(Из серии “Арест Сергея Фургала. Причины и последствия”, часть 13)
1
Удивительная, но уже привычная сложилась ситуация. Все обсуждают раскол и противостояние элит в США: национальной и транснациональной, промышленной и финансовой, Трампа и Байдена, – но услышать или прочитать что-то хотя бы отдаленно напоминающее анализ главных причин нынешнего раскола американских элит, бизнеса, государственного аппарата, народа до сих не представляется возможным. Как невозможно прочитать что-нибудь толковое о том, как это связано с Россией и что ждет Россию в будущем.
В самой России идет скольжение по поверхности событий. Нет ни попытки найти причин кризиса современного капитализма в США, нет даже постановки такой задачи. Элита этим интересуется, но не понимает, что происходит и готова подстроиться под любой вариант развития событий. Политологи и экономисты сосредоточены исключительно на попытке сохранить умный вид и произнести слитно, с чувством и выражением интерпретацию того, что прочитали в интернете у своих «коллег по цеху». Самые «ценные» комментаторы выдают «свое» мнение, за которое во многих странах могут перестать подавать руку, и выдают его с выражением на лице и в голосе, которое не оставляет сомнений в их преданности «России» и «Кремлю».
На Западе, в США и Европе есть небольшая, узкая группа ученых, в основном экономистов и социологов в университетах, которые сумели нащупать или докопаться до процессов, связаных напрямую с глубинными причинами кризиса современного капитализма, однако их голоса не особенно слышны. И есть несколько причин того, что их держат в загоне второго эшелона, почему на них пока не обращают серьезного внимания западные правительства, политические элиты и СМИ.
Первая причина состоит в том, что элитам сейчас не до глубинных причин их раскола. В эпоху функционализма элитам выяснение глубинных причин не нужно. Для них важен сам бой, война, само противостояние, которое вошло в фазу, когда, как им кажется, вполне возможно уничтожение одной из сторон. Исследовать причины, искать пути разрешенения противоречий они начнут тогда, когда ситуация зайдет в тупик, уничтожение станет реальностью неизбежной, возникнет страх и необходимость компромисса, то есть наступит время не «разбрасывать камни», а «собирать камни», и нужно будет «взяться за ум».
Вторая причина состоит в том, что противостояния и конфликты,- и это тоже естественно для эпохи функционализма, – становятся все более многочисленными и глубоко личными, превращая ситуацию в «слабо управляемый» хаос. Это не просто конкуренция и столкновение интересов, а война на личной ненависти, на мщении за унижение, в отместку за потерянные годы, карьеры и богатства, оскорбления. Это война предельно эмоциональная… Тут не до причин и холодного их анализа.
Третья причина обусловлена тем, что существующие исследования, которые выводят на понимание причин кризиса, не носят комплексного характера. Большинство из ученых вышли на лежащие в основе кризиса проблемы и противоречия в ходе поиска решений других, часто конкретных и «рабочих» для политиков, бизнеса и общества проблем, попытки решения которых были вызваны чисто политическими задачами и деловыми интересами: бизнес и политика, ничего более. И если посмотреть работы этих социальных экономистов, то каждая из них охватывает лишь отдельный аспект, анализирует происходящие в мире процессы, имея своей задачей решение конкретной практической задачи. Их идеи еще надо собирать в одну картину и попытаться выявить сущность происходящего. Комплексный подход на сегодняшний день отсутствует, и конфликтующие элиты не могут увидеть реальный путь разрешения главного противоречия, хотя не просто сталкиваются с ним, но живут в этом противоречии, которое определяет их жизни и действия…
Есть и другие причины, более существенные, но мы к ним придем чуть позже, потому что для их понимания читателям нужно хотя бы вкратце познакомиться с теми работами ученых, о которых я уже коротко упоминул и которые начали когда-то создавать и постепенно создают основу для новой идеологии, которая и станет той материальной силой, которая, надеюсь, изменит мир…
Итак,
2
Где деньги, Зин?
Лет тридцать назад руководители корпораций обратились в американские и английские университеты с вопросом: почему некоторые компании имеют капитализацию, стоимость акций, финансовые возможности, а также влияние намного более значительное, чем другие компании, работающие в той же сфере, хотя годовые обороты, доходы, прибыль и материальные активы их сопоставимы?
Например, торговые сети Х и Y (называть конкретные компании не будем, чтобы не делать рекламу и антирекламу) имели близкие обороты, доходы, сопоставимые по номенклатуре и стоимости товары на складах и в торговых сетях, близкие суммы наличных денег на счетах, приблизительно равный объём кредитной задолженности, однако капитализация и стоимость акций компании Х вдруг начала расти и в несколько раз превысила стоимость акций и капитализацию компании Y. В чем дело? Как можно резко повысить капитализацию Y?
