Несколько слов о Путине и Ходорковском
Во время подготовки к Пасхальному приему Патриарха в Кремле матушка Лидия вдруг загорелась идеей выйти на Березовского и пригласить его на прием. В этот раз она решила поговорить со мною, чтобы я поддержал ее идею. До этого несколько раз ее идеи, типа подключить к кремлевским делам лидера солнцевской группировки Михася, с которого она, мне кажется, деньги все-таки какие-то сняла, не проходили и вызывали резкую реакцию и со стороны Кремля, и со стороны Патриархии.
Она решила, что если идея пригласить Березовского пойдет от меня, то она легче «проскочит».
– Валерий Павлович, давайте пригласим Березовского,- предложила она.- Он сейчас во власти. Многие вопросы решает. И денег у него завались. Пригласим. Познакомимся. Какой-нибудь бизнес сделаем.
Я не знал, какой «бизнес» мне делать с Березовским. «Какой-нибудь» не хотел. Вопросов у меня к Березовскому не было. Я вообще по жизни занимаюсь только двумя видами дел: теми, что меня лично интересуют, и теми, которыми заставляет заниматься жизнь, которых я не могу избежать.
Дела Березовского меня не интересовали. В том, чем я занимался с интересом, не было ничего, что пересекалось бы с Березовским.
Не было у меня и дел, которыми я вынужден был заниматься и которые каким-либо образом касались Березовского.
Я бы темой Березовского и сейчас не занялся, если бы уже здесь, в Лондоне, в этом, 2012 году, не получил массу проблем от «оппозиции», которая связана с ним. Пришлось анализировать и «оппозицию», и вспоминать, что я слышал и знал о Березовском. Ну, и суд с Абрамовичем, конечно, тему «кошельков» и их места в судьбе России поднял так, что не написать было невозможно.
Матушке я тогда мягко сказал, что «Березовский – не мой вопрос». Я к нему отношусь отрицательно, как любой гражданин бывшего СССР относится к тем «олигархам», который приватизировали богатства страны. Я, как и многие в России, начинал все с нуля, горжусь этим и хочу остаться независимым и не связанным с «прихватизацией», с которой все равно когда-нибудь начнут разбираться.
– Я не хочу попадать в будущие разборки, в которых моего интереса никакого нет,- сказал я матушке Лидии, смеясь над ее предложением.- Да и обращаться к нему с предложением «сделать какой-нибудь бизнес», – только дураком себя выставлять.
Матушка неодобрительно на меня посмотрела и с неубывающим энтузиазмом пошла к постоянной тогда своей опоре в Кремле Михаилу Фирсову.
Тот в бизнесе понимал еще меньше ее. В политике еще меньше, чем в бизнесе. Но слушать умел и мог иногда правильно среагировать на те слова и действия, которым был свидетелем в ходе выполнения своих охранных функций в Кремле. Правда, его выводы, как говаривал начальник Отдела международных связей Агентства печати «Новости» Зодиев в мою бытность «молодым и перспективным» сотрудником АПН, «надо было делить надвое, а потом на шестнадцать».
Однажды, в октябре 2003 года, мы встретились с ним в пабе «Темпл бар», который находился на Манежной площади напротив Вечного огня Неизвестному солдату у Кремлевской стены. Паб носил кодовое название «Напротив огня».
Фирсов сел напротив меня за столик. Взял одну из кружек пива, которые я заказал заранее, и сказал:
– Я тебе сейчас по бизнесу твоему важную наводку дам. Ты уж дальше сам соображай…- Он отпил пива из кружки.- Ты на Ходорковского выходы имеешь?
– Ну, знаю его бывших начальников по комсомолу, которые его центру технического творчества передали собственность комсомола. Он эту собственность потом приватизировал и создал свой банк. Ну, и так далее… Есть друг в руководстве одной из его структур. А что?
– Он – будущий премьер-министр,- сказал твердо Фирсов.
– Почему?
– У нас в Большом Кремлевском Дворце сегодня была встреча президента с олигархами. Когда Путин вошел в зал, олигархи все встали, а Ходорковский подошел к нему и начал с ним что-то обсуждать. Они отошли в сторону и продолжали обсуждать. Минут сорок разговаривали. Ходорковский ему; Володя, там.. Володя… Путин стоял его слушал внимательно, кивал… Они тихо между собой разговаривают, а все вокруг стола стоят… Точно. Будет премьер-министром!
