывать, — сказала Галя, предвидя свою удачу и засовывая хозяйственную сумку под своё сиденье.

— Мне нравится настрой жены! — сказал Гена.- Если она на что-то настроится, то точно добьётся, такая противная хохлятская черта. Говорили мне, женись на еврейке. Нет! Позарился на гарность хохлушки и не успел сообразить, а уже все, открутился…

— Не болтай! Мешаешь мечтать, как я выиграю миллион… Или познакомлюсь с Трампом. Точно, окручу американца и брошу этого бедного еврея. Трамп сейчас в очередной раз разводится…

— Женится, — поправил ее Гена.

— Разводится! Я лучше знаю. Женщины о разводах и свадьбах всегда лучше информированы.

— Нужна ты ему, — отмахнулся Гена. – Валера, ты о Трампе слышал? Тебе Майкл показывал Трамп-Тауэр?

Когда меня Миша Хейфец возил по Нью-Йорку первый раз, показывая достопримечательности, он, естественно, показал мне небоскребы Манхэттена, в том числе небоскреб, незадолго до этого построенный Дональдом Трампом. Небоскреб Трампа производил сильное впечатление. От всей его архитектуры и отделки, начиная от бронзы и золота входа, вестибюлей, лифтов и магазинов на первых этажах, в устремленных вверх линиях и перспективах, чувствовались богатство и успех по-американски.

— Этот Трамп сейчас у них, американцев, самый известный девелопер и строитель, — сказал мне Майкл. – Номер Один. Говорят, что, к чему бы Трамп ни притронулся, все превращается в золото. Даже самый нереальный и дорогой проект становится успешным и прибыльным, если за него берется Трамп. На верхних этажах этой башни находится его личные апартаменты, — самые дорогие апартаменты в Америке… Он и казино самое большое построил. Вы его потом увидите, когда поедете в Атлантик-Сити… Хотя уже много лет говорят о его банкротстве, он строит все больше и больше…

— Мне Трамп-Тауэр понравился, — сказал я Гене. – Сам Манхэттен и небоскребы произвели на меня меньше впечатления, чем я ожидал. Если бы на одной улице в Москве собрать все высотки Сталина, включая МГУ на Ленгорах, то впечатления было бы больше. Особенно, при наших улицах. Здесь таких широких улиц нет, а на узких улицах высоту небоскребов не видишь, не чувствуешь. После Москвы Нью-Йорк не производит сильного впечатления… Но небоскреб Трампа – самый американский, символ американского успеха, богатство прет…

— Вот именно, — воскликнул Гена. – Трамп и сам выглядит как настоящий американец: здоровый, красивый, широкий, наглый, самоуверенный, энергичный, успешный. Он такой, каким хотят быть все американцы. Воплощение американской мечты. Все американцы хотят стать трампами.

— За это его и критикуют многие, — сказала Гала. – Нападают на него, подкалывают. Как же так? Берется за самые громкие проекты, самые сложные, за что браться другие боятся, и вытягивает их. По лезвию ходит, но ходит нагло и успешно. Красавец.

— За всем его бахвальством стоит умение работать, — сказал Гена, и я понял, что Гена человек серьезный и смотрит на людей и вещи правильно. – Трамп великолепный строитель. Он умеет работать, и этим тоже нравится американцам. Они видят и понимают, что он умеет работать. Одной говорильней ничего не добьешься. Говорильней можно добиться успехов в политике, а в строительном бизнесе в Америке нельзя. Пусть заткнутся все критики Трампа. Он – строитель, а строителем и пустобрехом одновременно быть нельзя. Жуликом в строительстве – можно. А настоящим строителем – нельзя. А Трамп – настоящий, первый и лучший в Америке. Тут и говорить нечего!