Или, почему у компании, созданной совсем недавно, не обладающей ни значительными материальными ресурсами, ни мощной производственной базой, у компании, которая создана на идее, не гарантирующей огромной прибыли в будущем, а только вселяющей на нее надежды, у компании, которая работает пока в убыток, у этой компании капитализация вдруг выросла и продолжает расти огромными темпами? И это невозможно объяснить традиционными основаниями. Неужели это объясняется только рекламой и готовностью рисковать со стороны финансовых и биржевых спекулянтов?
Почему среди компаний, работающих в сфере обслуживания зданий и управления крупными объектами, появились компании, которые получают несоизмеримо большую прибыль, чем не только производители, например, оборудования для зданий, но и другие компании той же сферы деятельности?
Почему капитализация компаний, развивающих новые технологии, например, информационные, в том числе интернет-компаний, которые не имеют ни сырьевых, ни других материальных ресурсов, ни производств и почти полностью зависят от такого нестабильного и даже эфемерного показателя как число пользователей и подписчиков, почему их капитализация и прибыли растут громадными темпами по сравнению с традиционными отраслями, в чем же дело?
Почему финансовые и инвестиционные компании, банки вкладывают в одни компании несоизмеримо больше, чем в другие? И что делать другим компаниям, как перестроить их работу, чтобы они могли поднять собственную капитализацию и эффективность, обеспечить рост прибыли?
Как могут биржи и банки использовать современные тенденции в бизнесе и экономике, понимая и применяя реальные механизмы, а не просто гоняясь за модой и тенденциями, которые легко могут оказаться временными или фальшивыми? Что стоит за этими тенденциями?
В то время, в начале 1990-х, я возглавлял филиал в Москве одной из крупнейших американских корпораций и не только слышал обсуждения этих проблем, но и участвовал в их решении применительно к тогдашней России. Кроме этого, позже я познакомился с некоторыми экономистами, которые начали искать ответы на подобные вопросы по заказу корпораций и международных финансовых организаций. Они нашли некоторые объяснения этим процессам и использовали свои наработки для перестройки работы заинтересованных корпораций, войдя в состав их Советов директоров, или создали консультативные компании по обслуживанию бизнеса. При этом, некоторые аспекты найденных решений оказались для них самих неожиданными.
Более того, когда я заметил (с некоторой долей шутки), что они развивают марксизм, и спросил их об этом, оказалось, что они никогда Маркса серьезно не читали и воспитаны были к коммунизму резко отрицательно («советская диктатура» и так далее). И слушали они и смотрели на меня не только с удивлением, но и с большим интересом. Оказалось, что своим замечанием я подсказал им ответ на вопрос, который в слух и открыто они себе задать не хотели: почему их идеи привлекают прежде всего левую молодежь, среди которой попадаются те, причем в значительном числе, у кого популярностью пользуется давно отброшенный «устаревший» марксизм, что у тех профессоров в голове не укладывалось? При этом, сами профессора придерживались твердых консервативных христианских взглядов и моральных ценностей…
3
В чем правда, брат?
Что же произошло?
Началось все, как я уже отметил, с исследований несколько десятков лет назад, теперь казалось бы в далеком прошлом, хотя полученные тогда результаты для нынешней элиты России могут показаться неприятным, неожиданным и эксцентричным вариантом путешествия назад в будущее…
Упомянутые мной ранее западные социальные экономисты в результате своей работы, которую они выполняли по заказу корпораций, акционерных компаний и международных организаций, в частности, Всемирного Банка, вышли на то, что капитализация зависит не только от материальных ценностей и финансовых ресурсов, сколько от степени и характера развития отношений корпораций с партнерами, потребителями, конкурентами и другими активными участниками процесса производства и реализации продукции…
Но не только. Одним из самых важных факторов был уровень развития взаимодействия между руководителями корпорации, работниками всех уровней и акционерами…
Но и это было не все. Постепенно, ученые дошли, докопались до вывода, что значительную роль играли отношения с людьми, с местным населением, с организациями, в том числе общественными, которые вроде бы, как считалось до того, никакого прямого отношения к самой компании или корпорации не имели.
Например, какое влияние на капитализацию компании, которая владела и управляла торговой сетью в штате или графстве, могли иметь местные общественные благотворительные организации, занимающиеся защитой парков и лесов или обучением детей-инвалидов? Или фермерские производственные кооперативы, или местные футбольный и регбийный клубы? Или какое влияние на них имели государственные средние школы для детей из бедных семей? Или местный университет?
Оказалось, что их влияние на бизнес и капитализацию компаний при определенных условиях могло быть огромным. Компания, которая помогала этим организациям, в том числе поддерживая их пожертвованиями, предоставляя бесплатно часть товаров (пускай из не самых дорогих и популярных), принимая на работу на ответственные должности без конкурса добровольцев, проработавших несколько лет бесплатно в благотворительных организациях, и занимаясь другими подобными делами, имела огромные примущества перед конкурентами.
