Фамилии имеют в нашей жизни огромное значение, которое большинство из нас недооценивает. Они показывают не только национальность, но и характер, происхождение, а иногда и судьбу.

Однажды, проходя по коридору в Государственном Кремлевском Дворце, я остановился у двери в кабинет местного юриста. Он должен был передать нам какой-то очередной документ, и я, проходя мимо, решил забрать документ, чтобы не терять времени.

Я заглянул в кабинет. Юрист, молодой белобрысый парень, которого генеральный директор ГКД Петр Михайлович Шаболтай, как всегда, взял по просьбе очередного влиятельного «друга», обучал компьютеру сына Шаболтая, тогда еще школьника.

В этот момент, видимо, сын Шаболтая его окончательно достал.

– Ну, ты и шаболтай,- не выдержал юрист.- Одно слово – шаболтай!

Кстати, настоящая фамилия Шаболтая – Шаболтас. Во всяком случае, мне так служба безопасности докладывала. Но Шаболтас – слишком еврейская фамилия, и Шаболтас стал Шаболтаем. Что-то такое татарское…

Шаболтай (все-таки так его следует называть официально, ну, следует, и будем называть) иногда, причем, без заметного повода, вдруг проявлял подобие антисемитизма, хотя поставили его на ГКД Лужков и Кобзон. Мог Шаболтай, например, кому-нибудь вдруг заявить:

– Ты же знаешь, как я не люблю евреев!

Человек терялся. Он, во-первых, не знал, как Шаболтай не любит евреев, а во-вторых, не хотел этого знать. Кроме того, надо было как-то на такое заявление реагировать. Ну, неудобно же говорить: «Петр Михалыч, ты же сам, вроде, еврей. Как же это у тебя получается?»

А у Шаболтая никак не получалось. Он просто играл, привык из себя строить не того, кем являлся. И не только в отношении национальности или фамилии. А во всем. В армии был трубачом музыкального взвода, но с гордостью всегда называл себя полковником, хотя последние погоны на нем были погоны прапорщика.

Однако, что об армии говорить? Сейчас как-то, после Сердюкова, не интересно вспоминать, кто в каком звании реально служил. Вот и новый министр обороны Шойгу перед генералом был лейтенантом. Слава Богу, что хоть лейтенантом был, на военную кафедру в институте ходил. И еще 14 таких же генералов за собой в Министерство обороны привел. Чувствуется, переплюнет Сердюкова. Тот хоть совесть имел гражданским министром остаться. То есть из себя армейского не корчил. Не имел так такого пунктика.

А бывает, что из-за какой-нибудь дурацкой фамилии человек не получает звания, которого реально заслужил. Бывший заместитель Коменданта Кремля Михаил Васильевич Фирсов три раза становился генералом, но так и остался полковником.

Ну, ладно, первый раз ему генеральское звание обломилось за дело.

1991 год, «демократический переворот» в Москве. Толпа идет на Старую площадь, захватывает здания ЦК КПСС. Идет на Лубянку, но здание КГБ не атакует. Информация поступила, что внутри сидят бойцы спецназа и имеют приказ стрелять, если кто-то попытается проникнуть в здание. Толпа направляется на Красную площадь. В толпе наиболее активно шумит представитель исполкома Московского городского Совета Александр Музыкантский. Наверное, понимал, что вот сейчас карьеру на десятилетия сделает.

И лезет Музыкантский на Мавзолей В.И.Ленина, чтобы сообщить народу, что наступила эпоха долгожданной демократии. А Мавзолей оцеплен. Красную площадь отдали народу, а Мавзолей оцепили.

Музыкантский требует, чтобы его пустили на трибуну. А командует оцеплением заместитель коменданта Кремля Михаил Фирсов. А Фирсову отдан приказ: толпе не мешать, пусть делают все, что хотят, но на Мавзолей не пускать, могилы осквернять не давать. В крайнем случае, применить оружие.

Фирсов объясняет Музыкантскому, что у него приказ. Музыкантский орет, чтобы Фирсов подчинился «воле народа». Фирсов объясняет, что имеет приказ. Тогда Музыкантский орет все громче, а потом заявляет Фирсову, что если тот его не пустит на трибуну Мавзолея, то народ возьмет Мавзолей штурмом.

