Международный антикоррупционный комитет представит 12 марта первый список российских коррупционеров. Об этом участники комитета, который возглавляет бизнесмен Валерий Морозов, объявили на первой пресс-конференции в Лондоне.
О создании Международного антикоррупционного комитета стало известно в конце февраля. Его основатель, глава компании “Москонверспром” Виталий Морозов рассказал PublicPost, зачем создается комитет и раскрыл полный список участников. Правда некоторые его фигуранты: Андрей Илларионов, Сергей Колесников, Лев Пономарев и Владимир Буковский — отказались от участия в работе.
Первая встреча комитета с прессой состоялась в Frontline club в Лондоне в пятницу, 9 марта. В презентации сайта www.iacc.info, а также целей и задач комитета приняли участие бизнесмены Валерий Морозов, карельский бизнесмен Павел Бородатов, бывший директор ГУ “Дирекции по организации дорожного движения” Андрей Корчагин, Виталий Архангельский — владелец компании “Осло Марин”, которая подверглась атаке со стороны структур, связанных с банком “Санкт-Петербург”, и Павел Ивлев, известный по делу ЮКОСа юрист. Некоторые участники в силу того, что находятся в розыске и свободно перемещаться по миру не могут, общались между собой и с журналистами по скайпу.
Павел Ивлев, бывший юрист адвокатского бюро “АЛМ Фельдманс”, который проходит по делу ЮКОСа и скрывается от российского бюро Интерпола в Нью-Йорке, рассказал PublicPost о своем первом впечатлении от сотрудничества с комитетом.
– Почему Вы решили сотрудничать с Международным антикоррупционным комитетом?
– Я возглавляю Институт современной России, где один из главных проектов — борьба с коррупцией в России, поэтому я присоединился к Международному антикоррупционному комитету. С Морозовым до этого я говорил один раз в жизни, теперь собираюсь следить за деятельностью МАКа, смотреть, как будет дальше. Мне пока очень не нравится, как создается МАК. Комитет должен включать всех. То есть, в моем понимании, в комитет, который открыт для всех, должны войти все — начиная от Юрия Шефлера (президент SPI, владелец компании “Союзплодимпорт”, разыскиваемый Генпрокуратурой по подозрению в угрозе убийством — PP) и далее по списку. Это огромный, большой пласт. Как можно говорить о том, что Сергей Колесников (бизнесмен, рассказавший СМИ о комплексе, известном под названием “дворец Путина” — PP) должен опубликовать свой список коррупционеров (для общего списка коррупционеров, который составляется в рамках МАКа — PP)? Это же смешно. Его список был опубликован в The New York Times на первой странице. Вы понимаете, что это такое? А господин Морозов, похоже, не понимает. И в этом проблема.
Я, естественно, хочу комитету помочь, поддержать. Но есть вопрос: хотят ли там кого-либо услышать. Хотят ли там услышать того же Колесникова или Навального, я уж не говорю про себя. Мы делаем свою работу. Кто-то из комитета сказал: “Мы с режимом не боремся, только с некоторыми его проявлениями”. Режим — это система. Коррупция — это составляющая, скрепляющая той системы, которая существует сейчас в России. Разрушить нужно сразу всю систему. Значит, мы боремся с режимом.
– Победа Владимира Путина на выборах президента повлияет на работу МАКа?
– То, что Путин снова станет президентом для меня стало ясно летом прошлого года, даже раньше, чем он объявил о своей рокировочке. Я очень внимательно слежу за тем, что происходит в России, несмотря на то, что живу в Нью-Йорке и не могу никуда отсюда уехать, потому что меня ищет Интерпол. Да и остальные участники комитета сидят на телефонах: кто в Нью-Йорке, кто в Лондоне, как Морозов. Или Архангельскому дали, наконец, французы политубежище. Это же не просто так — Россия предъявила нам обвинения, объявила в национальный розыск, и мы засели глухо. Интерпол — это такая гадость, которая мешает передвижениям по миру.
– У вас складывается такая команда, которая будет работать на добровольной основе, за идею?