Во-первых, такая компания занимала быстро растущий и более устойчивый сегмент на рынке, обладая лучшим имиджем среди местных покупателей и более многочисленной и надежной группой постоянных клиентов, что особенно сказывалось во времена кризисов или обвалов покупательной способности населения (это, кстати, особо проявилось как раз сейчас во время коронавируса). В магазины такой компании люди приходили в первую очередь, а переставали ходить за покупками в последнюю очередь.
Участвуя в совместных мероприятиях с общественными организациями, представители компаний получали рекомендации и подсказки по расширению номенклатуры товаров, качеству поставок и по соответствию продаваемых товаров постоянно меняющемуся спросу. Изменился национальный состав местного населения? Увеличилось количество мигрантов, стал меняться социальный состав? Такая компания первой получала информацию о том, что будет пользоваться особым спросом у новых жителей, как надо изменить номенклатуру, где и у кого закупить продукцию лучшего качества, которая будет пользоваться особым спросом…
Если компания меняла систему взаимоотношений руководства и сотрудников, в том числе передавая часть акций в управление коллективу с правом участвовать в управлении и получать часть прибыли в качестве дивидендов или создавая свой пенсионный фонд, то эффективность работы резко возрастала, а количество постоянных покупателей вырастало скачкообразно. Родственники, друзья и знакомые сотрудников становились постоянными и верными клиентами.
Общаясь с местным населением, фермерами и школами, они приходили к пониманию или им подсказывали, что более выгодно будет не просто продавать продукты, имеющие растущий спрос, но производить их. Именно эти торговые компании первыми начали производить под собственной маркой товары, которые пользовались у местного населения постоянным спросом, но которые они раньше закупали в других регионах или за рубежом. Это давало возможность продавать произведенные товары без посредников, транспортных и таможенных расходов по значительно более низким ценам, и эти произведенные на месте товары имели постоянный гарантированный спрос среди местных жителей.
Далее появилась возможность не только заменять товары в своих магазинах, но и, например, создавать производство блюд для офисных работников с доставкой и «на вынос», а также для школьного питания. И школы стали закупать продукты гарантированного качества у местной компании за минимальную цену, улучшая питание школьников и поддерживая местных производителей и население.
И в этих проектах по производству товаров участвовали местные фермеры, кооперативы, транспортные компании, строительные фирмы и благотворительные организации.
Компании начали вводить «карточки верных покупателей», на которые начислялись «очки» с каждой покупки, и покупатели имели право оплачивать накопленными «очками» товары. Таким образом, компании начали делиться прибылью с верными им покупателями.
В итоге, вокруг таких компаний создавался особый новый и в значительной части неформальный (многие взаимосвязи и отношения не были оформлены) общественно-деловой комплекс отношений, который обеспечивал заказами, работой, поддержкой десятки тысяч людей. Это в свою очередь через выборную систему делало компанию важным элементом системы местной власти, а через местную власть, в том числе партийные и общественные системы, такая компания начинала выходить на государственный и национальный уровень, а потом двигалась за границу. Все это приводило к новому и резкому росту ее капитализации.
В конце 1990-х годов стоимость акций таких компаний уже в десятки раз стала превышать стоимость их активов, материальных и финансовых ресурсов…
Конечно, о важности и необходимости связей и взаимоотношений с партнерами и клиентами бизнесмены и экономисты знали давным-давно, однако комплекс отношений и взаимосвязей, как внутри бизнес-структур, так и с внешним миром, считался второстепенным, производным от материальных ресурсов, прежде всего производственных и финансовых активов. Новые исследования не просто поставили комплекс «Отношения» на один уровень с комплексом «Производительные силы+деньги», но и показали, что именно отношения формируют и определяют материальные силы в современной экономике.
Более того, комплекс «отношения» в бизнесе оказался более широким, чем было принято о нем думать. Он включал в себя не только производственные отношения, но и целую подсистему общественных отношений.
Более того, стало совершенно ясно, что такие компании стабилизируют социальную обстановку в регионах своей работы иповышают доверие населения к власти.
Но и наоборот. Отношения внутри компаний и местных общественных организаций, где гуманистическим аспектам не уделяется внимание, где преобладают моральные принципы, основанные на эгоизме, потребительском отношении к окружающим, жесткой конкуренции и подавлении слабых, создают конфликты, противоречия и напряжения в обществе и государстве в целом…
(Тут я вынужден заметить, что мое изложение представляет собой интерпретацию тех взглядов, которые были высказаны в исследованиях, проведенных в те и последующие годы. Как я уже говорил, комплексного подохода к изучению проблем не было, поэтому здесь я изложил свое понимание результатов работы западных экономистов-социологов. Точных цитат в моем тексте не так много. – ВМ)
И эти процессы пошли не только в торговых компаниях, но и в производственных корпорациях, банках, добывающих и перерабатывающих отраслях. И эти процессы не были связаны напрямую с использованием новых технологий, искусственного интеллекта, интернета, – там ситуация развивалась еще интереснее, и факторы, о которых я написал, играли в новых сферах экономики еще более важную роль. Об этом мы поговорим позже…
Конечно, тогда это было не массовое явление, но тенденция шла по нарастющей. Во всех отраслях выявлена была одна и та же закономерность: капитализация компаний напрямую зависела от уровня развития ее внутренних и внешних отношений и взаимодействий.
