Вчера я получил два письма: одно от оценщика объектов недвижимости, другое из банка. От оценщика письмо я ждал неделю, из банка письмо я не ожидал.
Оценщик должен был определить настоящую стоимость нашего дома в Гилдфорде (старинный город в графстве Сарри, 35 миль от Лондона, на холме над городом, три минута ходьбы до центра), а также вероятную стоимость дома после его расширения и реконструкции по утвержденным городским Советом планам.
Оценщик обещал прислать свое заключение еще в прошлый понедельник. Я прождал почти неделю, просидев все дни на Международной конференции по миграционному кризису в Европе, которая только позавчера закончилась (я входил в оргкомитет), а вчера написал ему письмо, требуя объяснений задержки.
Оба полученных письма я прочитал, когда мы с Ириной пили кофе в супермаркете «Уэйтроуз», куда зашли купить продуктов и выпить кофе со свежей булочкой. Я зашел на почту в своем айфоне и увидел два новых письма. Прочитал и рассмеялся.
— Что там? — спросила Ирина.
Я пересказал содержание писем. Оценщик, отвечая на моё письмо, пообещал, что пришлет отчет в следующий понедельник, и объяснил свою задержку необходимость понять, что будет с ценами на недвижимость в результате референдума, в ходе которого британцы высказались за выход из ЕС. «В результате неожиданного решения о выходе из ЕС, — писал он, — я не могу предвидеть, как будет изменяться цена на дома. Нужно несколько дней, чтобы понять тенденции рынка».
Письмо от менеджера банка было длинным и не менее красноречивым. «Валерий и Ирина, — писал менеджер из бизнес отдела банка Саймон, — хотел бы заверить вас в том, что неожиданное решение британского народа о выходе из ЕС не повлияет на наше сотрудничество. Мы будем и впредь поддерживать ваши проекты…» и так далее.
Мне было и смешно и странно. Я совершенно не скрывал, что, во-первых, считал выход Великобритании из ЕС наиболее вероятным, даже гарантированным, результатом референдума, а во-вторых, что такое решение будет безусловно на пользу Великобритании и ее рынку жилья. Причем, я это обсуждал и с тем же оценщиком, и с менеджером банка. И на тебе: «неожиданное решение британского народа…», «не могу определить тенденции рынка…» При этом, оба британца разделяли, во всяком случае, на словах, моё мнение, причем, разделяли энергично, уверенно и даже страстно…
Удивительно, как умудряются британцы «зависать», столкнувшись с неоднозначной ситуацией! Будь то выборы, предстоящий референдум, результаты референдума… Все, что меняет ситуацию, вызывает замыкание в мозгах или расстройство. Любая неопределенность, непредусмотренная законами, заставляет британца задуматься. А если британец задумается, то это надолго, и не просто надолго, а очень надолго, потому что что только не лезет в его голову… Главное, что лезет в нее, — это сомнения. А вдруг он думает неправильно? А что думают другие? Что на это все скажет мистер Смит и сэр Баннет? А мадам Элистер с улицы Хитфилд (Вересковые поля)? Или ребята из Сити? Вчера они говорили одно, а сегодня, выпьют эля в пабах Сити и решат по-другому. А потом об этом заявят газетам, а я уже написал другое, и что мне потом скажут? Что я сделал ошибку, что я виноват, пойдут в суд… Дальше у британца наступает паралич. Паралич всего: мысли, воли, речи… После появления в мозге понятия и образа «суд» у британца наступает полный паралич… Во всяком случае, как показывают эти два письма, паралич наступает до понедельника гарантировано!
И тут я понял, что надо написать материал о «брекзите», то есть о выходе Британии из ЕС. Я ничего не писал почти год. Не было времени. И сейчас его нет, но теперь написать надо. Мимо «брекзита» пройти я не могу!
Итак, почему Британия должна была проголосовать за выход?
«Если не всех обломаем, то всех поимеем»
В соответствии с законом о борьбе и единстве противоположностей, в британцах, как и в других народах, уживаются две противоположности, Разница с другими народами в том, что в британцах эти противоположности доведены до предела.