А Фирсов ему на это:

– У меня приказ! Вплоть до применения оружия. И применю. Мне по х-ю! Приказали, и я применю! Понял!?

Музыкантский понял, что карьера может запросто с этим Фирсовым не сложиться. Пристрелит, и вместо блестящей карьеры в новой демократической России может Музыкантский лечь в землю надолго. А то еще новые демократы похоронят тут же, у Кремлевской стены. В качестве шутки.

Посмотрел Музыкантский в тупые и бешеные глаза Фирсова еще раз, на всякий случай, и понял, что пристрелит. Точно пристрелит. И осталась толпа радоваться на Красной площади, а Музыкантский не смог остаться в истории, как того хотелось. А ведь хорошо бы смотрелся на фотографии: стоит с поднятой рукой, указывающей путь в светлое демократическое будущее! А вокруг народ ликует. Во всех бы потом учебниках напечатали бы! До нового переворота…

И бросился Музыкантский докладывать Борису Николаевичу Ельцину о том, что народ захватил ЦК КПСС и Красную площадь, что может Борис Николаевич заехать в Кремль, а лучше выступить с трибуны Мавзолея В.И.Ленина. Но вот проблема: у Мавзолея стоит оцепление, которым командует заядлый и тупой коммунист Фирсов, заместитель коменданта Кремля, и хочет этот Фирсов стрелять в народ. Угрожает, гад!

Борис Николаевич сразу, за достойный доклад и хорошие новости, назначил Музыкантского префектом Центрального административного округа Москвы, поставив его в свое прямое подчинение. Новым Комендантом Кремля назначил майора Михаила Барсукова, лучшего друга своего охранника майора Александра Коржакова. Оба они сразу были произведены в генерал-майоры. И было наказано Ельциным Барсукову разобраться с Фирсовым, чтобы больше в Кремле не было коммунистического духа.

Барсуков Фирсова знал. Все из Девятки были – Девятого Управления КГБ (охрана). Понимал Барсуков, что такое приказ. Но и выполнить указание Ельцина тоже надо было.

– Ладно, Мишка,- сказал Барсуков Фирсову.- Отправляйся в полк. Отсидишься там, пока все тут не уляжется, а потом, если все будет нормально, вернешься в Кремль.

Так и не стал в тот раз Фирсов генералом. Барсуков и Коржаков стали, а его в полк отправили. Хотя и представление о присвоении Фирсову звания генерал-майора уже было. Потому что приказ имел и выполнить тот приказ собирался.

Ну, да ладно. Чего не бывает на переломах истории!

Через год вернули Фирсова, по тихому, в Кремль. Фирсов отвечает за «стой, стрелять буду» («тупые», которые приказ выполнить готовы, любому режиму нужны), Валерий Павлович Горелов – за хозяйство. И опять дело пошло к присвоению звания.

А тут опять очередная гадость в жизни Фирсова происходит.

Демократический переворот, конечно, принес свободу народу. Однако, прежде всему тому, что сидел по тюрьмам и психбольницам. Ведь считалось, что в СССР тюрьмы и психбольницы заполнены политическими заключенными и всякими другими узниками свободы. Выпустили всех, как плотину открыли. Мошенники и воры бросились в «демократические институты» и новые органы власти участвовать в создании новой демократической и либеральной экономики, приватизируя все, что можно и что нельзя. Сумасшедшие занялись исполнениями своих психически больных желаний. Ну, сумасшедшие, что с них взять-то?

И вот вдруг кто-то стал предпринимать попытки пролезть в Кремль!

Почти каждую ночь охрана засекала движение у Кремля, по периметру или в самом Кремле. Датчики, которые реагируют на движение со скоростью, например, сантиметр в секунду (даю приблизительно, а то ведь одни обвинят в раскрытии секретов, а другие, самые отчаянные, в Кремль полезут – ВМ), каждую ночь засекали движение.

Причем, было ясно, что кто-то лезет медленно, обманывая электронику, но в какой-то момент делает ошибку, резкое движение, что и вызывает сигнал.

Дежурная группа выскакивала с автоматами наперевес, готовая стрелять во все дышащее и двигающееся, прочесывала территорию, но ничего обнаружить не могла!