В капиталах таких компаний была выделена значительная доля, которая определялась не материальными ресурсами, деньгами и прямыми доходами, а именно морально-этическими стандартами, принятыми в компании, и социальными и гуманитарными связями и отношениями как внутри компаний, так и во вне. И доля этого капитала в некоторых компаниях в несколько раз превышала общую сумму их материальных и денежных ресурсов.
Стало понятно, что список участников бизнеса или заинтересованных в бизнесе сторон, называемых в английском языке «stakeholders», нужно было теперь значительно расширить. Наряду с внутренними участниками (акционерами и сотрудниками) и привычными внешними участниками (покупателями, поставщиками, заказчиками, консультантами, банками и другими партнерами) в число участников необхоимо было внести новые лица и организации, связи и отношения с которыми часто не только не отражались в документах, не фиксировались, но и не замечались, считались причудами, относились к сторонним видам деятельности, например, к благотворительности. И именно они, охватывающие иногда значительную часть местного населения, оказывались решающими вкладами в рост капитализации и стоимости компании.
И тут возникла еще одна из причин, четвертая, почему новое мировззрение так медленно и тяжело пробивает себе путь. Стало ясно, что фактически речь в новых исследованиях идет о процессе обобществления производства, капитала, компаний и корпораций, причем как о процессе объективном, позитивном, формирующем экономику и общественные отношения будущего. А это сильно попахивало марксизмом, ибо именно идея необходимости и объективной неизбежности обобществления капитала, производства, социальной сферы и государства лежала в основе идеи коммунистической общественно-экономической формации. Именно через обобществление лежал путь к коммунизму…
Этот вывод, мягко говоря, напряг капиталистические элиты. К таким идеям этим надо было отнестись с осторожностью…
Одновременно, все это поставило ряд вопросов:
– Как обозначить ту часть стоимости компании, ее капитализации, которая прибавлялась за счет развития социальных, общественных взаимодействий, за счет общественных связей и человеческого фактора? Это был уже другой капитал, другой по сути…
И этот феномен получил название «социальный капитал».
– Как назвать новый подход к анализу состояния бизнес структур и их оценке, в том числе стоимости?
И этот подход получил название «реляционизм» или, чаще, реляционное мышление (от английского «relation» – связь, отношение, – «Relational thinking»), потому что именно подход к анализу явлений с точки зрения комплекса внутренних и внешний отношений и взаимодействий дал возможность не только выделить социальный капитал, но и раскрыть пути его формирования и развития.
– Как эти новые явления будут влиять в дальнейшем на развитие мировой экономики, каким будет мир, если пойдет по этому пути?
А вот тут, в ситуации, когда вопрос о будущем марксизма, коммунизма и социализма был закрыт конценсусом правящих элит и научным сообществом, которые пришли к почти единодушному мнению, что эпоха социализма и коммунизма закончена, возникли идеи и понятия «посткапитализм» и «постсоциализм», но эти идеи ничего конкретного предложить не смогли. Это не была идеология, которая могла стать, по Марксу, материальной силой, которая способна перевернуть другую материальную силу. Это были типичные идеи из роя идей эпохи функционализма, что отразилось и в самих названиях, ограниченных отрицаниями существующих понятий. Они, эти отрицания, не несли принципиально нового смысла и качества…
4
«Там, где Небо сходится с Землей»
Тут я на некоторое время хочу прервать свой рассказ об экономических и социальных теориях и рассказать о самих теоретиках.
В общении с ними я обратил внимание на один факт, который мне показался естественным, но который, я уверен, для большинства российских читателей будет интересен или даже удивителен.
Почти все социальные экономисты, с которыми я познакомился и общался, кто продвигал идеи, о которых я здесь рассказываю, были самой строгой христианской веры, в большинстве своем, протестанты, хотя были и католики (сам я участвовал в их работе очень ограниченно, в роли консультанта и только в тех проектах, которые касались постсоветского пространства, потому что о мире бывшего СССР они имели представление, сформированное BBC-CNN, и им постоянно был нужен, как они меня называли, «переводчик культуры»). Небольшое исключение составляли те, кто с молодых лет был марксистом, и в душе, им остался, но не бравировал этим, наверное, понимая, что «времена не те». Среди них мне встретился один, и о нем я расскажу ниже, кто был пастором и совмещал веру в Бога и служение в церкви с левыми взглядами на общество и мировую политику…
Cвой рассказ я начну с истории двоих: профессора Майкла Шлютера и пастора Джереми Айва. Оба они родились в Южной Африке. Предки Шлютера прибыли в Африку из Германии, а Айва из Англии. Южноафриканская родина их сблизила, когда в начале 1980-х они встретились в Англии, в Кембридже. Разница в возрасте у них приличная (Майкл старше Джереми лет на двадцать), и Шлютер в то время уже преподавал, а Джереми изучал историю Англии XVII века. Пастором он стал позже, после учебы на теологическом факультете Оксфорда.