– Видимо, да. Концентрация бизнес-беженцев из России в Лондоне. Если они друг друга не перегрызут, то будут нормально работать. Для меня знаково, что Буковский написал комитету письмо, в котором сообщил, что “мне с вами не по дороге”. Он, безусловно, не тот человек, который пострадал от коррупции российской, далек от этого всего, другое поколение. Буковский — это авторитет. Я подозреваю, что Морозов просто с ним нормально не поговорил. Меня напрягло, что господин Морозов, видимо, из тех людей, которые слушают только себя.
– Вы считаете, что это помешает совместной работе в МАКе?
– Команда должна работать и управляться. Господин Морозов как менеджер должен все понимать. Просто сейчас у меня есть опасения. Может, все срастется, будет серьезная работа. Вот даже сейчас, устраивая такую пресс-конференцию по скайпу, надо понимать все недостатки, которые имеет скайп как средство коммуникации. Мы с вами можем сейчас нормально по скайпу разговаривать, но скайп, подключенный в зал, — это уже совсем другая история. Это все не может не напрягать. Я вижу в этом непрофессионализм. Масса моментов. Например, такой проект замутили Березовский с Гольдфарбом (речь идет об организации Property Right Watch, которая будет заниматься реституцией. Подробнее Березовский и Гольдфарб рассказали в феврале PublicPost >>>). Морозов в него сначала вошел, потом вышел. Эти моменты меня, к сожалению, напрягают. Не говоря ни о ком ничего плохого, я буду посильно в этом участвовать. Но если это будет бенефис господина Морозова, то это будет бенефис господина Морозова.
– Березовский и Гольдфарб пока официально еще даже не начали работу…
– У Бориса Березовского огромный проект — война с Романом Абрамовичем. Это такая же война с коррупцией в России. Абрамович купил у него бизнес под давлением со стороны Путина. Давление было на Березовского, но под эту дудочку плясал Абрамович, который за бесценок купил актив. Суть юридических процессов разная, но причина одна — коррупция. Березовский не дает комментариев по делу с Абрамовичем, потому что ждет судебного решения. Кто-то тихо сидит, молчит. Морозов разбирается со своей сочинской историей, а за границей шумит. Колесников занимается публичной стороной своей истории — он достукивается до самых читаемых СМИ, и рождаются реально важные публикации по поводу Путина и его друзей. Михаил Ходорковский опять же. В списке ЮКОСа, который идет вагончиком к списку Магнитского, 305 человек. Мы потратили на его составление несколько месяцев, и список несовершенен.
– А Вы работали над списком МАКа?
– Нет, в этот список я ничего не вносил. У Морозова подход какой: вписать всех, кто что-то дает. Точно также они построили свой сайт — туда может каждый сообщить о фактах коррупции.
– На сайте может скопиться масса разной информации: один сообщит о взятке в сельсовете, а другой — об огромном откате в крупной компании. Кто будет проверять заявки и разбираться?
– Тут надо принимать принципиальное решение: нужно ли каждое дело пропускать через эксперта. Тут одного человека мало. Сколько ж дел можно пропустить через себя? Я понимаю, что это такое, я 20 лет проработал адвокатом бизнеса. Я знаю, где прячут деньги, как берут взятки. Нужно либо проверять все, это требует времени и денег. Либо открытый микрофон — это идея Морозова. Я не говорю, что это плохая идея. Пусть люди сообщают на сайт все, что считают нужным. И мы посмотрим, во что это превратиться. Может кто-то будет все это чистить. Но, понимаете, пока я не вижу серьезной подготовительной работы.
– Почему же тогда решили объявить о начале работы комитета? Тем более, что по вашим словам, обязанности пока тоже не распределены?
– Так я об этом и говорю. Они выскочили, всех перекрыли. Если Морозов поймет, что надо нанять каких-то людей, чтобы они получали какие-то деньги.
– А сейчас все пришли работать в МАК бесплатно и за идею?
