Когда я в начале 2009 года в очередной раз выступил с заявлением о коррупции в Кремле, о попытках чиновников задавить и захватить «Москонверспром», теперь уже открыто, о коррупции говорили тихо, а о коррупции в Кремле вообще молчали. Ни одна газета не взялась тогда опубликовать об этом мой материал. Пришлось начинать публикации из Великобритании (в борьбе с коррупционерами я второй раз в жизни использовал заграницу; первый раз в 1995 году против ФСО; тогда помогло быстро, от меня отстали мгновенно).
Сейчас все изменилось. О коррупции не говорит только ленивый. Все стали борцами с коррупцией в России. Сейчас бы ни один блогер на этой теме не смог раскрутиться. Запоздай Навальный со своей раскруткой на несколько месяцев, сейчас был бы одним из тысяч.
Однако, как проблема, коррупция никуда не ушла. Более того, она разрастается неконтролируемым потоком. До каких размеров она дойдет, когда чиновники поймут, что им придется бежать из России, думать не хочется.
И все-таки, анализируя влияние коррупции на экономику и конкурентоспособность России и пытаясь найти конкретные пути выхода, надо оперировать конкретными числами и соотношениями. Поэтому один случай я хочу разобрать в цифрах и в динамике их роста.
Итак, возьмем строительство корпуса «Приморский» санатория «Сочи» УДП РФ. Стоимость его строительства по федеральным сметам в расценках 2005 года составляла 1,5 миллиарда рублей. В 2009 году, когда строительство должно было завершиться, сумма, с пересчетом по инфляционным коэффициентам, которые утверждает Министерство экономики РФ для бюджетных объектов, выросла до 2,5 миллиардов рублей.
Сумма была приблизительной, потому что проект был выполнен меньше чем на половину: отсутствовали подъездные пути, сети, больше половины инженерии, дизайн и проект номеров и других помещений корпуса. А то, что присутствовало в проекте, можно было назвать «хоть смейся, хоть плачь». На чертежах, например, арматуры несущих конструкций корпуса стояли печати, на которых было написано: «Кремлевский Дворец Съездов»! Автор — «Моспроект»!
Я эти чертежи хорошо знал. Когда мы в 2003 году начали работать в Государственном Кремлевском дворце (теперь он так называется, потому что съезды в нем не проводятся) в качестве генерального проектировщика реконструкции, то вопрос встал о получении старых чертежей, то есть чертежей, выполненных «Моспроектом» в 60-х годах, по которым КДС был построен.
В самом ГКД чертежи отсутствовали. «Моспроект» свой комплект передавать или копировать отказался: Михал Михалыч Посохин не мог мне простить, что я зашел на объект, который проектировался командой под руководством его отца, решившегося сломать Чудов монастырь в Кремле и за это получившего не только проект ГКД, но и должность главного проектировщика Москвы. Кремль так и считался вотчиной Посохиных. Вместо помощи он заявил, что раздавит любого, кто мне будет помогать, а лично мне прошептал на ухо: «Моя месть будет страшна!»
Чертежи мы достали в ФСО. Заместителем у меня в то время работал бывший заместитель коменданта Кремля Валерий Павлович Горелов, который нашел чертежи и вывез их из Кремля в наш офис в своей личной подержанной «мазде», не оформляя, как потом оказалось, вывоз. Когда мы закончили работу по этим старым чертежам, ФСО принимать чертежи отказалась, и мы передали их в УДП РФ начальнику отдела по проектированию объектов Ю. В. Усачеву. Затем он, видимо, отдал их проектировщикам «Южкоммунпроекта» в Сочи, которые работали по проектированию корпуса «Приморский».
В середине 2000-х было принято решение о проектировании в Сочи объектов под землетрясение в 9 баллов. Проектировщики не могли или не хотели тратить время и деньги на проектирование и расчеты для подобных сооружений. Попросили Усачева дать что-либо подобное. Тот дал чертежи КДС, который был рассчитан, чтобы выдержать бомбежку. Деньги, сэкономленные на чертежах, как и на не выполненных вообще разделах, были, естественно, распилены.