На фото: Майкл Шлютер, «социальный мыслитель, социальный предприниматель и основатель Британского фонда отношений», работал в Корнельском университете (США) и Кембридже (Великобритания), а также экономистом в Исследовательском институте продовольственной политики (IFPRI), выполнял исследования для Всемирного банка. В настоящее время он является президентом и главным исполнительным директором компании Relational Peacebuilding Initiatives, а также учредителем целой сети смежных организаций
Майкл Шлютер был всегда «мягким антикоммунистом» и стал проявлять некоторый интерес к истории и идеям, появившемся в коммунистическом движении начала ХХ века, в частности, к идеям Александра Богданова, только после нашего общения, назвав меня за это в шутку «мой учитель». Джереми же всегда интересовался идеями социализма и историей СССР, но будучи английским священником старался этого не подчеркивать.
На фото: пастор Джереми Айв
Сблизили Майкла и Джереми в Кембридже не только принадлежность к южноафриканской диаспоре, но и твердая христианская вера в то, что отношения определяют жизнь, а не деньги, богатства и материальные блага. А в центре комплекса отношений, в его основе лежат морально-этические принципы, которые и определяют характер и природу отношений.
Оба они исповедовали главный моральный принцип, который проповедовал Иисус : «Как хотите, чтобы поступали с вами люди, поступайте и вы с ними» или «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе», или отрицательная формулировка этого правила: «Не делайте другим того, чего не хотите себе». Или как сказано в Евангелии от Матфея: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки».
Это «золотое правило нравственности» издревле известно в религиозных и философских учениях Востока и Запада. Оно лежит в основе всех мировых религий.
В иудаизме, в Пятикнижии: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».
В исламе, в «Сунне» приведено изречение Мухаммеда, который так учил высшему принципу веры: «Делайте всем людям то, что вы желали бы, чтобы вам делали люди, и не делайте другим того, чего вы не желали бы себе».
В индуизме, в «Махабхарате»: «Пусть [человек] не причиняет другому того, что неприятно ему самому. Такова вкратце дхарма — прочее проистекает от желания.»
У Конфуция: «Не делай другим того, чего не желаешь себе». Ученик спросил: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Учитель ответил: «Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе.»
Религии поддрежала философия и литература. Эммануил Кант сформулировал свой «категорический императив», то есть философское золотое и незыблемое правило нравственности, почти цитируя Христа, Конфуция и Магомеда, хотя и на свой немецкий манер: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом».
Однако в эпоху современную, когда функционализм стал главным, а в некоторых государствах единственным мировоззрением политических и бизнес элит, о золотом правиле нравственности вспоминают лишь в храмах, да и то не обращая внимания и особо не задумываясь. Более того, в государственной политике и бизнесе давно приняты и считаются незыблимыми правила полностью противоположные принципу, который проповедовали Иисус, Магомед, Конфуций, Кришна и Кант.
Майкла Шлютера и Джереми Айва сблизило еще и понимание того, что многие конфликты в современном мире не разрешаются не потому, что их нельзя разрешить, а потому, что сами конфликты созданы, а попытки их разрешить организованы из чисто корыстных интересов и преследуют только одну цель: добиться преимущества и выгоды за счет другой стороны.
Для западноевропейских протестантов, в том числе с корнями в Южной Африке (не надо забывать, что это были времена апартеида), «разумный» эгоизм был естественным. Однако, Шлютер и Айв исходили из того, что степень «разумности» в современном политическом «эгоизме» превышает все разумные пределы и противоречит христианству. Этот «разумный эгоизм» политиков противоречил заповедям Христа. Из этого Майкл Шлютер и Джереми Айв, который присоединился к Майклу как к старшему, как к лидеру, сделали вывод: нужна новая нравственная основа для переговоров, другие принципы их организации и проведения, другой путь разрешения конфликтных ситуаций и поиска мирных решений.
5
Рождение нового подхода к миростроительству
Повод применить свои идеи и проверить их на практике представился сразу, и этот повод был важным, потому что от решения проблемы зависело будущее их близких, родных, их родины – ЮАР.
В конце 1980-х заканчивалась эпоха апартеида, и как это бывает при смене политических систем, страна сваливалась в хаос. Конфликтность, раскол и насилие бесконтрольно нарастали. Представители Панафриканского конгресса решили отомстить белым за годы апартеида, причем самым жестоким способом – истребить всех белых. У чернокожих появился соответствующий лозунг – «Один фермер – одна пуля!» Естественно, белые без боя сдаваться не собирались. В те годы в ЮАР ежедневно выдавалось по 500 лицензий на ношение оружия.