Нижние слои британского общества имеют преимущественно сознание грефоподобное, то есть упрощенное до предела образованием, компьютерными играми, кинофильмами широкой рекламы, СМИ и шоу бизнесом. Эти британцы не умеют считать в уме, привыкли отвечать на тесты, то есть не умеют задавать вопросы сложнее самых примитивных и повседневных, а чтобы ответить, им нужны другими предложенные варианты ответов. Если предложенных вариантов нет, то наступает паралич. Зато они умеют быстро и энергично «кликнуть кнопкой компа», выбрав наиболее возможный, с их точки зрения, вариант, если варианты кто-то подготовил и представил.
Они не умеют писать сложные слова и предложения, которые включают более пяти слов. Они не знают запятых. Они знают цифры (1…9), справляются с десятками, но тормозят на тысячах, просто потому, что они никогда не получают фунты тысячами и никогда тысячами не платят. Если обычного британского строителя или даже бригадира попросить написать расписку в получении тысячи фунтов за выполненную работу, он зависнет, потому что он никогда не писал и не читал слово «thousand». Даже если он зарабатывает в месяц несколько тысяч фунтов, эти виртуальные тысячи разбиты на единицы и десятки наличных. Он получает на руки единицы, десятки или сотни, на них пишут расписки и ими же расплачиваются.
Такие британцы болеют за футбольные клубы, а самые продвинутые за регбийные. Они пьют эль и пиво, по пятницам и праздникам запивая дешевым виски или водкой, и сознание у них отключается на несколько часов быстрее тела. Они уже давно ничего не понимают и не соображают, но продолжают, как заведенные, делать то, что делали при последних проблесках сознания.
Самые «продвинутые» из них способны замечать новые тенденции и технологии и даже восхищаться ими, хотя обычно они воспринимают как новейшее то, что уже устарело, что уже отброшено теми, кто идет впереди. В России тоже таких много. Вот, Греф, например, взахлеб рассказывает о том, что увидел у других, не понимая и не зная, что эти другие показывают и рекламируют то, что уже надо сбыть и заменить более совершенным и новым. Такие «грефы» и в Британии, и в России бегут за новым, получая и жуя всегда устаревшее, они питаются продуктами культуры, науки, бизнеса «второй свежести».
В общем, первую «противоположность» составляют те британцы, которыми хотят стать наши «грефы», или какими Греф, судя по его выступлениям о реформе образования, хочет сделать большинство населения России.
У британцев на другом полюсе социального и умственного развития сознание и ум доведены до предела изощренности, завуалированности и закамуфлированности. После аннексии Россией Крыма у них особо модным стало слово «maskirovka», которое они произносят с радостным возбуждением и неповторимым британским акцентом.
Эти британцы учатся в дорогих частных или в лучших бесплатных государственных школах. Такие элитные государственные бесплатные школы курируются и контролируются церквями. Чтобы поступить в такую школу, надо проживать на определенных улицах вокруг какой-нибудь Saint Dunstan Church, быть ее верным прихожанином, ходить (или ездить в коляске) в церковь с родителями каждую субботу с младенчества и быть записанным в список будущих учеников с возраста не старше двух лет.
В этих школах учат не только отвечать на тесты, но прежде всего писать сочинения, говорить с уверенностью древнегреческого оратора на любые темы и писать научные работы с младших классов. В этих школах еще в 1980-х годах вводили изменения, заимствованные из советской школьной системы, особенно из опыта специальных школ с углубленным изучением физики, математики или гуманитарных предметов, например, иностранных языков. В этих британских школах до сих пор обсуждают необходимость дальнейшей реформы образования с учетом советской школьной и академической науки, правда, на основе уже своих новых разработок педагогической науки, и не подозревают о том, что в нынешней России советскую систему опускают до британской школы для мигрантов и бедных слоев.
В элитных школах британцев готовят к поступлению исключительно в университеты первой десятки, а после университетов становиться теми, кто творит новое, придумывает то, чего пока не было, открывать новые горизонты. В худшем случае, становиться политиками, адвокатами, играть на финансовых биржах, преподавать, программировать или писать аналитические статьи. При этом, изощренность их ума гипертрофируется типичным для англичан лицемерием, скрытностью, эгоизмом и неистребимым желанием пиратствовать.