Поэтому сметы были довольно приблизительные. Более того, Госэкспертиза, получив не проект, а огрызок, отказывалась его утвердить, что не позволяло открыть бюджетное финансирование.
Я к этому времени уже выиграл тендер, подписал контракт, в котором были обозначены сроки выполнения работ. Надо было начинать, а финансирования не было. Время шло. Начали заходить на объект за свои деньги.
Усачев предложил дать ему 600 тысяч рублей для взяток в Госэкспертизу, чтобы утвердить контракт. Я сначала отказался: пусть платят проектировщики. Однако проектировщики грубо послали всех, кто предложил им этот вариант выхода из тупика. Мне на это пожаловался сам Усачев. Стало понятно, что деньги были обналичены и ушли на откаты в Управление делами президента. Поэтому проектировщики имели моральное право «послать» чиновников. Чиновники же полученные взятки и откаты отдавать не привыкли. Был тупик. Пришлось подарить Усачеву свои деньги, чтобы он выкрутился. А то он, как отвечающий за прохождение проектов и смет в Госкспертизе, мог и нагоняй получить. А он как раз в то время пошел на повышение, в любимчиках Чауса ходил, орден получил государственный за отличную работу на благо Родины и квартиру от Управления делами президента.
Усачев отнес деньги в Госэкспертизу (какую часть, не знаю, говорил, что все). Проект был утвержден, мы получили финансирование.
Убрали нас с объекта, когда корпус стоял уже под крышей, несколько номеров были выполнены в натуре. Все это было утверждено управляющим делами президента Кожиным, а нами осмечено, поэтому я могу с точностью до десятков тысяч рублей называть суммы и стоимости строительства.
Итак, реальная стоимость строительства корпуса составляла приблизительно 2,1-2,150 миллиарда рублей. Это если исходить из того, что генеральный подрядчик будет работать исключительно за генподрядные 4-5%, через субподрядчиков, имея на объекте как свои службы только технадзор, сметный отдел и вспомогательные подразделения. Сумма эта была нами проверена через Китайскую строительную корпорацию, которую я планировал взять в качестве основного субподрядчика для выполнения работ, для которых требовалось большое количество рабочих. Правда, Лещевский взять китайцев мне не дал, навязав своих подрядчиков, которые были на 20-4 % дороже: сочинский «Спецморстрой», югославский «Харвинтер» и других.
В этой ситуации я мог вписаться в деньги, сокращая объемы работ навязанных нам субподрядчиков, используя собственную технику, производя бетон, осуществляя прямые закупки оборудования и материалов для корпуса.
В итоге стоимость строительства могла быть ограничена 2,15 миллиарда рублей. Выделено было в ценах 2009 года 2,5 миллиарда рублей. Откатов с меня требовали 15%. Таким образом, мне удавалось вписаться в стоимость без ее завышения.
После того как нас удалили с объекта и на объект зашло подконтрольное чиновникам и возглавляемое вором без тормозов Бондарем ФГУП «Строительное объединение» УДП РФ, тот же «Харвинтер», стоимость строительства (при наличии здания под крышей и не освоенного нами 1 миллиарда рублей) была увеличена еще на один миллиард. Для этого в тендерную документацию для выделения этих средств были включены работы, которые нами были уже выполнены и государством оплачены, например, фундамент здания. Всего на 840 миллионов рублей.
То есть мы имеем следующие расчеты:
– нормальная цена, сравнимая с мировой, — 2,15 миллиарда рублей;
– цена со среднестатистическими откатами, принятыми в УДП РФ в середине 2000-х годов, — 2,5 миллиарда рублей;
– цена с уровнем коррупции в 2009 году — 3,5 миллиарда рублей.
Если принять реальную, справедливую цену за единицу, то получим:
1 – 1.163. – 1.63
И это с учетом того, что здание на 70% было построено по старым размерам коррупционного налога. Таким образом, мы можем предположить, что к концу 2009 года коэффициент коррупционного роста стоимости продукции в бюджетном строительстве составлял не менее 2-2,5. Сколько он составляет сейчас: 3, может быть 3,5, 4?
Не знаю. Уже три года с меня откатов не требуют.
О чем это говорит? О том, что российская экономика, во всяком случае в ее части, связанной с финансированием из бюджета, стала абсолютно неконкурентоспособной! Мы не можем конкурировать ни с кем!