Нарастали противоречия не только между белыми и черными, но и среди чернокожего населения. Конституция, которую предложил Нельсон Мандела и его стороннки, не понравилась защитникам прав этнического населения зулу. Это движение под названием «Инката» посчитало, что Мандела и его окружение пытаются создать новую диктатуру. «Инката» решила воевать.
Ситуация настолько обострилась, что все понимали, что война всех со всеми практически неизбежна. Однако большинство белых и черных южноафриканцев искренне не хотели потоков крови и желали, чтобы переход от апартеида к демократии прошел мирно.
Такая ситуация предоставила шанс новым идеям получить опробирование на практике, тем более, что Майкл Шлютер имел хорошие выходы на лидеров противостоящих сторон и предложил способ поиска мирного разрешения противоречий и конфликтов, который не мешал действовать другим, прежде всего, политикам высшего уровня, не отталкивал их в сторону, не лишал их контроля за процессом и не задевал их самолюбия. При этом, в случае успеха вся слава и все политические дивиденды доставались именно официальным политическим лидерам.
Предложение Майкла Шлютера состояло в следующем.
Наряду с официальным и главным переговорным процессом, который до тех пор безрезультатно пытались вести руководители конфликтующих сторон и который должен был продолжаться, Шлютер предложил организовать параллельный процесс, скрытый от публики и общественности, в котором принять участие должны были не руководители и не их прямые подчиненные, а люди, которые а) принадлежали ко всем противоборствующим лагерям, сторонам и партиям, б) были уважаемыми и влиятельными, в) не занимали официальных позиций, г) должны были не просто быть известны политическим лидерам, но иметь к ним прямой доступ и иметь их доверие.
Тот факт, что они не занимали официальных позиций, давало участникам переговоров возможность свободно, без давления и контроля со стороны политиков, высказывать свое мнение, обсуждать предложения других и искать варианты компромисса. Они не обязаны были слепо отстаивать официальные позиции и выполнять указания. Прямые выходы на политических руководителей, в случае позитивного результата, позволяли им информировать лидеров напрямую, без задержки или искажений.
При этом, Шлютер считал необходимым, чтобы участники этих переговоров, при всех различиях в позициях и взглядах, должны были искренне желать мирного решения и недопущения гражданской войны в ЮАР.
Этот процесс должен был проходить секретно, без какого-либо освещения в средствах массовой информации, за границами ЮАР, без давления и интриг со стороны политиков, и жить и встречаться участники должны были в одном месте, то есть им предстояло провести некоторое время в узком кругу. Переговорный процесс состоял из серий отдельных встреч-конференций, каждая из которых была посвящена одной проблеме.
Этот второй переговорный процесс как метод и механизм разрешения конфликтов получил название «Track-2», в отличие от первого, основного процесса официальных переговоров, о котором все знали и который широко освещался в СМИ, получившего соответственно обозначение «Track-1».
Официально проект Майкла Шлютера в ЮАР получил название Newick Park Initiative (NPI). Назван он был по месту проведения конференций «Track-2»: именно в отеле Newick Park, в комплексе парк – отель в английском графстве Эссекс, далеко от шума Лондона и еще дальше от страстей и конфликтов ЮАР, белые и чернокожие участники конференций не только проводили свои встречи и обсуждения, но и жили, проводя совместно свободное от обсуждений время. Финансировался этот проект богатыми белыми гражданами ЮАР и донорами из Великобритании и других стран.
На фото: Newick Park, Эссекс, Англия
Был еще и «Track-3» или, как его называли по месту проведения переговоров, ‘Mells Park’ initiative. Это были полностью секретные переговоры, на которых обсуждались условия освобождения Нельсона Манделы и технические вопросы организации процесса передачи власти. Переговоры эти вели политические власти ЮАР и руководство Африканского национального конгресса.
Переговорный процесс «Track-2» проходил десять лет: с 1987 до передачи власти от белого меньшинства чернокожему населению в 1994 году, а затем в первые годы новой власти до 1997 года, и состоял из отдельных конференций по различным проблемам, возникавшим в ходе подготовки перехода от апартеида к демократии и в начальный период становления нового государства.
Процесс был разделен на два потока: по политическим проблемам и экономике. Майкл Шлютер, кроме общего руководства, взял на себя экономический блок и вел процесс поиска компромиссов и решений по экономическим проблемам, а Джереми Айв вел обсуждения по политическим вопросам.
Первые конференции, на которых встретились сторонники Африканского национального конгресса (АНК) и политического руководства белого меньшинства (позже к ним присоединились и представители «Инкаты»), проходили шумно и яростно. Участники обвиняли друг друга, и казалось, что договориться они никогда не смогут. Но Майкл и Джереми, а также их помощники дали всем выговориться, и в ходе перепалок смогли нащупать и выделить те вопросы и проблемы, пусть не самые главные, решения по которым могло быть найдено. Именно с решения этих вопросов и начался уже реальный переговорный процесс.