– Не совсем за идею, они хотят разобраться в своих историях — у них же отняли бизнес. Никто никому не доверяет. Все говорят, Ходорковский — убийца, а я не такой, Березовский — плохой, а я хороший. Я знаю Березовского, а люди знают только хвост, который за ним тянется по интернету. То же самое про Ходорковского: все знают, что он украл миллионы долларов и за это сидит в тюрьме. Вот такой имидж у Ходорковского и Березовского. Мне говорят, давайте сделаем проект. Я отвечаю: “Давайте, только позовем Березовского”. Они говорят: “Нет, мы не готовы”.
– Но в МАК никто Березовского не звал.
– Конечно, именно. У Морозова было четко выражено — пусть каждый придет со своим списком: Колесников, Навальный.
– Навальный как отреагировал на предложение?
– Он отреагировал настороженно. Если Морозов будет нормально организационно двигаться и не устраивать театр одного актера, то Навальный обратит на него внимание.
– Какие проекты у Вас еще есть помимо борьбы с коррупцией?
– Я уже полгода занимаюсь СМИ. Институт современной России — некоммерческая организация, которую мы создали с Пашей Ходорковским и другими единомышленниками. Летом мы решили превратить свой сайт в источник некой аналитической информации о том, что происходит в России. С тех пор у меня есть маленький трудовой коллектив из журналистов, редакторов и сотрудничающих авторов.
Нам пишут люди из разных мест, в том числе из России. В сегодняшнем мире хорошо, конечно, быть в Москве, чтобы ловить информацию, но в принципе когда нет такой возможности, можно получать, фильтровать и анализировать информацию, находясь за границей. Очень много экспертов, которые занимаются Россией, часто находятся за ее пределами: куда-то ездят-мотаются, у всех есть квартира или дом за рубежом. Нормально. Я провел пару дней со Стасом Белковским, он отлично в ситуации разбирается. Последние пару месяцев, в связи с событиями, все старались быть почаще в Москве, а теперь все опять разъезжаются. Мы стараемся делать аналитику на двух языках, это сложно и затратно. Ну, тем не менее, мы пытаемся.
У нас есть живые проекты, например, в Fotoloft — портреты лидеров оппозиции (Репортаж PublicPost с выставки >>>). Сначала обкатали выставку в Нью-Йорке, а потом в Москву повезли, вчера открылась в Париже. Собираемся сделать еще одну — меня сейчас заботит проблема СПИДа. Пока планируем в Вашингтоне в рамках большой конференции по СПИДу. Осенью привезем в Москву. Я решил заниматься этой проблемой из-за Василия Алексаняна, моего друга. Россия забросила эту проблему. Правительство решило, что России не нужна международная помощь. В итоге Россия сделала взнос в размере 300 млн долларов и откупилась. То есть специальные международные организации закрылись или сейчас закрываются. Их функции перешли Минздраву. Это вылилось в то, что люди, из-за того что нет лекарств в Петербурге, приковали себя цепями к забору в больнице. Деньги есть, но Россия, в силу своей коррумпированности и презрения к интересам больных людей, создала такую ситуацию. Когда я это понял, мы начали этим заниматься. Это один из проектов Института современной России. Это то, чем можно заниматься, будучи в Нью-Йорке.
Коррупционная история — это совсем другое. С коррупцией бороться гораздо сложнее. Со СПИДом понятно — людей надо спасать, трезвонить в колокола, требовать, лечить. Коррупция — вопрос юридических расследований, аккуратной работы и самое важное — противодействия. Российские коррупционеры не дремлют. Литвиненко, конечно, грохнули. Но есть другие пути противодействия. Я вижу, как грамотно это гасится из другого лагеря. Я имею в виду тех, кто работает на деньги государства, например, PR-агентство Ketchum, которое ведет колоссальную работу в штатах, телеканал Russia Today — это же чистая пропаганда, я уже не говорю про “Голос России”. Это очень серьезная работа, как они называют “по улучшению имиджа Российской Федерации”.
http://www.publicpost.ru/theme/id/1144/