Это касается не только ФГУП и госкорпораций, но и частных компаний, которые привыкли работать с бюджетом.
В 2010 году был небольшой шторм в 5 баллов. Нигде и никому он не создал проблем. В Адлере нанесло гальку на дорогу, которая идет вдоль пляжа и ничем не защищена. Случилось лишь одно: смыло порт, который строительные компании Дерипаски сооружали для Олимпиады в Сочи. Путину перед камерами телевидения, то есть для вещания на народ, Козак озвучил идиотскую версию о небывалом шторме, который случается раз в десять лет. Что он говорил без камеры, не знаю: нашел особую кривизну и разрушительную силу волн или еще что-то. В реальности дело объяснялось просто: проектирование предполагало проведение изысканий в зоне строительства, в том числе работу водолазов, бурение для определения глубины залегания твердых пород, на которые должны были встать, забурившись, опоры портовых сооружений. Деньги для этого были выделены немалые: эти работы по расценкам очень дорогие. Но изыскания не были выполнены, деньги были или распилены, или пошли в дополнительную прибыль, закрывая прежние убытки и долги структур Дерипаски, что в принципе означает одно и то же. Опоры воткнули в гальку, которая их не держит, а в шторм, болтаясь и перемещаясь вместе с волнами, валит такие опоры и портовые сооружения, будто они построены из спичек.
Так строят при Путине. И изменить что-либо он уже не в силах! Уровень коррупции, который достиг режим, требует вести работы и управлять экономикой по определенным технологиям, а эти технологии сами по себе затратны. Даже без учета воровства.
Олимпиада обойдется российскому народу, по разным западным данным, до 20 раз дороже, чем, например, Олимпиада в Ванкувере. В 6-8 раз дороже, чем Олимпиада в Лондоне. А ведь в Лондоне пройдет не зимняя Олимпиада, а летняя, что само по себе требует в разы больших капиталовложений!
Для того чтобы построить олимпийские объекты Ванкувера, была создана специальная программа, но не в нашем понимании. Не правительственная программа в сотни страниц, утвержденных правительством, на которых расписано, кто и что будет делать и какие цели преследовать, сколько будет выделено средств и каким бюрократическим структурам, чтобы потом все это не раз пересматривать, увеличивать или уменьшать в зависимости от политического влияния группировок и состояния дел (причем, завалив дело, часто в нашей стране можно получить дополнительные деньги быстрее, чем правильно выполняя задачи и эффективно расходуя средства).
В Ванкувере, а затем в Лондоне были созданы компьютерные программы, которые делали ненужными такие громоздкие, супертормозные и затратные структуры, как Государственная корпорация «Олимпстрой».
Такая программа включает в себя все, начиная с планирования территории, проектирования объектов и инфраструктуры и заканчивая проведением Олимпийских игр и использованием жителями города олимпийского «наследия». Каждый подрядчик, будь то проектная организация, которая ведет группу объектов, или фирма, которая проектирует систему кондиционирования или канализации небольшого объекта, поставщик материалов и производитель любых работ, имеет доступ к этой программе и обязан работать только через нее, а не с чиновниками из правительственных структур и даже не с сотрудниками генподрядчика. Договариваться не с кем.
Подрядчик пишет письма, согласовывает решения, вводит изменения и корректировки только через программу и внутри ее. Никто не имеет возможности что-то изъять, изменить задним числом. Все действия, все решения, вся работа идет через эту программу и в этой программе остается. Технический заказчик, он же компания, управляющая проектом, через программу контролирует сроки и график выполнения работ, выставляя флажки-напоминания за минуты отставания от графика.
Проект выполняется не просто в 3D, как «Аватар», а в 4D и 5D. То есть проектирование объекта осуществляется в трехмерном измерении, от основы, например, подготовки строительной площадки, городка строителей, подъездных дорог, котлованов, арматурного каркаса, до окраски внутренних стен и расстановки мебели. 4D требует выстраивания проекта в рабочей последовательности и с учетом рабочего времени, включая трудозатраты и необходимые ресурсы: трудовые и материальные. То есть если вы хотите иметь проект стадиона в 4D, то проектировщик и подрядчик должны выстроить весь процесс строительства, начиная с первого дня, указывая, что и в какой последовательности делается, сколько нужно для этого материалов, сколько нужно людей и каких специалистов. То есть весь процесс строительства разбивается на кадры, каждый из которых фиксирует один день строительного процесса.