А через несколько дней неизвестный уже и на территорию Кремля проник! Засекли движение уже за Кутафьей башней, по дороге к Соборной площади. Но ведь оттуда и в Арсенал можно проползти, и в Корпус 14, где Коржаков и Барсуков сидели, и в Корпус 1, где Сам сидит!

Барсуков орет Фирсову: Не поймаешь гада в ближайшие дни, ни о каких званиях не мечтай! Дачи охранять будешь, а не Кремль! Как в молодости, вокруг бассейна с автоматом по ночам бродить будешь!

Фирсов ночи не спит. Охрана на ушах стоит. А поймать не могут.

И тут вдруг поймали!

Дальше мне придется пересказать словами самого Фирсова.

Рассказывал он мне  эту историю в «Темпл баре», что напротив «Огня» – Вечного огня на Могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены.

– Поймали… Лейтенант идиот,- говорил Фирсов, расстроенно.- Пристрелил бы гада, ему бы орден и внеочередное звание. Мне бы генерала дали. А он, дурак, решил его живьем брать. На больший орден рассчитывал. Идиот!

– А в чем дело?- спросил я заинтригованный.

Фирсов выпил бокал сухого вина. Он тогда «по совету друзей» перешел на сухое, что в итоге привело его к подагре. Но тогда он считал, что сухое вино – к здоровью в любом количестве.

Он печально посмотрел в пустой бокал. Налил себе еще вина.

– Да, фамилия гада оказалась…- Фирсов печально и надолго замолчал.- СУЧКИН… Представляешь? Не Иванов, там или Рабинович, а Сучкин! Весь Кремль умер со смеху. «Фирсов Сучкина поймал!» Коржаков с Барсуковым ржут: Как я тебе на генерала представление напишу? За то, что ты Сучкина поймал!? Президент умрет со смеха, подписывая! Не можем мы рисковать здоровьем Ельцина… Горелов тот специально издевался. Ходит по Кремлю целыми днями и так серьезно про себя бормочет, но чтобы все слышали: «Фирсов Сучкина поймал. Молодец». Вроде бы не верит даже…  Так и не дали генерала… Лейтенант – идиот! Пристрелил бы, и все было бы нормально…

– А как он пролезал-то?- выдавил я, умирая со смеху, как Барсуков с Коржаковым.

– Псих! Выпустили гада демократы, как политического. А него идея-фикс: залезть в Кремль. Я его за шкирку взял, показывай, говорю, где и как пролезал. Он показывает. Я говорю: здесь пролезть нельзя! Показывай. Он ложится, сволочь, и пролезает. Худющий, плоский. В щель пятнадцать сантиметров пролез. Нашел под воротами и пролезал там… Я говорю: ну, вот тут мы бегали, где ты, гад, был. А он показывает на лужайку среди деревьев. А там ложбинка. Тогда был дождь, и лужа натекла. Он в лужу лег, весь в сером, плоский, весь в лужу погрузился, ноздрю одну выставил и дышит! Представляешь?! Какой там, на х-й, спецназ! Псих, одним словом…

А вспомнил я эту историю, потому что Ирина опять свою «Кремлевскую Санта-Барбару» сегодня писала. И спросила меня:

– А  что означает фамилия Развозжаев?

Я долго думать не стал, а посмотрел в словаре Даля. А там, оказывается, написано, что фамилия Развозжаев происходит от слова «развозжать», то есть «снять узду». Люди с такими прозвищами были людьми неуправляемыми. Даль приводит пример: «… развозжался нынче народ – Законов не признает…»

Вот так-то!

А англичане таких называют «loose cannon», то есть пушка, которая не закреплена и стреляет, куда попало. Если англичанин хочет о ком-то сказать, что человек предельно не надежный, с ним не надо иметь дело, то англичанин скажет культурно и образно: «loose cannon». Развозжаев, – одним словом…

Кремлевская Санта-Барбара

Автор И.Е.Морозова

Десятая серия. «Тучи над Леонидом» Стал следователь, который ведет дело Леонида Развозжаева, подозревать, что не так все просто. И повернуть дело может в любую сторону. И для самого следователя неизвестно, как обернется.