Эти британцы говорят одно, думают другое, имеют ввиду третье, а ведут дело к четвертому. Они мастера намёков. Они с ходу понимают любой намёк, полунамёк или отсутствие намёка, если таковой ожидался, причем в этом случае молчание и отсутствие намёка производит самое сильное на них впечатление. Отсутствие ожидаемого слова или намёка равно для них самому громкому заявлению.
Разгадывать словесные ребусы моих друзей британцев – самое интересное моё занятие в Лондоне. К сожалению, у меня не всегда получается эти ребусы–намёки разгадать. И тогда мне на помощь приходят несколько друзей англичан, которые воспринимают мои попытки познать британскую умственную извращенность с радостью колониального аристократа-натуралиста XVIII века, который где-нибудь в Хайдарабаде или Джайпуре учил индийского раджу пить джин с тоником и чай с молоком.
«Валерий, направляю письмо Д… . Он пишет… . В действительности, он хочет сказать… . Это означает …» Ну, приблизительно по этой схеме. Конечно, не всегда. Меня все-таки считают неприлично сообразительным для неангличанина, но периодически и мне требуется разжевывать написанное. Иногда я сам, разозленный способностью британцев не называть вещи своими именами, прошу их разжевать и переварить то, что мне пишут: «Тим, получил письмо от …. . Письмо очень интересное, но не мог бы ты мне объяснить, что он имеет ввиду реально. Моей сообразительности на разгадку этого … не хватает…»
Так вот, британцы проявили свои качества в ходе подготовки референдума о выходе из ЕС блестяще. Одни решили вопрос просто, рефлексом на раздражение, которое у них вызывали Кэмерон, политика, при которой они теряют достойную, с их точки зрения, работу и переходят на другую, теряя при этом в правах и зарплатах. Они проголосовали, среагировав на мысль о том, что Британия кормит армию чиновников в Брюсселе, тратя на них больше своего военного бюджета. Они среагировали на мигрантов, которые скапливались как раз там, заполняя городки, больницы и школы, где живет, лечится и учится народ привыкший «кликать кнопкой», а также на рост налогов, стоимости жилья, на мысль о том, что ни им, ни их потомкам никогда уже не суждено купить жилье в собственность. Никогда. Никакого. А таких 60% британцев. И будет 80% всего лишь через 10 лет…
Британцы, которые находятся на другом полюсе умственного и морального развития (или деградации, бывает всякое), затеяли вокруг референдума такие игры, такие намёки накрутили и напутали, что сами потерялись и запутались, обманули сами себя и мир заодно с собой.
Вот, например, для чего премьер министр Дэвид Кэмерон затеял этот референдум, который угробил его политическую карьеру? Давайте разбираться. Итак,
Во-первых, для того, чтобы придавить ЮКИП, молодую партию «независимости Великобритании», которая выступала против мигрантов и за выход из ЕС. ЮКИП забирала на выборах голоса у консерваторов, обещая, если придет к власти, закрыть границы и провести референдум о выходе из ЕС. Кэмерон решил перехватить инициативу, провести референдум победить и закрыть вопрос, прихлопнув тем самым ЮКИП.
Во-вторых, он хотел придавить группу в собственной Консервативной партии, которая выступала за реформы ЕС или за выход из ЕС, если реформы будут невозможны.
Тут уже начинались «британские игры ума». С одной стороны, части консерваторов было «противно» платить десятки миллиардов фунтов на кормежку и размножение евробюрократов, которые все больше забирали власти, демонстрируя при этом все меньше ума и профессионализма. С другой стороны, референдум и полемика вокруг него давала возможность некоторым политикам, например, таким как Майкл Гоув, одному из наиболее интеллектуально одаренных консерваторов из друзей Дэвида Кэмерона, раскрутить себя и выйти в авангард борьбы за пост лидера партии после ухода Кэмерона с поста премьера.
Этот же аспект интересовал и тех, кто, как, например, нынешний министр финансов Джордж Осборн, хотел победой над евроскептиками в своей партии (в частности, над тем же Гоувом) убрать их со своего пути к креслу премьера.