– Почему сразу премьер-министром?
– А кем еще?
– А что они обсуждали?
– Откуда я знаю? Я что, пойму? И не мое это дело… Я говорю, Ходор ему: Володя, там, то… Володя, сё… Его что, Путин слушать будет, если Ходор у него не из самого ближнего круга? Точно. Ориентируйся на Ходорковского. Пусть твои друзья выводят тебя на него…
Ходорковский меня мало интересовал, как и Березовский. Мне хорошо было известно, из чего сложилось начальное богатство Ходорковского: руководство московского комитета ВЛКСМ, когда рушилась власть КПСС и СССР, перевели собственность комсомола в Москве на принадлежавший ВЛКСМ центр Научно-технического творчества молодежи (НТТМ) и сделали этот центр независимым. Центр возглавлял комсомолец Ходорковский, который и инициировал такую передачу собственности. Он и стал владельцем собственности ВЛКСМ в Москве, прежде всего зданиями, которых было несколько десятков (горкома, райкомов, клубы и так далее). Все это было частично куплено на взносы сотен миллионов советских комсомольцев и частично бесплатно передана городом московской молодежи. Часть центров сидело на городской собственности, которая также была за бесценок передана Ходорковскому. Это все Ходорковский потом приватизировал и на этой базе создал свой нефтяной и химический холдинг. Ну, плюс обналичка. Ну, плюс «кидок» клиентов банка и кредиторов в 1998 году, который он и несколько еще человек, совместно с «киндер-сюрпризом» устроили под видом дефолта.
Уважения Ходорковский у меня не вызывал. Холеный и гладкий вид был мне неприятен, как и его слащавая улыбка. Идти к нему мне было не с чем.
Это сейчас Ходорковский стал вызывать какое-то уважение. Не тем, что стал единственным, кого путинский режим выбрал для показательного наказания за нарушения законов и преступления, которые делали и совершали все олигархи. А потому, что, оказавшись в тюрьме, проявил и волю, и твердость, и стойкость, и способность сохранить разум. Хотя и не понятно, изменил ли он свое отношение к тому, что сделал? Ведь капитал-то стартовый все равно остался не его, а наращивал и преумножал он этот капитал тоже через преступления.
Если Ходорковский понял, что борьба за власть не стоит его жизни, если Ходорковский понял, что его богатство было основано на собственности миллионов других людей, если он готов каким-то образом вернуть долг людям, то из него выйдет после тюрьмы хороший и нужный для России политический деятель. Если он выйдет из тюрьмы с мыслью о борьбе за власть, о возвращении и приумножении богатств, то из него ничего не выйдет. Только кандидат на новую отсидку.
– Подумай о Ходорковском,- прощаясь в тот день, сказал мне Фирсов еще раз.
Через несколько дней я узнал, что против Ходорковского возбуждено уголовное дело. Потом его арестовали.
Когда мы опять встретились с Фирсовым, я его спросил:
– Василич, ты что же с Ходорковским так промахнулся?
– Хрен знает этих питерских,- удивленно и растерянно сказал Фирсов.- Правда, стояли и говорили, как самые близкие друзья… Ничего не понимаю. В советские времена или при Ельцине, если бы кто так поговорил с первым лицом, то точно означало, что человек идет на самый верх… А с Путиным… ничего не понятно… На хрена он с ним столько стоял и разговаривал? Ведь знал же, что тому в тюрьму идти… Послал бы его…
Вот матушка Лидия и пришла к Михаилу Васильевичу Фирсову, специалисту по политическим прогнозам и ответственному от ФСО и Комендатуры Кремля за связи с Патриархией и ГАИ, за советом: приглашать ей Березовского на прием к Патриарху или нет?
Фирсов ее выслушал и сказал:
– Ты сдурела, матушка, что ли? Какой тебе на хрен Березовский?! Или ты опять хочешь, чтобы Владыка тебе напомнил, чтобы ты лоб крестила?
А напомнил Фирсов матушке Лидии следующий случай…
( Продолжение следует)