Слушая Гену, я вспомнил «Тектологию» Александра Богданова, которую изучал в Академии и по которой писал диссертацию. Богданов, создавая свою организационную науку в начале ХХ века, из которой потом проистекли кибернетика, что признавал ее создатель Винер, информатика и теория систем, сравнивал организацию материи, общества и сознания со строительством. Он и назвал свою науку «тектологией» от древнегреческого слова «строитель». Кстати, в первых древнегреческих текстах «Евангелия» Иисус Христос тоже назывался строителем, но потом переводчик ошибся и написал его профессию «плотник». Так и пошло. А где в пустынном и каменистом Вифлееме можно найти столько дерева, чтобы до тридцати трех лет колотить из него сундуки и мебель. Дома там всегда строили из камня. Легче предположить, что Христос действительно был строителем и ходил с бригадой из города в город, работая на разных объектах. Индийцы считают, что он доходил до Индии и работал в Индии, причем, именно строителем.

— Я не строитель, никогда ничего не строил. Даже в стройотряде работал, в основном грузчиком, камни загружал, — сказал я, — но думаю, что хороший объект болтовней не построишь.

— У Трампа отец, конечно, был одним из лучших в строительстве и недвижимости, но таких, как отец Трампа, в Америке сотни, если не тысячи. И у всех есть дети, сыновья, и все хотят стать богаче и успешнее. И только Трамп стал номером один. Ему сорок лет еще не исполнилось, а он уже был первым. А это что-то значит! Первых любят, им поклоняются, им завидуют и их ненавидят. Так и Трампа. Но восхищаются все равно больше… Если Трамп захочет стать президентом США, то станет! Потому что он именно такой, каким хочет быть почти вся Америка, во всяком случае, типичные американцы. А когда-нибудь Трамп, точно, захочет стать президентом. Наглости и самоуверенности у него хватает, и пойдет на это один, наперекор всем.

Вот так тогда Гена и сказал: Если захочет Трамп стать президентом США, то станет! А он точно захочет…

Когда мы приехали в Атлантик-Сити, то остановились на стоянке недалеко от казино «Трамп-Тадж-Махал», самого большого казино в городе, а может быть и во всей Америке. Все вышли из машины и автобуса, и Гена объявил:

— Обратно выезжаем через три часа, ровно в два. Прошу никого не опаздывать, негр ждать не будет. Он уедет ровно в два. Здесь так принято. Автобус заказан по времени, и негр ездит по расписанию. Прошу не опаздывать.

Народ покосился недовольно на негра и пошел толпой в «Трамп-Тадж-Махал».

На входе в казино мы все получили горсть монет, кажется по пятьдесят центов, долларов на пять, чтобы начать игру. Не знаю, всем ли там давали деньги на разогрев, или Бенджамин так устроил, но избежать игры было невозможно.

Я не любитель азартных игр. Я к ним равнодушен. Но монеты были, и я пошел играть со всеми.

Зал казино был огромный. Я не видел, где заканчивался зал. Все пространство было заполнено автоматами. Мы шли по этому лабиринту, за автоматами сидели или стояли какие-то старушки и старички, молодежь встречалась реже. Мимо них ходили с напитками на подносах официантки в каких-то странных нарядах, полуголые, но все в перьях. Что там было индийского, я не понял.

Народ растекся по залу, и мы остались с Геной вдвоем. Он от меня не отставал. Галя потерялась тоже.

— Куда-то делась, — отметил Гена. – Ну, ударим по удаче!

Я бросил монетку в какой-то автомат, дернул ручку. Выскочили несколько монет. Я их собрал перешел к другому автомату, бросил монетку и дернул ручку. Опять упали несколько монет. Я их собрал в небольшое ведро, сделанное из металла под серебро, которое мне вручил Гена, и перешел к третьему автомату.

Через минут десять я выиграл долларов сто. Потом за полчаса все проиграл и остановился.

Гена к этому времени тоже все проиграл и тоскливо ходил за мной. Свои деньги ни он, ни я проигрывать не хотели.

К нам подскочила группа наших товарищей, окружавшая одного из советских представителей, который улыбался странно отрешенно. Остальные окружали его плотным кольцом.