И тем, и другим приятной была мысль о том, что если поставить вопрос о референдуме и напугать прилично Брюссель, Страсбург и Берлин с Парижем, то те будут вынуждены пойти на реальные уступки для Британии, а если выторговать что-то приличное, что-то особое, то это сильно понравится британским избирателям, и консерваторы могут рассчитывать на победу на следующих выборах почти гарантировано.
Кэмерон, в свою очередь, мог рассчитывать на то, чтобы стать легендарным премьером и уйти с поста победителем, если он сделает особыми условия для Британии в ЕС. Лондон станет особым членом ЕС, а сам Кэмерон останется в истории Британии особым премьером и уйдет с поста премьера сам, по своей воле, находясь в высшей точке популярности. Потом всю жизнь можно будет… и так далее.
Но был еще один момент в плане Кэмерона о проведении референдума, и эта задумка пришлась по душе в Брюсселе, Страсбурге и Берлине. Британия считалась самым надежным членом ЕС среди стран евроскептиков. Да, в Британии были сильны настроения против ЕС, но громадное большинство населения, как показывали опросы, выступало за сохранения членства в Евросоюзе. Экономическая ситуация в Британии казалась стабильной, страна развивалась самыми быстрыми темпами среди стран ЕС. Британцы всегда отличались толерантностью в отношении мигрантов, эксцессы и выступления, конечно, были, но в подавляющем большинстве народ и политики миграцию приветствовали.
Таким образом, казалось, что если поставить вопрос о выходе из ЕС на референдуме именно в Британии, то есть раньше других стран, то победа Кэмерона и ЕС обеспечит покой и свободу от давления евроскептиков во всех странах Европы. Более того, это станет демонстрацией привлекательности ЕС и всего Европроекта, народы и политики из близлежащих стран еще сильнее потянутся в Брюссель, даже если сильнее тянуться уже почти невозможно (бедные украинцы уже почти надорвались, а турки уже бьются в истерике), а там может быть и другие, типа России, задумаются о вхождении в ЕС, естественно, на условиях Брюсселя.
Как говорил один не очень приятный персонаж о своих не очень приятных и достойных планах: «Если не всех обломаем, то всех поимеем!»
Однако, гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
(Продолжение следует)
Вчера я получил два письма: одно от оценщика объектов недвижимости, другое из банка. От оценщика письмо я ждал неделю, из банка письмо я не ожидал.
Оценщик должен был определить настоящую стоимость нашего дома в Гилдфорде (старинный город в графстве Сарри, 35 миль от Лондона, на холме над городом, три минута ходьбы до центра), а также вероятную стоимость дома после его расширения и реконструкции по утвержденным городским Советом планам.
Оценщик обещал прислать свое заключение еще в прошлый понедельник. Я прождал почти неделю, просидев все дни на Международной конференции по миграционному кризису в Европе, которая только позавчера закончилась (я входил в оргкомитет), а вчера написал ему письмо, требуя объяснений задержки.
Оба полученных письма я прочитал, когда мы с Ириной пили кофе в супермаркете «Уэйтроуз», куда зашли купить продуктов и выпить кофе со свежей булочкой. Я зашел на почту в своем айфоне и увидел два новых письма. Прочитал и рассмеялся.
— Что там? — спросила Ирина.
Я пересказал содержание писем. Оценщик, отвечая на моё письмо, пообещал, что пришлет отчет в следующий понедельник, и объяснил свою задержку необходимость понять, что будет с ценами на недвижимость в результате референдума, в ходе которого британцы высказались за выход из ЕС. «В результате неожиданного решения о выходе из ЕС, — писал он, — я не могу предвидеть, как будет изменяться цена на дома. Нужно несколько дней, чтобы понять тенденции рынка».
Письмо от менеджера банка было длинным и не менее красноречивым. «Валерий и Ирина, — писал менеджер из бизнес отдела банка Саймон, — хотел бы заверить вас в том, что неожиданное решение британского народа о выходе из ЕС не повлияет на наше сотрудничество. Мы будем и впредь поддерживать ваши проекты…» и так далее.