5D переводит весь процесс и весь проект в денежное выражение по текущим ценам. Все, круг замкнулся! Попробуй своруй или попили. Любое изменение фиксируется, любое письмо остается навечно. Допуск к программе ограничен уровнями: для каждой фирмы, для каждого специалиста свой.
Лондонские проектировщики создавали эту программу почти два года. А потом началась стройка. Если кто-то задерживает график хоть на один день, программа выдает предупреждение. Программой руководит управляющая компания, которая отслеживает весь процесс строительства. Фактически эта компания выполняет роль нашего «Олимпстроя», а здесь, как говорится, почувствуйте разницу! В 2009 году в управляющей компании на лондонской стройке работало 32 человека. Правительство Ее Величества оплачивало компании только трудозатраты из расчета работы 32 специалистов. И все! Они даже ездят на работу на своих личных автомобилях и сами платят за бензин. Да, эта компания получает еще 15% от экономии средств, которая будет достигнута благодаря найденным этой компанией решениям, повысившим эффективность строительства и сократившим затраты. Естественно, такие решения уже найдены и позволят заработать управляющей компании миллионы фунтов прибыли, а бюджету Великобритании — десятки миллионов.
Я не буду сейчас говорить об «Олимпстрое», где более тысячи сотрудников, только вице-президентов 8 человек. 35 департаментов, которые имеют право на согласование документов и этим правом вовсю пользуются, пытаясь доказать свою нужность. Десятки служебных автомобилей и водителей, как в Сочи, так и в Москве. Содержание этого монстра обходится в 10% от расходов на олимпийское строительство, а это десятки миллиардов рублей. Этот монстр порождает горы бумаг, счетов за гостиницы, производит задержки в платежах и пробуксовки с решением любого вопроса, если в нем нет личных заинтересованностей олимпстроевских чиновников.
Я говорю о другом: о системной технологической отсталости России. О неспособности путинской группировки вытащить Россию из этой отсталости. Воровство, коррупция, как раковая опухоль, переродила экономику России, не дала ей возможность воспользоваться технологическим рывком.
Мы вошли в другое технологическое время. Мы живем, когда интернет автоматически записывает и сохраняет наши действия, спецслужбы записывают автоматически, как мы ходим по улицам, магазинам и метро, наши разговоры по мобильным, как только мы называем кодовые слова; Путин, Кремль, правительство, оппозиция, Болотная и т. д. Если наши телефоны не на постоянной прослушке.
Мы все живем уже в программе 6D. Шесть потому, что она не нами создана. Это какая-то новая сущность, новая реальность. Эта программа прощупывает и просвечивает тебя. Информация перетекает из одного уровня в другой, независимо от конкретного человека. Сейчас невозможно сесть, подумать а-ля Шерлок Холмс и просчитать шаги и действия наперед.
Сейчас самое главное надо держать только в себе, до того как это станет реальностью. Выявлять и учитывать тенденции и стремиться двигаться вперед, учитывая эти тенденции, которые постоянно видоизменяются. Но свои самые важные планы вы должны держать только в себе.
Мир старается где-то противостоять новой реальности, где-то ее использовать. И только Россия не может ей ни противостоять, ни толком использовать. Россия пытается остаться вне этой реальности, потому что коррупция и новая прозрачность бытия не совместимы. Или прозрачность, или коррупция, отсутствие свободы слова и мысли, обман, унижение достоинства людей, пренебрежение их мнениями, желаниями, судьбами и жизнями.
Конечно, режим приспосабливается, но путь приспособления и видоизменения опять же выбирается извращенный: свои затраты режим пытается не снизить, а оправдать. В строительстве это делается за счет смет.