— Не знаете, где здесь ближайший винный магазин? – прокричали они нам.

— Нет. Не знаю, — сказал я, немного растерявшись. – А что случилось?

— Он выиграл пятьсот долларов! – радостно закричали они, показывая на отстраненно улыбающегося товарища. – Обмыть надо!

— Здесь есть бары и рестораны, — сказал Гена.

С радостными криками группа побежала дальше, сдавив кольцо вокруг счастливчика.

— Долларов двести пропьют до двух часов, остальное, надеюсь, у него останется, — сказал Гена. – Будет завтра, на что опохмелиться. Надеюсь они вспомнят, что надо ехать. Ну, если не вспомнят, то доберутся. Деньги у них есть.

Мы пошли гулять по залу казино, надеясь найти Галю. Все играло, гудело, кричало, звенело и сыпалось.

— Огромная машина делания денег, — сказал Гена. – Это казино, чтобы Трамп мог расплачиваться за кредиты, должно приносить ему триста тысяч долларов чистой прибыли ежедневно. Если он в какой-то день получает меньше, то в этот день он терпит убыток. На прибыльность он до сих пор не смог выйти.

Тогда мне показалась сумма огромной. Триста тысяч долларов прибыли в день. Меньше, чем через десять лет один из руководителей «солнцевских» при мне сказал довольно завистливо, что такую же сумму в день «черным налом» приносил Тэльману Исмаилову «Черкизон» — Черкизовский рынок. Разница была только в том, что Трамп огромное казано построил сам на кредиты от банков, а с получаемых денег платил все необходимые налоги. А «Черкизон»…

Найти Галю мы не смогли, и решили выйти из казино на набережную. Мы прошлись по деревянной набережной, посидели на песке, посмотрели на океан, сфотографировались. Потом вернулись в казино. Галю найти было необходимо. Гена нервничал.

Нашли мы ее почти сразу. Она стояла на одной из линий автоматов и вычерпывала монеты из сборника. В одной руке она держала два ведра: наполненное монетами и почти наполненное, в которое она сгребала монеты свободной рукой. Она нервничала, монеты рассыпались, звеня и катясь по полу.

— Я тебе помогу, подожди! – крикнул Гена, бросаясь к Гале.

— Отойди, черт! – закричала Галя. – Не тронь мои деньги!

— Я тебе только помогу. Ничего себе брать не буду! – успокаивал её Гена, рассовывая монеты по своим карманам.

— Не тронь, зараза! – орала Галя. – Немедленно положи все монеты обратно!

— Некуда класть, Галочка, — спешил загрести побольше монет Гена. – Я тебе верну все монеты дома. Успокойся.

— Уу-у, жулик! Муж называется. Как выигрывать, так его нет. Как зарабатывать или супружеский долг исполнять, тоже мало. А как мои деньги по карманам своим распихивать, так первый! Не остановишь гада!

— Галочка, Галюша, не ругайся, все отдам, дорогая ты моя. Зачем мне твои деньги? Я ведь почти всю свою зарплату тебе всегда отдаю. Себе лишь маленькую заначку оставляю. Все семье.

— Врешь, злодей! Наверняка, себе большую часть оставляешь. На нас экономишь. А воруешь по привычке, по характеру. Ты и в Одессе воровал! Дай только шанс, все своруешь у меня.

Я умирал со смеху. Мы вышли кое-как из казино. Галя несла оба ведра, не доверяя ни Гене, ни мне, хотя я свои услуги не предлагал, боясь даже обмолвиться о том, что могу ей помочь нести ее деньги.

Мы шли по дощатой набережной к стоянке, а они все переругивались, теряя деньги, которые выпадали из переполненных ведер.

— Лови! — кричала Галя, когда монета падала из ведра. – Ну, что ты делаешь, растяпа!? Деньги провалились в щель!

— Я тебе говорил, что в моих карманах надежнее.