Ну, как, скажите, парень, который на рынках то шапками торговал, то каким-то профсоюзом торговцев на приличном рынке в Москве заведовал, вдруг оказался водителем у какого-то оппозиционера, а потом и в самом Координационном Комитете?! Чего это его с рынка, где ему и тихо, и сытно, вдруг в политику понесло?! И не просто в политику, а сразу с грузинами города российские собрался захватывать… Вот чего ему на рыке не хватало? Ведь уже и не шапками торговал, а хозяину, миллиардеру кавказскому, черный нал собирать помогал, чтобы все тихо было.

Или вот этот скотч… Странная тоже история. Следователь информацию от ментов сибирских получил, что Леонид лет пятнадцать назад  какого-то конкурента таким скотчем упаковал. А потом, якобы, бил-пытал и шапки у того торговца отобрал… Ну, торговца скотчем – это нормально. А вот наши почему его скотчем обмотали, когда привезли с Украины? Ведь у них наручники есть, мягкие такие… Как-то скотч появился не к добру. Будто с рынка, из другого мира. Из мира самого Развозжаева.

Или вот шапки эти. Говорили, что из кошки, а проверили, так – нет! Из сурка.   Настоящего. Там и памятник, в Сибири, Сурку есть. А если намек какой припишут, испугался следователь. Скажут: ты чего это сурка приплел? Специально что ли? На Суркова намекаешь?

Все в этом деле с намеком. Вот вдруг Развозжаев получил странную открытку. Прямо в тюрьме. На открытки вместо обычных цветочков обезьянка нарисована. А в сказках про джунгли обезьяны называются бандерлогами. Намек? Намек!

А на открытке надпись еще более странная: “Привет от Михаила Ивановича!” Еще более страшный намек! Следователь сразу же вспомнил, что Сергей Колесников называл Михаилом Ивановичем  того, который был главным акционером компании, в которой сам Колесников был маленьким акционером и генеральным директором. И именно для этого Михаила Ивановича он на ворованные через благотворительные фонды деньги бизнес делал, а потом дворец строил. А когда поссорился, то объявил, что Михаилом Ивановичем называли в компании Самого – Владимира Владимировича!

То есть получается, что Развозжаев от Самого Главного открытку получил? Типа: Бандерлог, привет тебе!

Никогда у следователя не было клиентов, которые сначала приезжают в шапочке и скотче, а потом получают открытки от Самого Главного.

Конечно, Самый Главный вряд ли посылал сам. Но значит, кто-то из близких. Кто другой осмелится.

Следователь судорожно затер «Михаила» и отправил открытку для передачи в тюрьме Леониду. Пусть читает. Адресат получить должен то, что ему отправили.

А теперь к Михаил Ивановичу еще и Сурок прибавился. «Мне в этом деле только Сурка не хватало. Разбирайся потом с Сурком, как он умудрился на шапки попасть» – подумал следователь.

Он судорожно перекрестился на иконку, которая стояла у него в книжном шкафу, прислоненная ко всяким справочникам о том, как вести допросы и поступать со всякими преступниками. Но что делать с Развозжаевым, в справочниках не говорилось.

Следователь еще раз перекрестился на иконку, хотя крестился обычно только утром, когда приходил на работу, и вечером, когда выходил из кабинета. Крестился на всякий случай: а то вдруг что-нибудь греховное за день сделал, надо бы замолить грех, чтобы потом чего не было.

Как перекрестился, так сразу же в голове яснее стало! Надо поскорее от Развозжаева избавиться, подумал следователь, а то никакой карьеры мне не будет. Чтобы сосредоточиться, следователь достал сигаретку из пачки, что прятал в столе, и бочком выскочил в мужской туалет, что в конце коридора в здании Следственного комитета. Там следователь открыл окно, принял сосредоточенный вид Штирлица, любимого героя своей молодости, и задумался, выдыхая дым во влажный и холодный московский воздух.

Он выдохнул раз шесть, когда появилась первая мысль. Еще пару раз туда-сюда погонял дым. И придумал!

Выбросил следователь бычок в окно, стараясь не попасть на начальственные машины, которые стояли во внутреннем дворе Следственного комитета под окнами мужских туалетов. Наклонившись вниз из окна туалета, следователь увидел густо усыпанные сигаретными окурками сугробы. Ничего, подумал следователь, снег выпадет, все следы заметет. Не подкопаются. Да и водители не заложат. Они сами бычки туда же бросают.