Мне было и смешно и странно. Я совершенно не скрывал, что, во-первых, считал выход Великобритании из ЕС наиболее вероятным, даже гарантированным, результатом референдума, а во-вторых, что такое решение будет безусловно на пользу Великобритании и ее рынку жилья. Причем, я это обсуждал и с тем же оценщиком, и с менеджером банка. И на тебе: «неожиданное решение британского народа…», «не могу определить тенденции рынка…» При этом, оба британца разделяли, во всяком случае, на словах, моё мнение, причем, разделяли энергично, уверенно и даже страстно…
Удивительно, как умудряются британцы «зависать», столкнувшись с неоднозначной ситуацией! Будь то выборы, предстоящий референдум, результаты референдума… Все, что меняет ситуацию, вызывает замыкание в мозгах или расстройство. Любая неопределенность, непредусмотренная законами, заставляет британца задуматься. А если британец задумается, то это надолго, и не просто надолго, а очень надолго, потому что что только не лезет в его голову… Главное, что лезет в нее, — это сомнения. А вдруг он думает неправильно? А что думают другие? Что на это все скажет мистер Смит и сэр Баннет? А мадам Элистер с улицы Хитфилд (Вересковые поля)? Или ребята из Сити? Вчера они говорили одно, а сегодня, выпьют эля в пабах Сити и решат по-другому. А потом об этом заявят газетам, а я уже написал другое, и что мне потом скажут? Что я сделал ошибку, что я виноват, пойдут в суд… Дальше у британца наступает паралич. Паралич всего: мысли, воли, речи… После появления в мозге понятия и образа «суд» у британца наступает полный паралич… Во всяком случае, как показывают эти два письма, паралич наступает до понедельника гарантировано!
И тут я понял, что надо написать материал о «брекзите», то есть о выходе Британии из ЕС. Я ничего не писал почти год. Не было времени. И сейчас его нет, но теперь написать надо. Мимо «брекзита» пройти я не могу!
Итак, почему Британия должна была проголосовать за выход?
«Если не всех обломаем, то всех поимеем»
В соответствии с законом о борьбе и единстве противоположностей, в британцах, как и в других народах, уживаются две противоположности, Разница с другими народами в том, что в британцах эти противоположности доведены до предела.
Нижние слои британского общества имеют преимущественно сознание грефоподобное, то есть упрощенное до предела образованием, компьютерными играми, кинофильмами широкой рекламы, СМИ и шоу бизнесом. Эти британцы не умеют считать в уме, привыкли отвечать на тесты, то есть не умеют задавать вопросы сложнее самых примитивных и повседневных, а чтобы ответить, им нужны другими предложенные варианты ответов. Если предложенных вариантов нет, то наступает паралич. Зато они умеют быстро и энергично «кликнуть кнопкой компа», выбрав наиболее возможный, с их точки зрения, вариант, если варианты кто-то подготовил и представил.
Они не умеют писать сложные слова и предложения, которые включают более пяти слов. Они не знают запятых. Они знают цифры (1…9), справляются с десятками, но тормозят на тысячах, просто потому, что они никогда не получают фунты тысячами и никогда тысячами не платят. Если обычного британского строителя или даже бригадира попросить написать расписку в получении тысячи фунтов за выполненную работу, он зависнет, потому что он никогда не писал и не читал слово «thousand». Даже если он зарабатывает в месяц несколько тысяч фунтов, эти виртуальные тысячи разбиты на единицы и десятки наличных. Он получает на руки единицы, десятки или сотни, на них пишут расписки и ими же расплачиваются.
Такие британцы болеют за футбольные клубы, а самые продвинутые за регбийные. Они пьют эль и пиво, по пятницам и праздникам запивая дешевым виски или водкой, и сознание у них отключается на несколько часов быстрее тела. Они уже давно ничего не понимают и не соображают, но продолжают, как заведенные, делать то, что делали при последних проблесках сознания.
Самые «продвинутые» из них способны замечать новые тенденции и технологии и даже восхищаться ими, хотя обычно они воспринимают как новейшее то, что уже устарело, что уже отброшено теми, кто идет впереди. В России тоже таких много. Вот, Греф, например, взахлеб рассказывает о том, что увидел у других, не понимая и не зная, что эти другие показывают и рекламируют то, что уже надо сбыть и заменить более совершенным и новым. Такие «грефы» и в Британии, и в России бегут за новым, получая и жуя всегда устаревшее, они питаются продуктами культуры, науки, бизнеса «второй свежести».