— Твои карманы тоже набиты. Того гляди, деньги выпадать начнут из твоих карманов… Держи, я сказала! Клади в ведро мне! Не в свой карман, зараза еврейская!

— Галочка, у тебя все сыпется. А у меня ничего не выпало!

— Валер, ну, ты видел! Наверное, ты так с женой не поступаешь. Не грабишь, когда она впервые в жизни прилично выиграла…

Так, хохоча, мы подошли к машине.

— А где же твоя сумка? – спросил Гена, открывая дверь машины.

— Блядь! Забыла я сумку! – воскликнула Галя. – Вот же зараза какая!

Мы с Геной чуть не умерли от смеха. Галя вытащила сумку и ссыпала монеты в нее.

— Кинь ведра в багажник, — сказала она Гене. – Возвращать ведра в казино не будем. Возьмем с собой, как сувениры. Ведра «Трампа»… Какой ты у меня умненький и хороший! Взял меня с собой в Атлантик-Сити, денег дал выиграть…

Галя чмокнула Гену в щеку.

— Ну, вот, а кричала столько…

— А деньги мои верни!

Гена достал из багажника бутылку бурбона, не вынимая ее из бумажного пакета, и пару бутербродов. Все это он разложил на багажнике автомобиля.

— Давайте отметил выигрыш, — сказал Гена, разливая бурбон по пластиковым пакетам. – Здесь, если пьешь из бутылки, которая закрыта бумагой, никаких проблем не будет. А если поставишь открыто, то арестовать могут. Оскорбление нравственности. Вот такие они лицемеры, эти американцы. Тут многое на лицемерии построено. Но жить можно. Особенно с деньгами. Правда, Галя?

Гена добавил мне бурбона. Второй раз наливать себе и Гале не стал. Я выпил, закусил, и мы сели в машину.

Мы ехали по трассе в Нью-Йорк, ощущая тепло бурбона в желудках и не знали, что через пару месяцев произойдет крысятничество Невзорова, и Беня пришлет в Москву разбираться с Невзоровым Мишу Хейфица, и именно Майкл явится в Москве в образе «американской мафии», и Бенин проект затрещит по швам, что деньги, заработанные на этом проекте, он потеряет, а мне придется закрыть всю программу.

Мы не знали, что через полгода Гена приедет в Союз «американским миллиардером» и произведет фурор в АПН.

Я не знал, что через год не будет Агентства печати «Новости». И не будет Академии общественных наук при ЦК КПСС. И не будет ЦК КПСС. И не будет КПСС. И не будет СССР.

И я не знал, что через год Ельцин прекратит платить оклады офицерам КГБ, а потом и ликвидирует КГБ. И Сергей Огиря придет ко мне и попросит меня взять его на работу в «Новости-Инкомм», куда я перейду после ликвидации АПН, и где я буду генеральным директором.

— Серега, – сказал я ему тогда, — у меня здесь нет дел, какими ты занимался на Лубянке. Здесь работать надо, создавая, производя, зарабатывая, а не копаться в чужом белье.

— Палыч, я буду делать все, что нужно, — сказал тогда Огиря, преданно смотря мне в глаза. – Своё я уже откопал, для меня было достаточно. Больше не хочу.

И я его взял на работу, а через несколько месяцев уволил, потому что работать он не научился, начал пить, а не копаться в чужом белье не смог. Последнее, что я о нем слышал, лет двадцать назад, что он бросил жену и ребенка, растолстел и работал в какой-то индийской компании, «оптимизируя» для нее таможенные платежи.

И я не знал, что Вася Ласкин продержится в КГБ, а потом в ФСБ, но до генерала не дослужится и выйдет на пенсию в звании полковника. А на «пенсии» возглавит кадровую службу РИА «Новости», а потом «Russia Today».

И я не знал, что через два года я сам буду работать главой представительства и региональной компании американской корпорации «Йорк Интернэшнл». И буду работать в строительстве.

Мы ничего этого не знали.

Знал только Гена. Он знал, что Трамп будет президентом.

(Продолжение следует)