Пошел следователь и купил открытку, такую же красивую, цветную. На этой открытке тоже вместо обычных цветочков обезьянка-бандерлог нарисована. Но вместо привета следователь написал левой рукой печатными буквами рассказ. Сначала он хотел напечатать на печатной машинке, но комната, где стояла старая советская печатная машинка была закрыта, а ходить и искать ключ он не хотел. Это вызовет подозрения.

Рассказ следователя, который он написал Развозжаеву:

«Сказка для Леонида: Как- то шел по лесу царь зверей Лев, и чувствовал себя Лев очень плохо. Возраст начал давать о себе знать. Не молодой ведь Лев уже, почти пенсионер. Давно на пенсию хочется. Но как из царей уйдешь? Трудно из царей на пенсию уходить!

Всю жизнь Лев спортом и охотой занимается, тренируется, дичь ловит, душит и жрет ее. Но тут упал лев во время тренировки неудачно, спина у Льва заболела.

Вот идет такой больной старый Лев по лесу. И засмотрелся Лев на деревья и не заметил ямы. И упал Лев в яму. Да на больную спину!

Лежит Лев в яме. Еле лапами шевелит. Ждет, когда его кто-нибудь из лесных главных врачевателей найдет и спину починит хоть немного.

А над ямой дерево растет, а на ветке этого дерева вдруг обезьяна-бандерлог появилась. Увидела Льва в больном и падшем состоянии, со слезой из ботокса на глазах, и давай радостно прыгать.

На грудь себе обезьяна привязала презерватив. Беленький такой, на ветру от ветра как флаг развивается. Ну вот, прыгает обезьяна-бандерлог с презервативом на груди и радуется: «Ну все, кошка драная ( это она та про Льва), ты попал! Сейчас поймешь, кто в нашем лесу Власть. Я – Власть! Понял, кошка горбатая? Что ноги отнялись? Лапами шевелить не можешь? Ну, все! Когти на бусы, зубы на сувениры, шкуру вместо коврика постелю у камина, голову на стену прибью. Так тебе и надо!»

И долго так кричала, пока Лев кое-как в яме переворачивался, чтобы на лапы встать.

Прыгала обезьяна, прыгала, а ветка возьми, да и обломилась!

Обезьяна падает ко Льву в яму. Вскакивает, распахивает руки в стороны и кричит: «Блин! Лева, не поверишь! Спустилась извиниться!»

Ну, теперь уж точно продавец шапок поймет намек и будет послушен, решил следователь.Вышел он из здания СК и бросил открытку в ближайший ящик для почты.

 

Одиннадцатая серия. «Открытки, скотч и шапочка» Только обжился Леонид в тюрьме, привык к отсутствию женской ласки. Привык к приходам адвоката, которые заменяли ему теперь многое. А тут ему стали приходить открытки. И все открытки с фотографиями обезьян-бандерлогов.

На одной страшная надпись: Привет от Ивановича!

Перед «Ивановича» было до этого что-то написано, но потом затерто. И от этого стало Развозжаеву еще страшнее.

На второй открытке – страшная сказка. И самое страшное в ней не написано. Что же потом произошло с обезьяной. Правда, оставалась надежда, что та выкрутилась. Или Льву мозги запудрила. Или очаровала Льва. Или договорилась о чем-то. В общем, надежды оставались.

Только успел Леонид дочитать открытку до конца, как дверь в камеру медленно открывается…открывается…открывается…, и заходит в камеру следователь.

А в руках у следователя остатки скотча и та самая вязаная шапочка, в которой Леонид из Киева в Москву ехал. – Все собирайся, Леня. В тайгу поедем. Вот тебе скотч, шапочка, вот за тебя, балбеса, текст твоего нового признания вчера сочинил. Потом в тайге на холоде перепишешь слово в слово своей рукой, и чтоб без глупостей, не так как в прошлый раз. Пять минут тебе даю, чтобы шапочку надеть и руки-ноги скотчем обмотать. Как на рынках положено. А то мы давно к браслетам-наручникам привыкли. Вернусь через 5 минут. Чтобы готов был!Ох, как пригорюнился наш Леонид! Глотая скупую мужскую слезу, обмотал он себе ноги и руки скотчем, натянул шапку по шею и стал ждать следователя.

(Продолжение следует)