В общем, первую «противоположность» составляют те британцы, которыми хотят стать наши «грефы», или какими Греф, судя по его выступлениям о реформе образования, хочет сделать большинство населения России.
У британцев на другом полюсе социального и умственного развития сознание и ум доведены до предела изощренности, завуалированности и закамуфлированности. После аннексии Россией Крыма у них особо модным стало слово «maskirovka», которое они произносят с радостным возбуждением и неповторимым британским акцентом.
Эти британцы учатся в дорогих частных или в лучших бесплатных государственных школах. Такие элитные государственные бесплатные школы курируются и контролируются церквями. Чтобы поступить в такую школу, надо проживать на определенных улицах вокруг какой-нибудь Saint Dunstan Church, быть ее верным прихожанином, ходить (или ездить в коляске) в церковь с родителями каждую субботу с младенчества и быть записанным в список будущих учеников с возраста не старше двух лет.
В этих школах учат не только отвечать на тесты, но прежде всего писать сочинения, говорить с уверенностью древнегреческого оратора на любые темы и писать научные работы с младших классов. В этих школах еще в 1980-х годах вводили изменения, заимствованные из советской школьной системы, особенно из опыта специальных школ с углубленным изучением физики, математики или гуманитарных предметов, например, иностранных языков. В этих британских школах до сих пор обсуждают необходимость дальнейшей реформы образования с учетом советской школьной и академической науки, правда, на основе уже своих новых разработок педагогической науки, и не подозревают о том, что в нынешней России советскую систему опускают до британской школы для мигрантов и бедных слоев.
В элитных школах британцев готовят к поступлению исключительно в университеты первой десятки, а после университетов становиться теми, кто творит новое, придумывает то, чего пока не было, открывать новые горизонты. В худшем случае, становиться политиками, адвокатами, играть на финансовых биржах, преподавать, программировать или писать аналитические статьи. При этом, изощренность их ума гипертрофируется типичным для англичан лицемерием, скрытностью, эгоизмом и неистребимым желанием пиратствовать.
Эти британцы говорят одно, думают другое, имеют ввиду третье, а ведут дело к четвертому. Они мастера намёков. Они с ходу понимают любой намёк, полунамёк или отсутствие намёка, если таковой ожидался, причем в этом случае молчание и отсутствие намёка производит самое сильное на них впечатление. Отсутствие ожидаемого слова или намёка равно для них самому громкому заявлению.
Разгадывать словесные ребусы моих друзей британцев – самое интересное моё занятие в Лондоне. К сожалению, у меня не всегда получается эти ребусы–намёки разгадать. И тогда мне на помощь приходят несколько друзей англичан, которые воспринимают мои попытки познать британскую умственную извращенность с радостью колониального аристократа-натуралиста XVIII века, который где-нибудь в Хайдарабаде или Джайпуре учил индийского раджу пить джин с тоником и чай с молоком.
«Валерий, направляю письмо Д… . Он пишет… . В действительности, он хочет сказать… . Это означает …» Ну, приблизительно по этой схеме. Конечно, не всегда. Меня все-таки считают неприлично сообразительным для неангличанина, но периодически и мне требуется разжевывать написанное. Иногда я сам, разозленный способностью британцев не называть вещи своими именами, прошу их разжевать и переварить то, что мне пишут: «Тим, получил письмо от …. . Письмо очень интересное, но не мог бы ты мне объяснить, что он имеет ввиду реально. Моей сообразительности на разгадку этого … не хватает…»
Так вот, британцы проявили свои качества в ходе подготовки референдума о выходе из ЕС блестяще. Одни решили вопрос просто, рефлексом на раздражение, которое у них вызывали Кэмерон, политика, при которой они теряют достойную, с их точки зрения, работу и переходят на другую, теряя при этом в правах и зарплатах. Они проголосовали, среагировав на мысль о том, что Британия кормит армию чиновников в Брюсселе, тратя на них больше своего военного бюджета. Они среагировали на мигрантов, которые скапливались как раз там, заполняя городки, больницы и школы, где живет, лечится и учится народ привыкший «кликать кнопкой», а также на рост налогов, стоимости жилья, на мысль о том, что ни им, ни их потомкам никогда уже не суждено купить жилье в собственность. Никогда. Никакого. А таких 60% британцев. И будет 80% всего лишь через 10 лет…
Британцы, которые находятся на другом полюсе умственного и морального развития (или деградации, бывает всякое), затеяли вокруг референдума такие игры, такие намёки накрутили и напутали, что сами потерялись и запутались, обманули сами себя и мир заодно с собой.