Для определения в сметах стоимости материалов и оборудования используются протоколы выбора оборудования. Предоставляются коммерческие предложения трех компаний. Соответствующая комиссия определяет из трех поставщиков того, с кем и будет заключен контракт. При этом можно неограниченно увеличивать стоимость. Приглашаются известные друг другу фирмы, которые заранее знают, кто победит и в каком тендере, выставляют они оборудование по заранее оговоренным ценам.
Созданы электронные торги, но и на них разработана технология обмана. Если торги идут не под контролем, происходит их срыв, отмена, а затем повторное проведение, но уже так, чтобы мешающая сторона в новом этапе не участвовала.
Хотя введение торгов сбило цену, но бюрократы сразу же начали кампанию о том, что торги выигрывают те компании, которые не могут выполнить работы. Более того, такие компании создаются самими чиновниками, для того чтобы участвовать в торгах, если известно, что торг будет жестким. Эти компании демпингуют, выигрывают тендер, а потом отказываются подписать контракт. Тендер объявляют заново, но проводят уже тихо.
Российские сметы также имеют свою особенность. Во-первых, они делаются частными компаниями, которые принадлежат чиновникам, контролирующим ценообразование. Федеральные чиновники имеют свои сметы. Московские чиновники делают свои. Областные сметы делаются под контролем областных чиновников. И т. д. Ведь за использование смет все строительные и проектные фирмы платят. Эти чиновники и компании — производители смет непрерывно воюют друг с другом за рынок. Ищут поддержку своих федеральных, городских или областных руководителей, а следовательно, с готовностью решают проблемы. Например, если нужно увеличить цены на строительство какого-то объекта, сразу находят причины, вводят новые коэффициенты и т. д.
В нормальном мире применяются ресурсные сметы: стоимость материалов определяется по данным статистики, в том числе на стоимость оборудования и материалов. Информацию эту предоставляют не поставщика, а производители. Фирмы открыто заявляют цены на свою продукцию: для дилера, для поставщика оборудования, для генподрядчика (рекомендованные). Меняются цены редко, обычно один раз в год. Обычно не более чем на пять процентов. А у нас нередко заказчик-госкомпания не дает производителю назвать цену на оборудование. Спрашиваешь: почему не даете? А производитель отвечает: не могу. Мне заказчик запретил давать пока цену. Он требует, чтобы цена была с ним согласована.
То есть сидит чиновник во ФГУПе, например, «ДСР» Управления делами президента РФ и диктует производителю, какую цену ему давать поставщику, то есть какой размер отката надо заложить в цену. Так было у меня и на «Приморском», когда «Союзлифтмонтаж» не мог дать цену, потому что Ольшевский, заместитель директора «ДСР», должен был поставить эту цену; или на корпусе 14 Кремля, где российская компания «Флект» предлагала нам финское оборудование по цене в 3,5-4 раза выше, чем европейские поставщики, а те же Ольшевский и его директор Смирнов настаивали на покупке оборудования только через «Флект» и только по этим завышенным ценам.
Сейчас Ольшевский и Смирнов продолжают пилить деньги в Кремле и на других объектах УДП РФ. Как и Лещевский. Несмотря на уголовное дело, которое я на них возбудил больше полутора лет назад.
Стоимость труда и производительность труда, то есть трудозатраты, определяются в Европе, например, специальными нормами, которые оформлены в виде справочников, утвержденных государственными органами. Они применяются всеми фирмами и меняются крайне редко. В некоторых странах для упрощения приняты немецкие нормы трудозатрат, а потом к ним применяют коэффициенты для пересчета: производительность австрийского сервисного специалиста в американской транснациональной корпорации «Йорк Интернэшнл» определялась в 80% от производительности немца. Для России в 1992 году был предложен коэффициент 0,3. Через два года мы вышли на немецкий уровень, а потом по отработке превысили его. В 1997 году полтора десятка сервисников «Йорка Россия» принесли 3 миллиона долларов дохода.
Я это все вспоминаю по одной причине: мы должны понять, что без антикоррупционных мер, причем конкретных, мы ничего в России уже не сделаем! В программе реформ антикоррупционная часть должна занимать главное место.
Ну вот. Общие рассуждения я закончил. К тому же надо соблюдать объем материала. Обещаю, что со следующей части буду говорить только о конкретных предложениях.
Продолжение следует.