И случилось то, что никто не ожидал в первые дни, когда неприязнь, вражда, недоверие и взаимные претензии вылились в «шум и ярость». Как только участники сконцентрировались на тех позициях, по которым можно было найти компромиссы, и когда вдруг у людей забрезжил слабый луч надежды на возможный положительный результат, среди участников начало рождаться чувство доверия друг другу и слабая вера в их совместное дело, и эти доверие и вера росли от заседания к заседанию, от конференции к конференции по ходу решения небольших частных проблем.
Возникло понимание и убежденность в том, что они, представители враждующих лагерей, еще недавно не верившие, что найдется способ избежать массовых убийств и гражданской войны, теперь смогут найти те решения и компромиссы, которые будут приняты политическими лидерами и которые создадут основу для мирных соглашений.
Именно Track-2 в огромной степени создал в ЮАР условия для мирного перехода от апартеида, позволил избежать ужасов расовой и межэтнической гражданской войны…
Для широкой публики эта работа осталась практически неизвестной. Однако, опыт Майкла Шлютера не остался без внимания политиков, и он и его команда были привлечены к мирному урегулированию в Руанде после геноцида, а затем к организации мирного процесса между Северным и Южным Суданом. В 2005 году была создана организация Concordis International, которая работает до сих пор и специализируется на решении конфликтов, в основном, в Африке.
Сейчас Concordis работает независимо от Шлютера, а он создал несколько организаций в Кембридже и Женеве, в том числе Relational Peacebuilding Initiatives, которая в настоящее время занимается мирным процесом между Северной и Южной Кореями.
Все эти годы, наряду с решениями конфликтных ситуаций, Майкл активно занимался экономическими проблемами, включая изучение природы социального капитала, работая по заказам корпораций и международных ораниаций, в том числе Всемирного банка.
Он изложил свои идеи в ряде книг, в частности, “ The ‘R’ Factor”, написанной в соавторстве с Дэвидом Ли в 1993 году, “The Relational Manager” (2009), “Transforming Capitalism from Within” (2011), «After Capitalism: Rethinking Economic Relationships” (2013), написанной в соавторстве с Полом Милзом, который в то время работал во Всемирном банке, “The Relational Lens” (2017).
В этих книгах он создал и развивал теорию реляционизма, о которой я написал выше, и постепенно в зону его работы были вовлечены и другие сферы жизни помимо экономики и политики: образование (изменение системы образования, прежде всего школьного, за счет развития отношений между учащимися и между учащимися и преподавателями, а также между школами и внешними организациями), семья и семейные отношения…
7
«Пеплом станут в камине угли…»
Однако, не все сложилось так, как надеялись Майкл Шлютер, Джереми Айв, десятки социологов и экономистов, которые разделяли и разделяют до сих пор их идеи. Несмотря на видимые успехи и даже награждение Королевой Елизаветой II в 2009 Майкла Шлютера высшим Оденом Британской Империи (CBE), за прошедшие десятилетия положение кардинально не изменилось. Реляционное мышление оставалось и остается до сих пор трендом второго эшелона как в политике, так и в бизнесе, хотя основные причины блокирования реляционизма политическими и бизнес элитами различные.
В чем же дело? Начнем с политики. Почему в политике реляционизм не получил широкой поддержки и применения?
Оказалось, что миростроительный подход Шлютера через развитие отношений доверия и позитивного взаимодействия между конфликтующими народами и группами населения, через поиск компромиссов, обеспечивающих жизненные интересы всех участников конфликта, оказался востребован только в ситуации, когда именно интересы народа становились приритетом политики политических и бизнес элит, а это, в свою очередь, происходило только тогда, когда ставки в противостоянии поднимались до максимума, и интересы элиты и народа совпадали.
Именно это произошло в ЮАР при переходе от апартеида к демократии: альтернативой миру была всеобщая резня. Так было в Руанде, где геноцид уже начался, и не остановить его мировое сообщество не имело права. Но далее…
Казалось бы, мира хотят все народы. Однако, над народами, которые стремятся к миру, существует, управляя теми же народами, политическая и бизнес надстройка. А приходя в политику, становясь государственными деятелями, люди «становятся функциями», которые отстаивают интересы прежде всего элит.