Вот, например, для чего премьер министр Дэвид Кэмерон затеял этот референдум, который угробил его политическую карьеру? Давайте разбираться. Итак,
Во-первых, для того, чтобы придавить ЮКИП, молодую партию «независимости Великобритании», которая выступала против мигрантов и за выход из ЕС. ЮКИП забирала на выборах голоса у консерваторов, обещая, если придет к власти, закрыть границы и провести референдум о выходе из ЕС. Кэмерон решил перехватить инициативу, провести референдум победить и закрыть вопрос, прихлопнув тем самым ЮКИП.
Во-вторых, он хотел придавить группу в собственной Консервативной партии, которая выступала за реформы ЕС или за выход из ЕС, если реформы будут невозможны.
Тут уже начинались «британские игры ума». С одной стороны, части консерваторов было «противно» платить десятки миллиардов фунтов на кормежку и размножение евробюрократов, которые все больше забирали власти, демонстрируя при этом все меньше ума и профессионализма. С другой стороны, референдум и полемика вокруг него давала возможность некоторым политикам, например, таким как Майкл Гоув, одному из наиболее интеллектуально одаренных консерваторов из друзей Дэвида Кэмерона, раскрутить себя и выйти в авангард борьбы за пост лидера партии после ухода Кэмерона с поста премьера.
Этот же аспект интересовал и тех, кто, как, например, нынешний министр финансов Джордж Осборн, хотел победой над евроскептиками в своей партии (в частности, над тем же Гоувом) убрать их со своего пути к креслу премьера.
И тем, и другим приятной была мысль о том, что если поставить вопрос о референдуме и напугать прилично Брюссель, Страсбург и Берлин с Парижем, то те будут вынуждены пойти на реальные уступки для Британии, а если выторговать что-то приличное, что-то особое, то это сильно понравится британским избирателям, и консерваторы могут рассчитывать на победу на следующих выборах почти гарантировано.
Кэмерон, в свою очередь, мог рассчитывать на то, чтобы стать легендарным премьером и уйти с поста победителем, если он сделает особыми условия для Британии в ЕС. Лондон станет особым членом ЕС, а сам Кэмерон останется в истории Британии особым премьером и уйдет с поста премьера сам, по своей воле, находясь в высшей точке популярности. Потом всю жизнь можно будет… и так далее.
Но был еще один момент в плане Кэмерона о проведении референдума, и эта задумка пришлась по душе в Брюсселе, Страсбурге и Берлине. Британия считалась самым надежным членом ЕС среди стран евроскептиков. Да, в Британии были сильны настроения против ЕС, но громадное большинство населения, как показывали опросы, выступало за сохранения членства в Евросоюзе. Экономическая ситуация в Британии казалась стабильной, страна развивалась самыми быстрыми темпами среди стран ЕС. Британцы всегда отличались толерантностью в отношении мигрантов, эксцессы и выступления, конечно, были, но в подавляющем большинстве народ и политики миграцию приветствовали.
Таким образом, казалось, что если поставить вопрос о выходе из ЕС на референдуме именно в Британии, то есть раньше других стран, то победа Кэмерона и ЕС обеспечит покой и свободу от давления евроскептиков во всех странах Европы. Более того, это станет демонстрацией привлекательности ЕС и всего Европроекта, народы и политики из близлежащих стран еще сильнее потянутся в Брюссель, даже если сильнее тянуться уже почти невозможно (бедные украинцы уже почти надорвались, а турки уже бьются в истерике), а там может быть и другие, типа России, задумаются о вхождении в ЕС, естественно, на условиях Брюсселя.
Как говорил один не очень приятный персонаж о своих не очень приятных и достойных планах: «Если не всех обломаем, то всех поимеем!»
Однако, гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
(Продолжение следует)