Напомню слова Владимира Путина, произнесенные в ходе видеоконференции Валдайского клуба, которые я привел в предыдущем материале этой серии: “Вы знаете, меня мало что задевает, потому что я в известной степени при исполнении своих служебных обязанностей превращаюсь в функцию, и она, эта функция, имеет главную цель – обеспечение интересов российского народа, наших граждан и российского государства.” И я тогда заметил, что в этих словах заложено намного больше смысла, чем многие понимают. И такое впечатление, что и сам Путин не понимает полный смысл того, что он сказал. Попробую разъяснить…
Даже тогда, когда лидер государства видит свою функцию в «обеспечении интересов народа, граждан и государства», защита важнейших, жизненных интересов народа, граждан и государства не гарантируется. Все зависит от того, как лидер понимает эти интересы, что он считает главным в данной конкретной обстановке и ситуации, как понимает эти интересы его ближайшее окружение, то есть высший эшелон правящей элиты, и на сколько их интересы совпадают с интересами народа. В свою очередь, понимание и видение интересов народа, граждан и государства лидером и элитой определяется моральным кодом, заложенным в их сознание в период воспитания и сформированным в течение их жизни. А тут вариантов множество…
Вторая причина невостребованности реляционизма Шлютера состоит в том, что в международных или межнациональных конфликтах обычно задействованы многие игроки, в том числе внешние, которые не рискуют оказаться в ситуации, грозящей уничтожением их собственного населения или экономик, или даже личного богатства. Причем, в большинстве конфликтов именно внешние игроки являются сильнейшими и наиболее влиятельными участниками конфликта. При этом, они находятся вне зоны столкновений и часто практически ничем не рискуют, а это дает им возможность формировать конфликт в приоритете их собственных интересов над интересами других сторон и участников, в том числе тех, чьи жизненные интересы оказываются под непосредственной угрозой. Достаточно посмотреть в качестве примера на конфликт в Нагорном Карабахе (к этому мы вернемся в следующей части)…
Так получилось с попыткой Майкла Шлютера и Джереми Айва наладить «Track-2» в Украине в 2015-2016 годах с целью добиться мирного разрешение конфликта на Донбасе. В этой программе я принимал участие и могу судить как непосредственный участник и свидетель.
Поначалу все стороны выступали за мирное решение и готовы были активно участвовать в процессе поиска решений. Нашлись и люди, в том числе в Украине, которые стали активно нам помогать. Однако на политическом уровне не только в Киеве, но и в столицах внешних игроков процесс стал буксовать, фактически не начавшись…
Хотите организовать лекции и переговоры в Киеве? Пожалуйста, нет проблем. Нужно провести исследование ситуации в Донбасе и подготовить аналитический доклад для руководства ЕС, украинского правительства и кому там еще интересно? С удовольствием проведем и напишем. Главное – найдите деньги и профинансируйте. Напишем все, что хотите, и все исследуем, что профинансируете. Мы любим писать и получать гранты, в Брюсселе очень любят получать доклады и исследования. Там уже работают на постоянке 84 консультанта по Украине, и докладами набиты шкафы в архивах. Правда, консультанты сказать что-то толковое не могут три года, доклады никто не читает, что делать – непонятно, но бюджет выделяется и работа идет, не оставляя после себя ничего кроме изжоги и раздражения… Есть у вас идеи? Отлично, мы их возьмем на вооружение, но так, чтобы консультанты свои рабочие места не потеряли, и… хорошо бы вы нам помогли отрубить водоснабжение этим сепаратистам…
На лекциях дело и остановилось…
На фото: Джереми Айв в Киеве, 2016 год
И здесь необходимо выделить самую главную – сущностную – характеристику реляционного подхода Шлютера к решению политических конфликтов: в его основе, как и в случае социального капитала, лежала идея обобщестления политических процессов, государственного управления и системы регулирования международных отношений.
Именно привлечение народа, громадного большинства населения к решению конфликтов и противоречий через привлечение их представителей, то есть независимых от государства и политических партий общественных деятелей, напрямую представляющих все значительные социальные группы и слои населения и отстаивающих интересы именно населения, к участию в поиске компромиссов с целью избежания и недопущения развития систуации, при которой одной из групп будет нанесен непоправимый ущерб, по сути своей являлось конкретной реализацией идеи обобществления политических и государственных органов. А именно идея обобществления лежит в основе марксизма. Таким образом, «мягкий антикоммунист» Майкл Шлютер заложил основу нового подхода к решению политических и социальных конфликтов, который в основе своей имеет марксистскую составляющую. «Вот такая загагулина…»
Тут надо признать и другую связь реляционизма и марксизма: применение реляционизма на практике доказало, что обобществление неизбежно приходит в противоречие с частными интересами капиталистических бизнес и политических элит. И только в ситуации, когда угроза уничтожения нависает над элитами так же, как и над всеми другими группами населения, может заставить элиты применить механизмы решения проблем, в основе которых лежит принцип обобществления, то есть перехода к системе народовластия.
Возьмем в качестве примера конфликт в Нагорном Карабахе…
Но здесь нам придется прерваться. К Карабаху, как и к связи между, с доной стороны, нынешним этапом технологической революцией, развитием информационных технологий, сетевых сообществ, дальнейшей трансформацией капиталов и, с другой стороны, расколом элит в США, а также связью всего этого комплекса с тем, что зарождается в России, в частности, в Хабаровске, мы вернемся в следующем материале…
(Продолжение следует)
